Могильщик. Трое отвергнутых

Меньшее зло, да, могильщик? Вот так оно выглядит?

– Это ваша жизнь, а я здесь чужак. Делайте, что считаете нужным, но я в этом участвовать не собираюсь.

Впрочем, Крамни не стал дожидаться его ответа. Двое пастухов, пришедших с заднего двора, уже помогали своему главарю подпирать двери копьями. Об окнах можно было и вовсе не беспокоится - хуторяне сами заколотили их, готовясь к нападению. Плачь, доносящийся из дома, перешёл в обречённый вой, когда дым начал проникать в дом. Дверь попытались выбить изнутри, но изгои хорошо её заблокировали. Крыша занималась огнём всё сильней, уже слышалось жаркое потрескивание горящего дерева.

Могильщик выругался и отвернулся. Хотелось прирезать каждого из этих ублюдков. Но... но всё идёт так, как идёт.

– Мирека, - едва слышно прошептал Хасл.
– Мирека...

Неожиданно его правая рука с чудовищной силой сжала плечо могильщика.

– Мирека!
– взревел Хасл, отшвыривая того, кто держал его.
– МИРЕКА!!!

Он рванул вперёд, в одну секунду перекрывая большую часть расстояния, отделяющего его от дома. Но остальную часть ему даже не нужно было проходить. Призрачные руки протянулись к дверям.

– Эй, парень, ты...

Крамни едва успел увернуться от двери, которая вылетела из проёма так, будто её выбило тараном. Хуторянки вывалились наружу, но и их всех расшвыряло по сторонам. Хасл буквально подлетел к дому, ворвался в пустой дверной проём и подхватил Миреку, которую едва не задавили.

Слышались стоны и проклятья, но охотнику было на них плевать. Он уселся прямо на землю и принялся баюкать свою возлюбленную, находящуюся в полубессознательном состоянии. Никто из хуторянок и детей сильно не пострадал, даже, которых расшвырял магией Хасл.

Некпре выл и, валяясь на земле, благодарил за спасение. К нему уже приближался Сухорукий.

– Твой отец предал моего сына, - сказал он, в тот же миг, как его нож вонзился в шею младшего сына Викле.
– За это ты и умираешь.

Хасл полубезумным взглядом обвёл хутор. Дым от крыши валил чёрными клубами, но огня уже не было - охотник затушил его, сам не поняв как. Если хуторянкам не найдётся места в городе, они смогут вернуться...

Нет. Плевать. Главное, что Мирека жива, вот она, в его руках. Девушка заплакала, и Хасл гладил её волосы, не зная как успокоить. Она не пыталась вырываться, но в его руках как будто была статуя, а не живая девушка.

И тут Хасл понял, кто его держал. Вернее, не держал, а поддерживал, не давал упасть. Помогал. А он...

Могильщик. Что с ним?

Хасл нашёл его взглядом. Велион поднимался с земли, из его носа хлестала кровь, бок стал совсем чёрным из-за разошедшихся швов, но он был жив, и это главное. Они живы.

Могильщик поднялся, пошатнулся, цыкнув, ощупал раненый бок, угрюмо посмотрел на оставшихся в живых и погибших хуторян, потом уставился на Хасла. Снял перчатку с правой руки, утёр голой ладонью лицо, перепачканное кровью и грязью, сплюнул и устало сказал:

– Всё, блядь, из-за баб.

Глава шестнадцатая. Мёртвый город (1/3)

Могильщик шипел и ругался сквозь зубы, надевая на себя рубаху. Умельцев, способных зашить рану на боку, среди пастухов не нашлось, пришлось затянуть рёбра в тугую широкую повязку, мгновенно напитавшуюся кровью. Впрочем, всё было не так уж и плохо - разошлось только три шва из восьми.

Он опробовал пару трофейных клинков и остановился на сабле, которой Викле едва не прикончил охотника. Несмотря на возраст (оружие явно относилось ещё к довоенным временам), у сабли было прилично заточенное и почти не потраченное лезвие, заостряющееся к концу и имеющее длину в сорок дюймов, да пятую часть от этого добавляла рукоять. Эфес довоенный мастер выполнил в форме овала с отходящей С-образной дужкой, защищающей пальцы. Совершив пару пробных выпадов, Велион снял с пояса Викле ножны. Таким оружием можно было и колоть, и рубить.

Проблема в том, чтобы маг позволил себя рубить и колоть.

Тела погибших хуторян и их приспешников свалили в кучу, баб и детей к ним не подпускали. Те сейчас разбежались по домам, откуда слышался их траурный вой. Одна лишь Мирека осталась с Хаслом: её мать чётко дала понять девушке, что теперь на хуторе её видеть не хотят. Хуторянка уселась посреди двора и уткнула лицо в колени, не реагируя на все попытки охотника поговорить с ней. Спустя несколько минут Хасл бросил эту затею и просто уселся рядом, вид у него при этом был как у побитой собаки. Это чувство усугубляли окровавленное лицо и слипшиеся от крови волосы.

Велион оставил их на время, пока ходил за своими вещами. Но вернувшись, понял, что ничего не изменилось - охотник и хуторянка сидели рядом с самым прискорбным видом, даже не поменяв позы.

– Хасл, - позвал он, толкая охотника в плечо, - нам нужно идти.

Парень поднял голову и невидяще уставился на могильщика.

– Идти?

– Да. Мы должны убить Урмеру, помнишь?

– Сейчас?

– А когда? Через пару лет?

– Но...

– Никаких «но»! Бери свою бабу в охапку и уходим.

– Но...

Велион уже начинал злиться.

– Думаешь, у нас есть время, чтобы утирать кому-то сопли? Единственное наше преимущество - это внезапность. Урмеру на хуторе нет, значит, он сдал своих союзников. Возможно, для того чтобы потянуть время и подготовиться к нашему приходу. Может быть, просто оставил на хуторян всю грязную работу. В любом случае, он уверен, что мы провозимся здесь до вечера, до завтра или вообще не справимся. Но хутор уже наш, хотя едва рассвело. Урмеру точно не ждёт, что мы заявимся в его логово к вечеру.

Но Хасл, кажется, даже не слышал. Он смотрел на могильщика пустыми глазами, его рот был полуоткрыт.

– Я едва не убил тебя, - промямлил он, наконец.
– Ты пытался мне помочь, а я потерял голову...

– Меня пытались убить много раз, и твоя попытка была одной из худших, поверь мне.
– Могильщик показал охотнику правый кулак, затянутый в чёрную кожу перчаток.
– Они рассеяли большую часть твоего удара.

– Я потерял голову...
– повторил охотник.

– Ты потеряешь её, если будешь сидеть здесь дальше.

– Но мы...

Велион схватил охотника за грудки и встряхнул с такой силой, что у Хасла клацнули зубы.

– Бери свою бабу в охапку и пошли, иначе уйду я, и разбирайся тогда со своими проблемами сам.

Это подействовало, но не Хасла, а на Миреку. Девушка поднялась с земли и долгим взглядом посмотрела на могильщика.

– Я знаю таких как ты, - сказала она, - они иногда приходили от Шранкта. На моей памяти их было трое. И с каждым происходило одно и то же - отец принимал их как дорогих гостей, убеждал, будто в Бергатте их убьют горожане, и заставлял таскать ему оружие из Шранкта в обмен на кров и еду. Но после первого же успешного похода он убивал и грабил их. Отец говорил, будто так делал ещё его дед. И я помню тебя. Если бы дровосеки тогда не ночевали у хутора, отец позвал бы тебя в гости, и ты уже тоже был бы мёртв, а так нам пришлось тебя прогнать. Ты пришёл отомстить за своих товарищей?