Могущество и честь

Этот лес был не из тех уютных и дремотных, по которым можно в задумчивости прогуливаться, забывая смотреть под ноги. Здесь чаще приходилось прыгать, чем шагать. Казалось, прежде чем засадить это место травой и деревьями, Творец предварительно как следует смял рельеф гармошкой, не заботясь навести ровные складки. Бесконечные провалы и горбы делали путешествие до крайности своеобразным, притом выматывающим занятием. Не выверенный должным образом прыжок вырывал клок дёрна вместе с опорным камнем, и нога скользила вниз. Пару раз я удерживался только на выучке, всё-таки удерживался, чтоб не клюнуть носом землю, и ещё пару раз ловил Аштию.

— Хочешь, я тебя понесу?

— Всё же я пока держусь на ногах. Но спасибо за предложение.

Казалось, Шунгрий хорошо знает местность, но даже если это и было не так, он каждый раз умудрялся выбрать более или менее проходимый участок леса. Ни разу не приходилось упираться в отвесную скалу или глубокий овраг, пересекающий наш путь, и лишь однажды мы оказались вынуждены карабкаться по довольно крутому склону. Но там нашлось за что уцепиться, и это решило проблему.

— Нам придётся остановиться, Аше, — сказал главный, а теперь уже и единственный телохранитель госпожи Солор. — Мы всё равно уже практически ни на что не способны. Надо отдохнуть.

— Давайте вот там, — предложила женщина, указав на сравнительно невысокую горушку в бахроме густых кустов, и я изумился, что при всей своей усталости она ещё способна что-то видеть. Я, к примеру, уже не особо-то годился в разведчики или дозорные.

— Принято. Я первым дежурю.

— Я могу. Я шла налегке.

— Не надо геройствовать, Аше. Прошу тебя. Серт, живо спать. Как-то с выносливостью у тебя не очень. Плохо, плохо.

— Намного лучше, чем было раньше, — пробормотал я в ответ сведёнными губами.

Проснулся же от лёгкого толчка в плечо. Шунгрий всмотрелся мне в лицо красными от недосыпа глазами, убедился, что я в себе и вполне адекватен, после чего упал лицом в папоротник. В полнейшей отключке.

Ночь шествовала сквозь нас, ночь царственная, как императрица, едва задевала нас краем своего подола и не дарила даже взглядом. Всё то, что было сейчас вокруг, зримо напоминало о могуществе и красоте, что существовали задолго до нас и будут существовать, когда от нас не останется и воспоминаний. Темнота не была сейчас нашей защитой, не становилась и настоящей помехой. Она просто существовала, существовала вечно, давая нам возможность причаститься своей беспредельности… После чего умереть, если так лягут карты.

Дурацкие мысли лезли в голову. Сейчас, как никогда, меня испугала развернувшаяся перед нами угнетающая перспектива. Я прежде не имел настоящей возможности задуматься о возможных последствиях нынешних событий как лично для меня, так и для всех, включая её светлость. Теперь же осознал, что лучше мне было не задумываться на эту тему вовсе. Как-то спокойней оказалось существовать одним днём, одним часом, одной минутой, когда будущее столь туманно. Ночной лес хранил загадочное молчание, и хотелось верить, что тишина — знак покоя, а не угрозы.

Аштия проснулась ближе к восходу — легко было определить, что он подступает, по мелкой прохватывающей дрожи. Женщина поднялась почти бесшумно и подсела ко мне, кутаясь в плащи: дневной, шёлковый, послуживший ей тогда заменой Тристанова меча, и поверх — второй, толстый, тёплый. Она, как и все местные, была мерзлячкой.

— Мне не везёт эти дни.

— Не должно же везти вечно.

— Думаешь, удача меня оставила?

— Думаю, что ты лучше меня знаешь свою удачу, Аше.

Женщина посмотрела на меня без выражения, по-женски таинственно.

— Второй раз в жизни попадаю в такую ситуацию, и второй раз ты оказываешься рядом.

— Думаешь, я виноват? Нагоняю несчастья?

— Нет, конечно. Однако благополучное завершение того путешествия даёт мне надежду, что и теперь получится не хуже.

— Разве не ты говорила, что надежда должна жить всегда?

— Само собой. Иначе нет смысла сражаться. У моей бабки не было шансов добиться своего, но была надежда. У моей матери имелся крайне малый шанс на успех. Она держалась надеждой. И я. Дважды в своей жизни.

— Считая этот?

— Этот станет третьим, если мне и теперь повезёт. Но поклянись, что ты убьёшь меня, если увидишь, что надежда слишком призрачна. Я не желаю попадать в плен. Не желаю становиться объектом торга и козырем в чужих руках. В подобной ситуации моя смерть Солор куда выгоднее, чем плен.

— Почему?

— Тогда господином Солор станет мой сын. От его имени Раджеф, не сковываемый шантажом, сможет управлять полновластно и адекватно ситуации. Свободно.

— Тебе это важнее, чем собственная жизнь?

Аштия взглянула на меня не просто холодно — уничтожающе.

— Да. Судьба Солор для меня важнее, чем собственная жизнь. В нынешней сложной ситуации любая мелочь может сыграть роковую роль. И если есть возможность обезопасить графство от подобной мелочи, то как можно этого не сделать? Что тебя удивляет?

— Уже ничего.

Пару минут мы любовались тающей меж стволов темнотой и молочной белизной безветрия, изливающегося с небес. Вот оно, свидетельство скорого прихода дня. Ещё совсем немного, и станет вполне светло, можно будет отправляться в путь без боязни просмотреть какую-нибудь расщелину или яму.

— Ты по-прежнему остаёшься чужаком, Серт. Как будто специально. Никак не можешь привыкнуть к нашей жизни. Это неправильно. Тебе следовало уже сделать над собой усилие и душой принять наш уклад жизни, как свой. Самому стало бы легче.

— Подозреваю, не получится у меня до конца обымпериться. И когда появятся сыновья, буду называть их именами, принятыми у нас: Алексей, Яромир, Юрий… Почему ты улыбаешься?

— Ты уже думаешь, как назвать сыновей. Значит, веришь в благополучный исход путешествия.

— А во что мне ещё верить? В неминуемую смерть? Тогда я просил бы срочно прирезать себя. Чтоб не мучиться.

— Так зачем же ты спрашивал, каков мой настрой? Таков же, как и у тебя. Единственно возможный для нас. Потому мы и родичи, хотя бы по духу.

Она сунула в мою ладонь пальцы, и я слегка сжал их, холодные, с длинными колкими ноготками. В этот момент я действительно ощущал её родственницей. Сестрой.

— Ладно. Поднимаем спящих, и в путь.

Все вскочили без единого возражения. Тело гудело, и, подозреваю, у остальных дело обстояло едва ли лучше. Но стоило ли обращать внимание на подобную ерунду, тем более в шаге от ступеней, ведущих к смерти? К тому же сегодняшний день не обещал нам безмятежного путешествия. Дальше местность становилась всё более сложной, ноголомной, а темп очень уж хотелось держать прежний. Жить хотели все. Пару раз нам приходилось возвращаться, чтоб обойти непроходимый участок. Это, конечно, вызывало раздражение.