Могусюмка и Гурьяныч

— Прощай!.. — крикнула она и понеслась под гору, как черный ком в белой снежной пыли.

Настя скакала обратно на завод, не замечая, что разыгрался буран; он уже не пугал ее так, как с утра, когда въезжала она в лес. Теперь и лес стал родней и ближе; она не страшилась его, зная, что сделала доброе дело.

Никто не ехал в это утро ни в лес, ни из лесу, никто не видал ее.

На въезде в завод в волнах снега проехала стороной от нее группа всадников. Это казаки отправились ловить Гурьяна. Все закутаны башлыками. «Им еще только ехать в этот лес придется, там невесело и ждет неудача», — подумала Настя и на миг стало жаль, что в такую погоду едут люди зря, мучаются.

Она подъехала к дому, открыла калитку, ввела коня, бросила поводья, кинулась в дом.

— Я была в лесу! — сказала она Захару, который вскочил из-за стола. — Еле доскакала обратно. Честное дело, Захарушка, я сделала: может, человека спасла. Да ты что всполошился-то? Вернулась ведь. Да и дорогой все о тебе думала.

— А ты не обманываешь меня?

— Бог с тобой! А не веришь — убей... Струсила в лесу, ехала обратно, так к тебе хотелось, домой... По дому соскучилась...

Ей хотелось сказать, что она любит Захара, привыкла к заводу, жизнь свою не променяет ни на что.

Захар и верил и не верил. Он вспомнил о гибели Темирбулатова.

Случая не бывало, чтобы башкиры, какие бы лихие казаки ни были, напали на войско. Никто не ожидал. Султан еще накануне клялся, что поймает и задушит Могусюмку. И вдруг пальба сверху — и ему смерть.

На глазах у Захара прикончили пулей этого богача. А шли с войском, под охраной. Захар знал, из-за чего убит Султан. И убит на хребте, где когда-то в молодости ехал Захар после грозы, после ночевки в избушке у лесника, где видел сон, казавшийся ему вещим, где сам боялся Могусюмки, был тогда без охраны, с большими деньгами. Но тогда его никто не тронул, а Могусюмка даже прислал долг.

А теперь, когда, казалось, все было так надежно, рядом с Султаном чуть не положили насмерть и его, пули свистели...

«Неужели и я, как Султан? Неужели и на мою голову позор и беда? Его не спасли войска и богатство. И мне горе, дошла и до меня гроза. И меня не спасло-то ничего...»

Он проклинал свое богатство. Он понял, счастье не в богатстве и его не огородишь каменным забором.

Глава 42

СНЕЖНАЯ БУРЯ

Велика гора Яман-таш. Ее круглая голова высоко белеет над отрогами Урала. Вокруг вершины заплелись непроходимые трущобы черного и хвойного леса, бурелома, кустарников. На десятки верст кругом чаща, марь, валежник, россыпи.

Снег завалил звериные тропы и подходы к горе. Ветер грохочет в тайге. Замшелые гибнущие лиственницы свесились над сугробами.

Все бело. Нет следов рыси, зайца, не видно скорлупок нагрызенных белкой.

Волк поблизости брел, разбороздил сугробы.

Но не затем охотники сегодня в лесу, чтобы бить зверя. Там, где на каменном склоне снег мелок, — следы волка режутся напоперек оттисками остроносных сарыков.

Шел человек и разбороздил снега, как волк.

В лес идет погоня за Могусюмом. Впереди следопытами низовец Акинфий, Хамза, Исхак, Гулякбай. Услужливы, идут на лыжах, как простые охотники, башкирские богачи. И страх и зло гонят их. Позади — есаул Медведев.

И Гулякбай, и Исхак, и Хамза, казаки и низовцы — все на лыжах. Им легче идти, чем спешившемуся, проваливающемуся в сугробах Могусюмке и его товарищам.

Воет метель, и есаул торопит, чтобы не замело след. Близок Могусюм, где-то тут, совсем рядом.

На ловлю Могусюма подняты все: полиция, войска, горные стражники, башкирские старшины. Повсюду на дорогах расставлены заслоны. Но на след напал Медведев.

За Могусюмом и его товарищами гнались несколько дней, подстрелили лошадей. Могусюм застрелил одного из отряда. Сам ранен, но идет, надеется на что-то.

Когда сегодня миновали Журавлиное болото, у подножья горы следы двух беглецов пошли направо, а один след исчез. Медведев отрядил за двумя беглецами несколько казаков, а сам пошел на поиски третьего. Он уверен был, что Могусюм пытается обмануть, сбить погоню с толку.

— Живо делайте круг по тайге, — велел есаул.

Охотники и казаки обошли круг и действительно отыскали след. Он отведен был через бесснежную каменную россыпь, обдутую ветром. На камнях не оставалось оттисков. А за россыпью тропа беглеца ушла дальше, направилась к вершине.

Ветер крепчал, и вокруг слышался сплошной грохот. Все клубилось.

Путь был трудный. Руками раздвигали колючие ветви, путались в можжевельнике.

День, казалось, окончился. Небо не видно сквозь облака снежной пыли и густые ветви, заваленные снегом.

Акинфий шел впереди и наткнулся на бурную речку, парившую в морозном воздухе.

— Смотри, ваше высокоблагородие, — подозвал он офицера, — ранен башкирец.

Он показал Медведеву обильные следы крови на валуне у самого тепловода.

— Отдыхал, обмывал рану-то...

— Отдохнем и мы? — спросил Хамза.

— Живо! — грубо толкнул его в спину Медведев.

Все начали переправляться по камням на другой берег.

Здесь лес реже, сильней крутит метель, чуть видны следы, маленькие углубления в снегу остались от них. Снег стал глубже. Чаще попадались каменные россыпи.

— Живей! — торопил есаул. — Следы заносит! Уходит он...

Казаки стреляли во мглу, старались запугать беглеца.

От удара ветра треснуло и легло огромное дерево. Две белки с пышными осенними хвостами выскочили из дупла и в ужасе забегали по стволу. Напуганный глухарь захлопал крыльями и запрыгал в потоках снега. Следы беглеца повернули влево. Близились вершины огромной горы. Лес редел, и желтые сухие травы в рост человека торчали из-под снега.

У двух огромных камней, похожих на столбы, видимо отколовшихся от вершины, следы совсем пропали.

— Пещера близко, — сказал Акинфий, — он туда спешит.

Лес окончился, и отряд лыжников стал подниматься на седловину Яман-Таш — самой высокой горы этой части Урала.

Ветер забил со страшной силой здесь, на огромной высоте, на незащищенном лесом месте. Близилась седловина между двух вершин горы.

***

Абкадыр бредет с другими башкирами. Он знает: летом здесь растут причудливые широколистые травы и ярко-зеленые заросли вкусного дикого лука, с шумом разлетаются выводки тетеревов; нога вязнет в мокром торфянике, на котором видны следы только что прошедшего молодого лося.

А сейчас ветер нес облака снега, и в них иногда видны, проступают серые вершины других гор, таких же безлесных и тоже в камнях, обступивших Яман-Таш. Страшен мир, если посмотреть на него отсюда.

Все выше поднимаются люди, и все шире открывается лог между двумя округлыми куполами. Справа — больший из них: Яман-Таш — «Дурной камень»; слева меньший — Куян-Таш, что означает «Заячий камень». Здесь самая страшная россыпь Южного Урала — россыпь на Яман-Таше. У подножья нижние плиты глубоко ушли в почву и обросли ползучей елью.