Мои больные (сборник)

Договорились с этой хирургической клиникой, и я на санитарной машине отвез туда моего больного.

Оставаться там долго я не мог. Но мы справлялись по телефону и знали, что попытки наладить больному гемодиализ производились. Не сразу, но эта тактика оказалась успешной: у больного восстановился диурез и снизился уровень азотемии.

Больной ненадолго даже вернулся к нам в клинику. Выглядел измученным, но работа почек действительно улучшилась. Это было первым моим знакомством с экстракорпоральным методом лечения хронической почечной недостаточности.

Вросший ноготь

Рязанский полк. 1958 год. Как-то в медпункт (дело было летом) зашли старший врач, бывший командир дивизии отставной генерал, который любил захаживать в полк, и командир полка. Он заметно прихрамывал. Старший врач прошептал мне: «У командира вросший ноготь, мучается, нужно удалить, приготовь все». Я пытался сказать, что я – терапевт и никогда раньше не удалял вросший ноготь, но объяснения не принимались. Пришлось идти в перевязочную. Ее светлая половина располагалась за занавеской. Там стоял и «операционный» стол походного образца. Пока мы с санинструктором кипятили шприцы, готовили перевязочный материал, в темной половине перевязочной за столом собрались пришедшие гости и фельдшер – зав. аптекой. На столе стояли большой граненый флакон с аптечным спиртом, графин с водой, тарелка с солеными огурцами и нарезанный хлеб. Время было до обеда и больше ничего раздобыть не смогли. Гости шумели в ожидании операции.

Когда я пригласил больного в операционную, наступила тишина, прерванная тостом: «Выпьем за удаление ногтя!» Все выпили. Принял дозу и командир и лег на операционный стол. Ноги его свисали: стол был короток. Вся конструкция скрипела, и я больше всего боялся, что она рухнет под тяжестью оперируемого.

Я обработал палец спиртом и йодом. Сделал в его основании два укола новокаином, перетянул палец туго марлевым жгутом, чтобы уменьшить кровотечение и, выждав, пока наступит анестезия, приступил к операции. Концевая фаланга пальца была заметно воспалена и отечна. Зажимом я приподнял ноготь и ловким движением снял его с ногтевой пластинки целиком. Проступили две капельки крови, и я наложил давящую повязку, сняв жгут с основания пальца. Через повязку просочилась капелька крови. Дело было сделано. Я объявил об окончании операции, а больной, лежа на столе, спросил: «Наркоз дал?». Дело в том, что, как все крупные мужики, он, как слоны мышей, боялся всяческой мелкой боли. Я повторил, что операция закончена. Он сел и посмотрел на забинтованный палец. Радости и удивлению его не было предела. Ему одели на стопу тапок, и он вернулся за стол, где его ждало угощение. Тут же было налито в стаканы. Был приглашен и я. Командир горячо благодарил меня. Были провозглашены тосты за удаленный ноготь, за меня, за советскую хирургию и т. д. Я отказывался, но прозвучало командирское «Пли!» и пришлось выпить полстакана спирта. Вода из графина пришлась кстати.

Через полгода сдавали двухэтажный кирпичный дом, построенный солдатами возле КПП полка, и мне с согласия командира дали комнату на первом этаже, размерами в 10 кв.м. Измученные жизнью у родственников, на частной квартире, в штабных помещениях, мы были счастливы. Вот что значит, когда терапевт хотя бы на время становится хирургом!

Послесловие

Память – венец жизни

(Авт.)

Итак, мне – 80. Я пережил своих родителей и учителей. Восемьдесят – это, конечно, много. Мне подумалось даже, что я – восьмитысячник, горная вершина, наподобие пика Ленина или пика Коммунизма в Гималаях. Насколько я знаю, их еще не переименовали. Выше-то и не бывает.

Как я дополз до такой высоты, не знаю. И войну пережил, и эвакуацию, и продовольственные карточки, и смерть мамы в детстве, и службу в парашютно-десантном полку, и работу в Афганистане и в пострадавшей Армении, и утрату советской власти, и 45 лет работы только в саратовской городской больнице.

И все еще ползу. Да ни я один. Кое-кому из моих друзей и родных уже чуть больше 80, другим почти 80, многим за 70. Мы – как альпинисты. Перекликаемся друг с другом и ползем вверх по крутому гребню жизни. Здесь, на высоте, очень тревожно: снежные лавины, ветра, каждый метр дается с боем. С нами память и о тех, кого уже нет. О родителях, учителях, друзьях и наших больных. Огромная, как жизнь, она умещается у каждого в маленьком сердце и помогает жить.

С высоты восьмитысячника далеко видно. Над головой темно-синее небо и яркое солнце. А внизу – все бело. Седина ущелий и обрывов уходит в далекие низины, где и жизнь-то сверху почти не видна. Воздуха маловато, но простор потрясает.

Но если приглядеться, видно, как плохо живут люди там, далеко внизу. Стоят заводы. Уже 20 лет стоят. По всей стране разлилась власть денег. Воруют и воруют, по – крупному воруют. И чем больше воруют, тем злее пинают советскую власть. Закрывают роддома и делают платными образование и здравоохранение. Выбрасывают на свалку целые куски народной памяти и исторической правды. К власти дорвались лавочники, готовые продать все, что только можно продать.

Врачи и сами больные ходят в наручниках «экономически выгодных» стандартов, вытесняющих клиническое мышление, достижения отечественной медицинской школы. Больной человек со свойственной ему индивидуальностью перестает быть основой клиники. Скоро он должен будет лечить себя сам. Великие учителя – Мудров, Пирогов, Боткин, Захарьин, Бурденко, врачи– фронтовики – превращаются в бессмысленные памятники с острова Пасхи. Случайные люди занимают места главных врачей, ректоров Университетов, министров, депутатов, толпами осаждают злачные места. Сверху все это видно лучше, чем вблизи. «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй», писал еще Радищев.

Книга «Мои больные» служит цели защиты достоинства врача и больного человека, заслуживающих чего-то большего, чем строчку в финансовых расчетах министерских лавочников.

Очерк об авторе

М.М.Кириллов родился в Ленинграде на Петроградской стороне в семье военнослужащего и учительницы. После окончания Шереметьевской средней школы Московской области в 1950 году он поступил в Военно-медицинскую академию им. С.М.Кирова. По ее окончании в 1956 г. в течение 7 лет проходил службу врачом парашютно-десантного полка в г. Рязани. Там же вступил в Коммунистическую партию. В 1962–1965 гг. учился в клинической ординатуре на кафедре госпитальной терапии ВМА им. С.М.Кирова (руководители – академик Н.С.Молчанов и профессор Е.В.Гембицкий). В 1965–1966 гг. – ординатор терапевтического отделения Окружного военного клинического госпиталя ЛенВО. С 1966 г. судьба и профессиональная деятельность М.М.Кириллова тесно связаны с г. Саратовом и Военно-медицинским факультетом при Саратовском государственном медицинском институте, где он проходил службу в должностях преподавателя, старшего преподавателя и начальника кафедры военно-полевой и госпитальной терапии. В 1987 г. работал в Кабульском советском военном госпитале в качестве профессора-консультанта. В 1988–1989 гг. в период оказания помощи пострадавшим от землетрясения в Армении исполнял обязанности профессора-консультанта Ереванского военного госпиталя. После увольнения из ВС в запас в 1992 г. был избран заведующим кафедрой интернатуры СарГМУ. В 2000 году был назначен профессором кафедры терапии усовершенствования врачей и кафедры интернатуры Саратовского военно-медицинского института. Закончил службу в декабре 2010-го года в связи с расформированием института.

Михаил Михайлович – один из основателей саратовской пульмонологической научной и клинической школы, член Правления Всесоюзного (Всероссийского) общества пульмонологов (с 1988 г.), председатель областного общества пульмонологов в Саратове (с 1988 г. по 2001 г.) и председатель диссертационного совета по пульмонологии в СГМУ, член ВАК СССР (РФ) с 1990 по 1994 гг., в 1996–1997 гг. – проректор Саратовского государственного медицинского университета.

Основные научные направления и интересы М.М.Кириллова: пульмонология, военно-полевая терапия, медицина катастроф, история отечественной терапии. Его наиболее значимые научные труды: «Нефрологические аспекты диагностики и интенсивной терапии в пульмонологии» (1993), «Патология внутренних органов при травме» (в соавт. 1994), «Терапевтическая помощь пострадавшим при землетрясении» (в соавт., 1995), «Заболевания органов дыхания, гемореологические аспекты» (в соавт.,1997), «Патология внутренних органов при травме в терапевтической клинике» (в соавт.,2007), «Мои больные» (2012–2013). Из 550 научных публикаций более 150 содержатся в центральных отечественных и зарубежных журналах.

Кириллов Михаил Михайлович – доктор медицинских наук, профессор, почетный член отделения фундаментальных клинико-биологических исследований им. Лейбница Европейской академии естественных наук (ЕАЕН), действительный член Медико-технической академии России, действительный член Военной академии России, действительный член Нью-Йоркской академии наук, Заслуженный врач РФ.

Михаилу Михайловичу принадлежат более 15 художественно-публицистических произведений, в том числе: «Кабульский дневник» (1996), «Армянская трагедия» (1996), «Учитель и его время» (2000, 2005), «Перерождение» (1999–2006), «Мальчики войны» (1910), «Моя академия» (1911), «Врач парашютно-десантного полка» (1912) и др.

Под его руководством подготовлено 6 докторов и 33 кандидата медицинских наук. Он является членом редакционных советов журналов «Пульмонология» (Москва), «Новые Санкт-Петербургские врачебные ведомости», «Вестник новых медицинских технологий» (Тула). Он – член Всемирного биографического общества (Кембридж, Великобритания).

М.М.Кириллов награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 3 ст. 18 советскими медалями, медалью республики Афганистан, орденом Сталина, медалью Жукова.