Мои красные туфли

– Нет, – произнесла Карли.

– Что значит «нет»? – поинтересовался Эван, взяв трубку.

– «Нет» означает просто «нет». Никогда и ни за что.

– Ты не можешь так говорить.

– Что значит, я не могу так говорить? – возмутилась Карли. – Тебе не дано управлять моей жизнью. Хочу и говорю «нет». Ты не вправе мне запретить. Понял? Нет, нет и еще раз нет!

– Но я подал на тебя заявку!

– Ну и что? Я ее отменяю.

– Но ты должна это сделать, Карли, – попытался убедить Эван. – Иначе я просто не смогу закончить работу.

– Какая страшная трагедия, – спокойно заметила Карли.

– Мне казалось, фильм тебе небезразличен.

– Ты прав. Но однажды я предложила тебе посильную помощь, и ты набросился на меня, как на лютого врага. Я не до такой степени влюблена в Арлин Барлоу, чтобы все забыть.

– Но я прошу не об одолжении. На этот раз работа будет оплачена.

– Вот потому-то я за нее и не возьмусь.

– Подожди секунду! Сначала ты бесилась, потому что я не мог тебе заплатить, а теперь бесишься, потому что я готов платить.

– Точно.

– Ничего не точно. Это полная бессмыслица.

– Ты изволил заявить, что мне не удастся тебя купить. Так вот, тебе меня купить тоже не удастся.

– Сейчас ты занимаешься сведением счетов.

– А ты поступил просто непорядочно! – Карли театральным жестом воздела палец, словно оппонент сидел в кресле напротив. – Устроил все за моей спиной!

Эван презрительно фыркнул:

– Так что же, договор с твоим агентом теперь называется «устроил за моей спиной»? А я-то, дурак, всю жизнь считал, что в этом заключается его работа.

– Эван, почему ты не обратился ко мне? Не к агенту, а ко мне самой?

– Вот сейчас я как раз к тебе и обращаюсь, – почти прорычал режиссер.

– Слишком поздно. – Карли повесила трубку как раз в тот момент, когда в ней раздался душераздирающий вопль.

На следующий день, когда Карли вернулась домой, на автоответчике ее ждали голоса Глена, Даны, Декса и еще нескольких человек. Целый греческий хор, дружно призывавший согласиться на работу с Эваном. Предатели. Все и каждый – просто предатели. Карли мысленно вычеркнула их из списка постоянных претендентов на свежее печенье. Они вполне могут есть согретые солнцем камни – ей плевать!

– Мяу! – Один смотрел на любимую хозяйку с сочувствием и надеждой.

– Если ты тоже о фильме, – Карли наклонилась, чтобы почесать любимца за ухом, – то я даже слышать ничего не хочу!

Она начала со звонка самому злостному из обидчиков.

– Рудольф слушает.

– Пап, ну как ты только мог?

– Мог что? – словно не понимая, о чем идет речь, переспросил Бек. Голос прозвучал, пожалуй, слишком невинно. Было слышно, что в комнате включен телевизор.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я. – Карли встала перед камином, на котором хранила отцовскую фотографию. – Как ты мог позволить Эвану впутать себя в эту историю? Ведь этот человек даже не вызвал у тебя симпатии.

– И сейчас не вызывает, – согласился отец. – И все же мне кажется, что ты просто обязана довести работу до конца. Ты видела фильм?

– Больше не имею никакого отношения к его созданию, – отрезала Карли.

– Это очень похоже на официальное заявление, если я правильно понимаю.

– Без комментариев.

– Эван вскользь упомянул, что вы разошлись во мнениях.

– Можно сказать и так. Мое мнение заключается в том, что Эван Маклиш – дурак и болван. Но зато он считает себя почти богом.

В ответ Бек рассмеялся.

– Не вижу ничего смешного, пап.

– Прекрасно понимаю тебя, детка. А смеюсь потому, что сам годами веду подобный спор со своим редактором.

– Тогда ты способен понять ситуацию, – заключила Карли. Наконец-то отец перестал делать вид, что ничего не знает.

– Существенная разница, правда, заключается в том, что мой редактор не снимает трубку, когда звонят мне домой.

– Это случилось лишь однажды.

– Но в будний день и рано утром.

– Это здесь совсем ни при чем, – огрызнулась Карли.

– Совершенно верно. – Где-то в глубине отцовской комнаты запела Арлин Барлоу. – Ты просто обязана совладать с чувствами, Карли. Посмотри фильм. Честное слово, ради него не жалко протопать лишнюю милю!

Карли услышала в трубке собственный голос:

– Ты как раз сейчас его смотришь, так ведь?

– Эван решил, что надо немного укрепить мою уверенность, чтобы я, в свою очередь, смог убедить тебя. Работа просто потрясающая, а ты поистине великолепна. Боюсь, что ты пожалеешь, если откажешься закончить.

– Я уже и так жалею, – почти про себя пробурчала Карли. Комплименты отца немного укротили гнев.

– Ну же, Карли, – ворковал Бек, – постарайся быть выше мелочности и сделай дело. Ведь профессионализм в этом и заключается.

Карли состроила упрямую физиономию.

– А йотом сможешь послать этого сукина сына ко всем чертям.

– Пап!

– Да-да, именно так я всегда отвечаю своему редактору, – пояснил Бек Рудольф с улыбкой в голосе. – Самооценка от этого просто расцветает. Но опять же – мой редактор никогда не снимает трубку, когда звонят мне домой.

– Лишь однажды!

Дорога в адскую студию оказалась вымощена благими намерениями тех, кого Эван постарался любыми средствами переманить на свою сторону и заставить повлиять на Карли. Друзья и знакомые просто осаждали, требуя записать новый материал. В конце концов она сдалась – в какой-то мере от расстройства, а главным образом потому, что хотела поступить «профессионально», как советовал отец. Во всяком случае, прежде чем встать перед микрофоном, она убеждала себя именно в этом. Но сейчас, глядя на Эвана сквозь толстое стекло аппаратной, Карли поняла, что профессиональная этика в общем-то ни при чем. Она оказалась здесь просто потому, что скучала по этому человеку.

Несмотря на все катастрофические события, ее до сих пор тянуло к нему. Влюбленность что-то безвозвратно изменила в душе, и Эван превратился в подобие наркотика. С таким трудом завоеванная независимость оказалась просто фикцией, чем-то эфемерным и неосязаемым. Одного взгляда хватило, чтобы с таким трудом возведенная стена рухнула и погребла ее под своими развалинами.

– Привет. Меня зовут Карли, и я эваноголик, – едва слышно прошептала девушка. – Понимаете, ребята, все началось с пары красных туфель…