Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Мои рыжий дрозд
Шрифт:

Шамаш усмехнулся:

— А ты, я вижу, не такой уж дурак. Короче: скоро тебя выпишут и отправишься учиться. Надеюсь, ты в школе быстро освоишься.

— А куда? Ведь сейчас уже середина учебного года, где же меня примут?

— Ну, не волнуйся, куда-нибудь примут.

— Что значит «куда-нибудь»?! Я надеюсь, не в какое-нибудь паршивое протестантское заведение? Сестра Бонавентура, не позволяйте ему.

Шамаш с интересом взглянул на Патрика:

— А тебе что, действительно не все равно, в протестантской школе учиться или в католической?

Тот смутился и пожал плечами.

— Я не знаю, мне всегда казалось, это очень важно. Учиться у протестантов — это же ужас! Я понимаю, вы у нас человек посторонний, но ведь не настолько

же, чтобы совсем не знать наших проблем.

— Ваши проблемы! — Шамаш вспыхнул. — Да разве это проблемы! Неужели вся эта игра для вас — всерьез? Ты подумай лучше о моей стране!

— Простите, но вы не должны так говорить. Мы родились в этой стране и все это — наше наследство. Я понимаю, теперь оно может выглядеть как-то странно, глупо даже, а иногда — и страшно, ну, там, на Севере… Да и у нас тоже бывает… Нет, — голос Патрика дрогнул, — не думайте, доктор, что я на стороне террористов, им, я думаю, просто часто заняться нечем, вот они и играют в свои игры… Но… Есть вещи, которые я не могу переступить. Я уже пытался, давно, в молодости. И не смог.

Сестра Бонавентура молча сопела, раздувая ноздри и поджав губы.

— Не волнуйся, — Шамаш улыбнулся, — я не собираюсь отдавать тебя в протестантское логово. Я договорился с одним моим знакомым, он священник…

— Неужели — мусульманин?!

— Ты опять шутишь! Нет, он католик, он — директор небольшой школы для мальчиков в Дублине.

— Ну что же, папочка, если ты и школу сумел для меня сделать, придется мне туда идти. Но, признаюсь честно, я как-то не могу представить себе, что за стенами этой больницы есть что-нибудь еще. Я все никак не могу проснуться, что ли. Я ведь ни разу еще не мог хотя бы просто выглянуть в окно, увидеть небо. Может, вы все это сочинили, а я все-таки умер тогда, и вот адские мне муки за то, что так бессмысленно прожил свою жизнь.

— Перестань, Гильгамеш, — резко сказал Макгрене, — на, прими эту таблетку, а завтра, если у тебя настроение не изменится, твоя мать, которая так любезно вызвалась стать ею, возьмет тебя с собой в город, вы погуляете, походите по магазинам, кстати, купите все, что тебе нужно. Хочешь?

— Ну, конечно, очень хочу. Прямо не верится… — Патрик взял со столика стакан с водой и медленно запил протянутую таблетку.

— Доктор, вы меня простите, я до сих пор еще не все понял. К этому ведь так трудно привыкнуть. Если вам грублю, то ведь я так волнуюсь, ведь это, наверное, очень трудно — опять вдруг стать молодым. Сейчас жизнь-то совсем другая. — Он зевнул. — А вы для меня, не сердитесь только, все равно еще мальчишка. Но я привыкну. Я научусь…

— Да, да, мальчик мой, — в голосе Шамаша звенело торжество, — конечно, ты научишься, ты все скоро поймешь. Только подумай: ты опять стал молодым, все пути перед тобой открыты, но твой жизненный опыт, твои знания — все это тоже никуда не делось. Представь себе, насколько ты сейчас выше других!

На лице сестры Бонавентуры появилось выражение беспокойства. Да, не зря она оказалась здесь так вовремя, ее долг — оградить этого бедного мальчика от дурного влияния.

— Доктор! Вы не должны так говорить! Особенно при Патрике.

Но сам Патрик уже не слышал их. Таблетка начала действовать, и он медленно проваливался куда-то, плыл, парил. «Эй, старина Рип, эй, Ойсин, я теперь не хуже вас, я тоже сохранил свою юность… Или ж вам тоже делали такие операции?.. А что, в Стране Вечной Юности все может быть… И все это дело рук пришельцев, да…» — Полностью погрузившись в мир древних легенд, Гильгамеш-Патрик мирно заснул.

Доктор Макгрене поманил монахиню рукой, и оба они вышли в коридор.

— Пойдемте ко мне, нам надо поговорить. — Он ввел сестру Бонавентуру в свой кабинет. Она осторожно присела на край дивана. Шамаш подошел к окну, какое-то время постоял, потом повернулся к ней:

— Он меняется на глазах! Завтра он будет уже другим! Вы не замечаете, он ведь уже совсем не старик! Речь меняется, ну и, конечно, психология. Да, теперь

мы с вами отвечаем за него. Вы готовы к этому? — Она молча кивнула. — Тогда будет у вас другое имя — Нинсун.

— Как, простите?! — она вздрогнула.

— Нинсун, это мать Гильгамеша. Ну, это из эпоса, — добавил он раздраженно. — Я, признаться, не предполагал, что вы должны занять какое-то место во всей этой истории, но, может быть, даже лучше, что так получилось. А то мне одному со всем и не справиться. Да, я очень рассчитываю на вашу помощь. И на помощь вашего бога, ведь Гильгамешу, к сожалению, жить придется в Ирландии.

— Мне жаль вас, доктор…

— Вам жаль меня? Я не о жалости прошу вас, а о помощи. Завтра я дам вам денег, пойдете к одному ростовщику, его зовут Ур-Зенаби. Он торгует старой одеждой. Я уже договорился с ним, купите у него все, что надо.

— Я, кажется, завтра занята.

— Постарайтесь освободиться. Ладно? — Она кивнула и молча поднялась.

— Я пойду?

— Да, да, конечно, идите… Спасибо вам.

Она вышла в коридор, сама не зная, куда ей идти. Дверь бокса интенсивной терапии была приоткрыта, и, заглянув туда, сестра Бонавентура увидела, что сейчас там никого не было. Она вошла и села на голый матрац. В углах ее глаз дрожали слезы…

О влага слез, она, как дождь, Что освежает лик природы… Настала ночь… —

или нет, как там, —

— Спустилась ночь… —

Сестра Бонавентура не могла вспомнить, чьи это стихи. Впрочем, сейчас она почти ничего не могла бы вспомнить, настолько была потрясена и взволнована. Что-то случилось и с ней самой, что-то, чего она смутно ждала всю жизнь и чего всю жизнь страшилась. Решимость, желание действовать постепенно просыпались в ней, пугая и завораживая. Она посмела спорить с доктором, а раньше никогда бы не решилась на такое. Но все это ради Патрика. «Боже, — прошептала она, — благодарю тебя за то, что ты дал его мне. Сохрани же его и… и меня для него».

Первым, что увидел, проснувшись утром, Гильгамеш Макгрене, были лежащие на стуле рядом с его кроватью детские штаны. Рядом радостно улыбалась сестра Бонавентура.

— Ну, одевайся!

— Это что, для меня?

— Конечно, все это для тебя. Смотри, вот еще рубашка, свитер… Давай, вставай, я пока выйду и буду ждать тебя в коридоре.

Гильгамеш встал и растерянно взял в руки рубашку. Да они, что, смеются, что ли, над ним? Разве сможет он все это на себя натянуть? А эти джинсы? Даже если молнию застегнуть удастся, он ведь и шагу сделать в них не сможет. Однако его опасения не оправдались. Одежда, которая показалась ему на первый взгляд такой смехотворной и тесной, неожиданно пришлась ему впору. В этом маскарадном костюме он осторожно вышел в коридор и смущенно посмотрел на сестру Бонавентуру.

— Ну, как я?

— Замечательно!

— Вы извините, если сейчас мы выйдем на улицу, то мне ведь надо еще шляпу. Я не нашел ее.

Она улыбнулась:

— Мальчики не носят шляп. Сейчас не холодно. Пошли.

Они медленно прошли через весь коридор, спустились на первый этаж, пересекли холл и оказались перед большой стеклянной дверью. Гильгамеш замер на какое-то мгновение, потом решительно толкнул ее и вышел.

— Что же, неплохо! — Прямо перед ним, наверху, вокруг него — всюду было небо. Удивительно небесное, неожиданное, голубое небо, встречи с которым он ждал так долго. А чуть пониже, специально для него, конечно, кто-то поставил дома, воткнул в землю деревья, нагнал людей, приказав им сновать туда-сюда, делая вид, что они и не замечают Гильгамеша. Да, все было почти как настоящее, но всюду тем не менее чувствовалась какая-то ненатуральность. Да, несомненно, мир был иным, когда он видел его в предыдущий раз. Гильгамешу стало холодно, и он зябко повел плечами.

Поделиться с друзьями: