Мои рыжий дрозд

Шемас не обратил никакого внимания на его слова и опять повернулся к тому, кого считал Лиамом.

— А теперь, раз я знаю все на свете, я скажу, что тебя зовут Лиам О’Руарк. У вас в Дублине большой особняк и ты любишь устраивать там вечеринки, когда твои родители куда-нибудь уезжают.

— Ага! — торжествующе закричал Эдан. — Совсем это не Лиам. Попробуйте назвать его имя. Мы ждем.

— Ну, тогда… — Шемас взглянул в голубые глаза, смотревшие на него с каким-то страдальческим ожиданием. — Тогда это — Патрик О’Хултаны.

— Ага, неправильно! Неправильно! — Эдан ликовал.

Голубые глаза расширились от ужаса. Шемас вдруг понял, что произошло.

— Прости меня, — тихо шепнул он. — Конечно, я ошибся, это Гильгамеш Макгрене, сын доктора Макгрене из Дублина.

— А вы, наверное, — Гилли пытался унять охватившую его дрожь, — один из устроителей этого концерта. Вы нас встречаете, да?

— Выходит, так. — Шемас смущенно улыбнулся.

— А раз так, скажите, сколько времени мы будем на сцене? Еще много групп выступает сегодня? — настоящий Лиам наконец принял участие в разговоре.

— Вы одни и будете. Можете играть сколько хотите. У вас на сколько времени подготовлено?

— Минут на сорок… — Лиам побледнел, и глаза его расширились от ужаса.

— Можно будет и на бис. Вы ведь исполняете этот замечательный блюз, как он называется, «Что это за свет?», а?

— «Разве это тепло?» — поправил его Лиам.

Шемас встал со скамейки и предложил всем четверым сесть перед ним.

— А теперь давайте обо всем договоримся. Наметим, так сказать, сценарий. Я ведь не только один из устроителей. Я — хозяин этого города, понимаете? Я всемогущ! Вечером я представлю вам моих друзей, а с Михалом я уже говорил…

— А откуда здесь Михал? — спросил Лиам.

— Я его специально пригласил, знаю ведь, как вы все его любите.

— Любим! Ничего себе! — Лиам мрачно засопел.

— От этого подонка вам самому в первую очередь и достанется, можете быть уверены, я уж его знаю, — сказал Эдан, усмехаясь.

— Шучу. Я ведь тоже его хорошо знаю. Он просто приехал сюда со своими родителями, я здесь ни при чем. Ладно, черт с ним. Слушайте: если вы сейчас пойдете направо, то выйдете на набережную. Там очень мило, я бы сам туда с удовольствием прогулялся, но сейчас идти с вами направо я не имею права. — Они молчали, явно не оценив его каламбура.

Лиам встал.

— Нам пора! Надо еще где-нибудь перекусить перед выступлением.

— Прошу ко мне! — Шемас сделал рукой приглашающий жест. — Я готов предоставить вам пищу и кров.

— Да не хочется мешать никому, — сказал Гилли. — Мы уж лучше как-нибудь сами.

— Ну что же, не смею задерживать. Вон там, на улице Большого Устья, много разных кафе. И, кстати, обратите внимание на тот серый дом на углу. Там в свое время скрывался Де Валера, он там провел две недели.

— Плевать мне на него! — неожиданно возразил Эдан. — Я есть хочу.

Шемас осуждающе покачал головой и молча повернулся к ним спиной. Поднял руки.

— Смотрите все! Я светофор! Все смотрите на меня! Вот сейчас горит красный свет, переключаю, все могут ехать! Я — даритель жизни, я — всемогущий и всезнающий! Жизнь прекрасна! Боже, сохрани наш Ольстер!

— Он ненормальный, — громко сказал Лиам. Они медленно побрели в сторону улицы Большого Устья с ее многочисленными кафе.

Гилли молчал. Откуда этот ненормальный тип может знать его тайну? Неужели он знаком с Шамашем? Он говорил, Михал здесь, это он нарочно придумал? Рядом с ним шла Анна, но ему даже не хотелось смотреть в ее сторону. Он мрачно разглядывал свои ноги.

— Смотри, вон твоя мать, — сказала Анна, показывая рукой на высокую женщину в монашеском одеянии, стоявшую в воротах какого-то дома.

— Просто какая-то монахиня! — неуверенно буркнул Гилли.

Они купили пакет жареной картошки и сели на камни возле подземного перехода. — Надо нам поскорее сматываться из этого жуткого места, — вдруг сказал Гилли. — А то плохо кончится. — При этих словах ему в глаз попала соринка, и он тут же счел это дурным знаком. — Только не говори, что боишься, — сказала Анна насмешливо.

— Я не боюсь… Но мне как-то не по себе: озноб, холодно все время… — Заметила ли она, что у него дрожат руки?

— Холодно?! — Она засмеялась. — Но ведь сейчас жара жуткая!

— Подождите. — Гилли встал и, подойдя к лотку, купил две бутылки кока-колы.

— Смотри не лопни, — мирно сказал Эдан. — Я перед выступлениями обычно стараюсь пить поменьше.

Гилли ничего не ответил, сделал несколько глотков. Он понимал, что с Анной у них теперь все кончено. Ну и пусть! Холодно!

Наплевать на все!

Он стоял на площади, подняв руки. И ничего в этом Гилли нет интересного. Очень заурядный тип. Анна гораздо интереснее его. И не только потому, что красавица. Видна в ней значительность, какая-то лисья хитрость. Надо будет пригласить ее погулять после концерта. И незачем этой Салли дырявить ей мозги. Тоже мне, англичанка, а из-за жалкого ирландца готова голову потерять. И правильно он тогда от нее ушел, нечего им делать вместе. Конечно, они не виноваты, но зачем же бросать вызов обществу?

Он открыл глаза: перед ним стоял Кэвин. Шемас нисколько не удивился. Опустив руки, он приветливо кивнул ему.

— И ты, значит, тоже здесь? Тоже приехал на этот концерт?

— Да, случайно вышло. Я был в графстве Клэр на музыкальном празднике, там мне один человек рассказал про все.

И что сюда Михал едет, подумал, надо вам будет помочь, от него ведь всего можно ждать.

— Да, спасибо. А сейчас этот человек где?

— Его здесь не будет. Его задержали. На границе.

— А сам ты как через границу перешел? Нормально?

— Пешком шел. — Со мной вместе был какой-то странный тип, смуглый такой. Сказал, он хирург. Но его тоже задержали в одном месте.

— Шамаш Макгрене?

— Да, похоже, солдат читал его документы вслух. Но его вроде бы потом отпустили. Вы его знаете?

— Ну, можно сказать. У меня последнее время вообще что-то слишком много странных знакомых. Я и сам начинаю их бояться. Но тебя я, правда, очень рад видеть. Ты как-то постепенно вошел в мою жизнь, я тебя, можно сказать, даже полюбил.