Мои уродства меня украшают

Смеюсь над его словами, даже не собираюсь ранить его эго. Пусть думает, что хочет, я же знаю правду.

— Это у тебя, мой дорогой некромант, не получается никого любить. Теперь я понимаю, что тобой движет: банальный страх, — смеюсь с него, пускай и через силу.

Он больно сжимает руку, наказывает за смех. Наклоняется, чтобы сказать что-то отвратительное, но останавливается в непростительной близости от моего лица. Так что смеяться перестаю сама, поднимаю руку и сжимаю его плечо, надеюсь больно. Мои губы дрожат, так сильно рука пытается сделать ему больно, хоть на мгновение, хоть на долю секунды причинить ему страдания, такие же которые я испытываю постоянно. Выражение его лица не меняется, мы стоим на месте, не двигаемся.

— Ты слишком боишься меня, тех чувств, что испытываешь ко мне. Боишься потерять любимого человека настолько, что не хочешь даже попробовать полюбить.

Шепчу ему в губы, вызывая зеленые огоньки в его глазах.

— Трус, — говорю почти в губы, но в последний момент отклоняюсь назад.

Маг кружит меня в танце, но мы больше не смотрим друг на друга.

— Сказала инфантильная дура, что отрезала палец, чтобы доказать мне какую-то ерунду, — слышу через какое-то время его злой голос.

— «Ерунду»?! — вскрикиваю и намеренно наступаю ему на ногу каблуком.

Маг шипит, наконец-то ему тоже больно!

— Ерунду! — повторяет он, упрямо смотря на меня.

Пытаюсь отдавить ему и вторую ногу, но тот хитро ускользает в танце, кружа меня за собой.

— Это что, по-твоему, ерунда? — шиплю слегка запыхавшись.

— Всё ерунда! — рычит маг, смотря куда-то в сторону.

— Мои чувства, твои слова, то, что было между нами? Всё это? Или то, что ты больше всех на свете веришь в ту жуткую сказку о некромантах, что рассказывают детям как страшилку? Ты больше всех на свете веришь, что некромант должен быть именно таким. Страшным, бесчеловечным и одиноким.

Он останавливает меня, хватает сзади за шею, заставляя смотреть на себя. Нас обходят другие парочки, смотрят другие гости приема, но нам нет до этого дела.

— Ты должна была просто промолчать, — шепчет он мне почти в самые губы, — так бы было намного проще.

Не понимаю его, не понимаю, о чём он говорит. Он видит это, убирает прядь моих волос за ухо, слишком нежно, слишком желанно. Мне мало этих касаний, хочу ещё.

— Со мной никогда не будет просто, потому что это по-настоящему, — шепчу ему в губы.

Он закрывает глаза и улыбается почему-то.

— Знаю, — слышу тихое и не верю, что это не галлюцинация.

Только его руки, крепко прижимающие к себе, вместо того что бы держать как положено в танце, говорят о том, что мне не послышалось.

— Игнат, — хочу сказать хоть что-то, но не могу.

Мой некромант наклоняется и целует меня, так что все слова исчезают. Моя рука касается его груди, чувствую, как под ней бешено стучит его сердце. Свое собственное выбивает тот же ритм в ушах.

Если это любовь, настоящая, о которой пишут в книгах и рассказывают сказки, разве она может быть для такой, как я? На половину гнома, на половину великана? Я существо, которое не должно было появиться на этом свете. Существо, которое он с удовольствием закроет в прозрачной колбе, где-то в глубине своего подвала.

Слышу что-то еще, почти незаметное на фоне наших сердец. Это маленькое сердечко, оно бьется так же быстро, как и наши сердца, быстро — быстро. Спешит жить, появится на свет и обрадовать свою мать — меня.

В одной из книг, мифе о великанах была сказка. Она не понравилась мне, потому я и запомнила ее. Никто никогда не видел великанш, некоторые даже верят, что их не существует. Но как тогда появляются на свет новые великаны? В той сказке автор попытался придумать на это ответ. В истории маленькая девочка по имени Зоря, заблудилась в горах. Она долго бродила там, пока не встретила огромного и страшного монстра — великана. Девочка не испугалась его, а пообещала ему, что выполнит его желание, если тот отведет ее домой. Великан поверил девочке, отвел ее домой и пожелал, чтобы, когда девочке исполнится семнадцать, она пришла к нему в горы и стала его женой. Глупая девочка пообещала, великан ушел. Года проходили мимо, Зоря подросла, уже и замуж пора. Родители выбрали для нее мужа, не известно любила ли она его. И вот на следующий день после ее семнадцатого дня рождения девушка должна была выйти замуж за сына пекаря. Но в самый нужный момент сами горы тряслись от ярости великана, потому что Зоря не сдержала данного слова. Жители деревни испугались гнева великанов и решили откупиться ею. Выгнали в лес, сказав, чтобы не возвращалась и шла к великанам. Когда же Зоря пришла к великанам узнала, что горы тряслись не из-за ярости одного великана, а из-за горя остальных. Великан, что спас девочку много лет назад, ждал ее, но так и не дождался и на рассвете следующего дня после дня рождения — умер.

«Горько плакала Зоря, но жизнь такова: великан может быть человечней тебя». — Вспомнила строку, что запала мне в сердце.

Сказка на том не закончилась. Девушка осталась жить вместе с великанами, не захотела больше возвращаться к людям. Время шло, и она полюбила одного из великанов. Счастье и любовь были в ее сердце, но девушке было мало. Она очень хотела детей, но ее муж отказался дать ей их. И однажды ночью, обманом Зоря получила то, что хотела. Как плакал ее муж, великан, когда живот округлился, еще намного сильнее, когда ребенок родился.

«Жизнь из жизни перешла,

Загасла старая звезда,

На небосклоне появилась новая утренняя зоря». — Последние строки этой сказки.

Мне не нравилась эта сказка из-за концовки, это слишком не честно, если правда.

«Почему я вспомнила ее именно сейчас? Почему забыла о ней тогда, когда шла соблазнять тебя?» — думаю вместо того что бы спросить.

Целую, вместо того чтобы, признаться. Это глупо, сейчас просто целоваться, но жизнь во мне не дает мне просто сдаться.

Толкаю его от себя, поворачиваюсь и бегу, куда глаза глядят. Выбегаю на летний балкон, хватаюсь за поручень, чтобы не упасть. Моя сила пропала, моя аура тоже, тошнота, слабость, что еще это может быть, если не беременность? Моих губ касается улыбка, рука дрожит, когда я касаюсь живота. Там живое, маленькое, крохотное и только моё. Закрываю глаза, из них текут молочные слёзы.

Я люблю его, эту кроху во мне, никогда не оставлю одного, как это сделали мои родители. Всегда буду вместе с ней, с моей крошкой, с моей девочкой. Почему-то уверена, что это именно девочка, такая же, как ее папочка — маленькая вредина. У нее будут глаза отца, его красота, мои волосы и аура. Она никогда не получит силу великана, никогда не убьет. У нее будет всё, чего бы она не захотела и чего бы не пожелала. Кроме одного, у нее не будет отца.

— Клара, — слышу его голос.

Поднимаю глаза, встречаюсь с ним взглядом и вижу там сожаление. Он уже жалеет о словах, о поцелуе. Улыбаюсь горько, закрываю глаза. Обнимает резко — это последнее тепло, что его касания дарят для меня.

— Не могу дать тебе то, что ты хочешь. Не могу стать для тебя тем, кого ты заслуживаешь.

Отстраняется и сразу становится холодно, смотрю на него, не могу оторваться.

— Но и отпустить не могу, как и просто играться.

Никогда не видела его таким, не видела его настоящим. Без призмы страшного последнего некроманта в мире, не самовлюбленного военного министра, не хитрого политика. Просто мужчину, даже парня, сколько бы ему ни было на самом деле лет. Но даже такого, нерешительного, несчастного, прошедшего через неописуемые страдания — люблю. До такой одури, что даже несмотря на его слова, взгляд, делаю шаг ему на встречу. Хочу обнять, пожалеть, защитить. Даже руку поднимаю, в последний момент понимая, что теперь должна защищать не его и даже не себя.