Мольба о милосердии

Мариста вздохнула и, чувствуя, что нет смысла продолжать свои сентенции, сказала:

— Ты вернулся, и это главное. Но ты никогда… никогда больше не должен этого делать.

— По крайней мере на сей раз удача мне улыбнулась — именно об этом я и хотел тебе сказать.

— Но почему, сейчас? — удивилась Мариста. — Ты мог бы лечь спать и рассказать мне потом.

К ее изумлению, Энтони покосился через плечо, словно боялся, что кто-то его подслушивает.

— Я вернулся не один, — объяснил он.

Мариста уставилась на него широко открытыми глазами.

— О чем это ты? Я не понимаю.

— Я кое-кого привез с собой.

— Кого? И.., зачем?

Энтони молчал, и Мариста поняла: он старается найти подходящие слова.

"Занимался рассвет, и теперь можно было разглядеть, что волосы у Энтони мокрые и всклокоченные.

Мариста потрогала его за рукав — куртка была влажная.

— Ты попал под дождь, — воскликнула она, — и весь промок! Тебе нужно переодеться, — Непременно, — согласился он. — Но дождь, к счастью, проливной, помог скрыть маленькую лодку от любопытных глаз.

Мариста в этом не сомневалась.

Однако она понимала, как сильно Энтони рисковал. переплывая Ла-Манш, особенно если учесть слова лорда Рэндольфа, что за контрабандистами будут охотиться не только таможенные, но и военные корабли, чтобы не допустить утечки золота во Францию.

— Иди переоденься, — велела Мариста. — Ты запросто можешь схватить простуду.

— Сейчас, — кивнул Энтони, — но сначала послушай меня. Того человека, который приплыл с нами, я спрятал на чердаке, и никто из соседей не должен знать, что он здесь.

— Но, Энтони… — взмолилась девушка и тут же перебила себя, — А вдруг он, шпион? Ты уверен, что не привез одного из шпионов..,. Наполеона.., в, — Англию?

Ее голос задрожал от одной только мысли об этом, и Энтони поспешил ее успокоить.

— Нет, он не шпион. Он мне все о себе рассказал: он англичанин, и вместе со, своими родственниками был интернирован во Франции, когда в 1804 году кончилось перемирие.

— Я помню, папенька рассказывал, тогда очень много туристов были брошены в тюрьмы во Франции.

— Около десяти тысяч человек, — уточнил Энтони. — И семья Эдварда Толмарша — так зовут этого талого — тоже была среди них.

— Какой ужас! Представляю, сколько ему пришлось пережить! — вскричала Мариста. — Ему удалось бежать?

— Да, он убежал.

Несколько минут в комнате стояла тишина.

Наконец Мариста спросила:

— Но если он англичанин и вернулся в свою, страну, зачем хранить это в тайне?

— Ему нужно отыскать своих родственников, и он не хочет, чтобы власти донимали его расспросами насчет Франции. Он предпочитает сам выбрать удобное время и пойти непосредственно в Министерство иностранных дел, чтобы все объяснить так, как он считает нужным.

Немного помолчав, Энтони пояснил:

— Ему еще не исполнилось пятнадцати, когда его родители были интернированы, и неудивительно, что теперь ему в Англии все кажется незнакомым.

Мариста всегда отличалась проницательностью и, кроме того, слишком хорошо знала брата, чтобы не уловить в его голосе нотки беспокойства, и поняла: он тревожится о том же, о чем и она.

— Ты точно.., уверен, что он.., сказал тебе правду?

— Конечно, — отрезал Энтони. — А почему это должно быть не так?

— У тебя будут большие неприятности, если окажется, что он.., шпион.

Энтони слегка побледнел, и она поспешно сказала:

— Ладно, иди переодевайся. Расскажешь мне все, когда выспишься.

— Ты права, — согласился брат. — Просто я не хотел, чтобы ты испугалась, увидев в доме незнакомого мужчину.

— Ханне надо будет сказать, что это наш друг, которому негде переночевать, — задумчиво произнесла Мариста. — Она не обрадуется, что ей придется кормить лишнего человека.

— Об этом можешь не волноваться.

Энтони достал из кармана и бросил на кровать три золотые монеты.

Мариста потрясение уставилась на них.

— Соверены? Ты получил их во Франции?

— Ты знаешь, сколько заплатил мне Толмарш за то, что я согласился его перевезти?

— Сколько?

— Сто фунтов!

Мариста заулыбалась, приняв это за шутку, но, когда увидела, что он абсолютно серьезен, воскликнула:

— —Сто фунтов! Но откуда у него так много денег?

— Он уже отчаялся убежать. По его словам, он пытался сесть на другие лодки, но все были настолько забиты грузом, что для него не оставалось места.

— Все равно не могу понять, зачем ему понадобилось столько платить!

— Я же сказал тебе, он был в отчаянии! — Энтони помолчал. — Мне пришлось снять два бочонка с бренди и два тюка с табаком, поэтому я дал матросам двадцать пять фунтов. Впрочем, у меня осталось еще семьдесят пять!

— О Энтони, мне просто не верится!

— Я дам Ханне и вам с Летти по десятке, а остальное потрачу на себя. Кроме того, я еще получу свою долю выручки, когда груз будет продан.

— Учитывая, как ты рисковал, ты заслужил эти деньги, — сказала Мариста. — Однако.., пусть это будет в последний раз, Энтони. Пожалуйста, обещай мне!

Он колебался, и она повторила:

— Прошу тебя, Энтони!

— Я постараюсь, чтобы это было в последний раз, — уступил он наконец. — Но я хочу поехать в Лондон.

Леди Дэшфорд попросила меня быть ее кавалером на балу в среду.

— Какая леди?

Мариста, напрочь забывшись, выкрикнула это во весь голос, и Энтони приложил палец к губам.

— Тише! Не дай Бог, Летти проснется.

— Ты сказал, леди Дэшфорд попросила тебя быть ее кавалером?

— Она красива и обаятельна.

— Но.., если она жена лорда Дэшфорда… Я и не подозревала, что он.., женат!

— Да, она замужем за Дэшфордом, — кивнул Энтони. — Это его второй брак, и, по ее словам, родственники заставили ее выйти за него, потому что он очень богат.

— Но… Энтони… — пыталась образумить его Мариста, однако брат не слушал ее.

— К счастью, — продолжал он, — Дэшфорд не возражает против ее романов, если они не мешают его отношениям с другими женщинами. Она мне нравится, и я хочу поехать в Лондон.