Молчаливый мужчина
Шрифт:
— А они с вами. Они уже полюбили Мо. Я уверена, вы быстро подружитесь.
Ее взгляд метнулся к сыну и вернулся ко мне.
— Они встречались?
Ох-ох.
Мо ничего не рассказывал.
Теперь он тоже молчал.
Он небрежно потягивал пиво из бутылки.
Это означало, что я должна была внести ясность.
— Он приходил на ужин к маме.
— Конечно, они полюбили Мо, — вмешалась Трин. — Мо очаровательный. Родители Тэмми обожали его. Думаю, что ее мать по-прежнему носить черный траур от горя, что Тэмми все испортила.
— Трин, —
— Он не был монахом до того, как встретил ее, Сигни, — парировала Трин.
— Господи, спаси меня, — прошептала Ингрид.
— Не то чтобы мы католики, — сказала Трин, переведя на меня взгляд. — И не то чтобы у нас были проблемы с католиками. У нас нет проблем. Мы просто не католики.
— Я католичка, — вставила Лене.
— Потому что Рик католик, — ответила Трин.
— Я католичка, потому что католичка, — возразила Лене. — Я просто приняла католицизм еще до того, как вышла за него замуж.
— Потому что Рик был католиком, — вмешалась Марта.
— Это не важно, — отрезала Сигне. — Разговоры об этом заставляют Лотти думать, что мы имеем что-то против хотя, это не так. — Сигне посмотрела на меня. — Мы спокойно относимся ко всем расам, религиям и вероисповеданиям. Клянусь.
— Я не нервничаю на этот счет, — заверила я ее.
— Кроме белых расистов. Нас они не устраивают, — заявила Трин.
— Они никого не устраивают, — ответила Марта. — И расизм — это не религия.
— А символ веры, — огрызнулась Трин.
— Ладно, вы четверо, черт возьми, заткнетесь, а? — Потребовал Мо.
Все четверо повернулись к нему.
Или пятеро, поскольку я тоже посмотрела на него.
Но он смотрел на меня сверху вниз.
— Вернемся к нашему разговору по дороге сюда. Теперь ты поняла, почему тебе не стоило переживать и так беспокоиться? Похоже, мне нужно было больше беспокоиться. Ты поняла, что мои сестры — кучка чудачек, за которыми просто не угнаться.
Моя сексуальная гора бойфренд выглядел встревоженным.
Я улыбнулась ему.
— О боже, — выдохнула Марта, приближаясь ко мне. — Ты переживала и волновалась, Лотти? Это так мило. — Она бросила взгляд через плечо на своих сестер, прежде чем вытащить меня из-под руки Мо и подвести к кофейному столику. — Разве это не мило? — спросила она сестер.
— Мило, — сказала Лене, прижимаясь ко мне. — Мы не кусаемся, обещаю.
— Мы просто немного странные, — сказала Марта, протягивая мне маленькую тарелку.
Сигне схватила квадратную салфетку для коктейлей и тоже протянула ее мне, сказав:
— Мы немного странные. Не сумасшедшие это звучит плохо. Мы веселые и сумасбродные.
— Да, именно веселые. Сумасбродные и веселые — это хорошо звучит, — согласилась Лене. — А теперь давай накормим тебя кукурузными кексами. За мамины кукурузные кексы можно умереть. А она делает их только для особых случаев.
Особых случаев.
Я оглянулась на Мо, который не сводил с меня глаз.
Он больше не выглядел обеспокоенным.
Его сестры суетились вокруг меня, он выглядел счастливым.
Затем
я перевела взгляд на Ингрид, которая направилась к Мо.На ее губах играла легкая улыбка, и эта улыбка была направлена на ее сына.
Другими словами, она выглядела счастливой.
Кукурузный кекс приземлился на мою тарелку, а женщины болтали вокруг меня, в то время как их мужчины стали подтягиваться к Мо.
Что касается меня?
У меня был Мо.
У Мо была замечательная семья.
Он познакомил меня с ними.
И это означало, что я была счастлива.
* * *
Mo
Они ели торт с безе в гостиной, женщины потягивали Амаретто и Калуа из маминых бокалов, сидели на маминых диванах, поглощенные женскими разговорами.
Мо стоял с ребятами, уже съев свой кусок торта и отставив тарелку в сторону, когда его телефон завибрировал.
Он вытащил его, посмотрел на экран и перевел взгляд на Лотти, которая, откинув голову, смеялась над чем-то, сказанным Трин (или Лене, неважно).
— Надо ответить, — пробормотал он мужчинам и двинулся к входной двери.
Он получил сообщение.
Стоя на крыльце дома матери, он позвонил.
— Мо, — ответил Брок Лукас.
— Привет, Слим, — поздоровался Мо. — Что случилось?
— Вчера вечером у нас была неприятная ситуация.
Мо втянул в себя воздух.
— Этот парень, — продолжал Слим, — тот самый, который посылал письма о Лотти, на него набросились какие-то парни, прежде чем охранники смогли их разогнать.
— Понятия не имею почему, — продолжал Лукас. — Он был легкой добычей, такой встревоженный, без судимостей, слабый, без опыта, определенно не в той ситуации, какая произошла. Может они почуяли его слабость и решили преподать ему урок. У него уже были некоторые проблемы, им пытались помыкать заключенные. Он пожаловался охранникам, что ему угрожали. Его посадили на пару дней в одиночную камеру, а тех, кто создавал проблемы, перевели в другие камеры, либо заключили сделку, выпустили под залог. Поэтому его снова поместили в общую камеру. Очевидно, у этих людей были друзья, и он все еще оставался мишенью.
— И что? — Спросил Мо, когда Слим замолчал.
— Они отвезли его в больницу, подлечили. Но в процессе выздоровления у него развилась тромбоэмболия легочной артерии. К мозгу перестал поступать кислород. Его снова отвезли в операционную, сделали операцию, но ущерб уже был нанесен.
Все тело Мо напряглось.
— Какой ущерб, Слим?
— Человек жив, но мозг умер, — сказал Слим. — Он на аппарате искусственного дыхания. Учитывая его наклонности, как я предполагаю, связанные с реакцией на неприятности, в которые он попал, подозреваю, что его семья не очень дружна с ним. Их уже вызвали. Не знаю, решат ли они отключить аппарат. Просто знаю, что даже если они этого не сделают, этот человек не сможет больше причинить вреда Лотти или кому-либо еще. На нем нет ни единого синяка, Мо, он дышит, но будто уже умер.