Молчаливый полковник Брэмбл

— Сколько сумасшедших родителей приходится на тысячу гениальных людей? — спросил полковник.

— Ах, об этом я ничего не знаю, сэр, — ответил доктор.

— Так сколько же все-таки? — снова спросил полковник.

— Доктор, вы опьянели и несете всякую чушь, — сказал майор Паркер. — Уж коли я когда-нибудь и женюсь, то только на очень красивой женщине. Кстати, Орель, как звали эту очаровательную танцовщицу в фильме, который мы с вами смотрели в Азбруке?

— Напиерковска, сэр.

— Совершенно верно. Так вот, если бы я с ней познакомился, то немедленно женился бы на ней. Уверен, что она, скорее всего, и лучше и умнее любой средней женщины.

— Мой друг Бернард Шоу, — заметил доктор, — утверждает, что желание постоянно, вплоть до конца своих дней находиться в обществе красивой женщины, все равно что под предлогом любви к хорошему вину хотеть, чтобы твой рот был вечно полон этим вином.

— Слабый аргумент, — прокомментировал майор, ибо в конце концов это все-таки лучше, чем если бы рот всегда был полон скверным вином.

— Заметьте следующее, — продолжал доктор, — женщины, которые, безусловно, больше, чем мы, воплощают в себе глубинный инстинкт расы, наверняка не согласятся с вами. Я знаю лишь немногих, желающих выйти замуж за красивого мужчину.

— Well, а вы слышали историю Фрэйзера? — спросил майор.

— Какого Фрэйзера? — осведомился полковник. — Из шестидесятого запасного?

— Нет-нет… Из пятого полка гуркхских [61] стрелков… Тот самый Фрэйзер, что в девятисотом году играл за свой полк в поло. Прекраснейший парень! Самый красивый во всей армии.

61

Гуркхи— группа народностей, проживающих в Непале и Индии, куда входят кхасы, гурунги, магоры, таманти, кираты и др.

— Да знаю я его, — сказал полковник. — Это сын старого сэра Томаса. Когда я еще был лейтенантом, его отец продал мне отличную верховую лошадку всего лишь за двести рупий. И какая же это история?

— В начале пятнадцатого года, — продолжал майор, — Фрэйзер, следуя домой в отпуск, задержался на несколько дней в Лондоне. Как-то вечером он решил пойти один в театр. К концу первого акта Фрэйзер смутно ощутил устремленный на него взгляд чьих-то глаз. Подняв голову, он действительно увидел в ложе у авансцены женщину, смотревшую на него. Но в зале было темно, и он не мог различить черты ее лица. В антракте он попытался получше разглядеть ее, но она пересела в едва освещенную заднюю часть ложи. В течение двух остальных актов женщина не сводила с него глаз. После спектакля Фрэйзер, немало заинтригованный, принялся караулить ее у выхода. Вдруг к нему подошел одетый в роскошную ливрею выездной лакей и сказал: «Одна дама желает переговорить с вами, сэр» — после чего подвел его к дверце кареты, поджидавшей у тротуара близлежащего переулка.

— Вы меня не знаете, капитан Фрэйзер, — послышался очень приятный голос, — но зато я знаю вас. Вечером вы чем-либо заняты? Если нет, то не согласитесь ли прийти ко мне поужинать?

Фрэйзер поступил так, как поступил бы каждый из нас.

— Сбежал, что ли? — спросил падре.

— Да ну что вы! — изумился Паркер. — Он конечно же сел в карету. Его попросили разрешить завязать себе глаза. Когда повязку сняли, он увидел, что находится в роскошно обставленной комнате наедине с незнакомкой в декольте и в маске, а более прекрасных плеч не могло быть в целом мире…

— Это из какого-нибудь романа Дюма-отца или Роберта Льюиса Стивенсона? — спросил Орель.

— Эта история произошла в январе пятнадцатого года. Я услышал ее от человека, который никогда не лгал… — сказал майор Паркер. — В доме было тихо. Из прислуги — ни души. Незнакомка сама предложила восхищенному Фрэйзеру, как, по-моему, выражаются французы, «добрый ужин, добрый ночлег и все остальное».

Рано утром она снова завязала ему глаза. Он сказал, что провел с ней чудесную, ошеломляющую ночь, и спросил, когда они могли бы увидеться вновь.

— Никогда! — ответила она. — И я беру с вас слово джентльмена и солдата в том, что вы никогда не будете искать встреч со мною. Но ровно через год, день в день, вернитесь в тот же театр, где мы с вами встретились: возможно, там вы получите письмо.

Затем усадила его в карету, предварительно попросив не снимать повязки в течение десяти минут. По прошествии указанного срока он сдернул повязку и увидел, что его привезли на Трафальгарскую площадь…

Фрэйзер, естественно, совершил почти невозможное: он добился увольнения в отпуск именно в январе шестнадцатого года. В вечер годовщины этого приключения он обратился в кассу театра и получил билет в партер.

— Нет ли у вас письма на мое имя? — спросил он и назвал себя.

Кассирша протянула ему конверт, и Фрэйзер, торопливо вскрыв его, вытащил листок и прочел вот такую простую строчку: «Получился сын. Он очень красив. Спасибо».

— Самое странное в этом анекдоте, — саркастически проговорил доктор, — то, что еще задолго до войны мне его рассказал другой молодой человек приятной наружности, причем выдал самого себя за героя этого эпизода.

— Что ж, — заключил полковник, — значит, у этой дамы несколько детей.

XIII

О хозяйка лавчонки, красотка ядреная, Чей тугой корсаж соблазнительно вздут, О силачка плечистая — страж шлагбаума, Неприступно-крепкая, как редут. Ах, учительница, ваш взор потуплен, И строг городского платья покрой, Пианино под тонкими, длинными пальцами, Нас чарует наивной своей игрой. О смазливая булочница, в чьи руки Собираются денежки без труда,— Ты ведь выше всех предрассудков пошлых, Потому и смела, весела всегда. Ах, беспечные сельские чаровницы — До чего нам на пользу пошли они, Как хандру превозмочь они помогали, Нас томившую в эти враждебные дни! Опершись локтями на ваш прилавок, Мы шутили, болтали, а между тем Открывали вам наши большие надежды И делились грузом наших проблем. Не всегда вы, конечно, нас понимали, Но от вас и не ждали мы тонких фраз, Да к тому же парижские наши подружки Не намного, поверьте, понятливей вас. Убежден мужчина, что он волнует Ту, чей вид желанье его зажег, А на деле она только зеркалом служит, Чтобы в нем он собой любоваться мог. И милашка Марго, гипотезам нашим Терпеливо внимая, — сама простота! — Нам вполне мадам Севинье [62] заменяет, Конечно, пока не раскроет рта.

62

Маркиза СевиньеМари де Рабютен-Шанталь (1626–1696) — французская писательница. Посмертную литературную славу ей принесли изысканные «Письма», опубликованные в 1726 г.

XIV

НЕСКОЛЬКО СТРАНИЦ ИЗ ДНЕВНИКА ОРЕЛЯ

Ондезееле, январь 19…

Г-жа Лемэр преподнесла в дар офицерской столовой бутылку старого коньяка, и поэтому сегодня вечером доктор, что называется, в ударе. Недаром он принадлежит к породе ирландских крестьян, которые так любят совершенно неожиданные изречения.

— Именно средним векам, — сказал он, — мы обязаны двумя худшими изобретениями человечества: романтической любовью и порохом.

И еще:

— Единственная причина этой войны заключается в том, что немцы лишены чувства юмора.

Но особенно интересно послушать, как он с абсолютно научной строгостью доказывает свою излюбленную теорему:

— Две противоположные по смыслу телеграммы, отправленные начальниками в одном чине, взаимно аннулируются.

4 января

Прогулка верхом с полковником и Паркером. До чего же нежен и изыскан этот свет Севера!