Молчание Апостола

– С такими пассажирами, сэр, я готов терпеть до самого Эдинбурга! – отозвался Джеймс, плавно отчаливая от бордюра.

– Как поживает наша дражайшая Салли? – поинтересовался Артур, опрокинув пару унций крепкого ароматного напитка.

– Как всегда, на боевом посту, – рапортовал дворецкий. – И на ужин все ваши любимые блюда, от грибного супа до заячьего рагу. Салли! Таких поваров, сэр, нынче не сыщешть на всем белом свете.

– За исключением… – начал Артур и сделал многозначительную паузу, после которой оба они с Джеймсом хором закончили:

– …Шотландии!

– Да, сэр, – отсмеявшись, продолжал Джеймс. – Так что Салли наша на посту. Но вот горничная ваша, Лилит, из отпуска так и не вышла. И ни письма, ни записки от нее не было.

– О Лилит мы поговорим позже, старина.

– Значит, вы о ней что-то все-таки знаете?

– Кое-что – пожалуй, – сказал МакГрегор. – Хотя и далеко не всё.

Уже в особняке, поднявшись в столовую, Артур расцеловал в обе щеки раскрасневшуюся от удовольствия Салли, и прошел в ванную, где долго и тщательно мыл руки. Выйдя оттуда, он обратился к дворецкому:

– Джеймс, старина, будь так добр: принеси ту книгу в библиотеку. И захвати с собой самый острый нож. Или скальпель – где-то у нас должен водиться и такой инструмент.

Робертсон поклонился и исчез, через пару минут появившись в библиотеке с тонкой книгой в кожаном переплете и скальпелем в руках.

– Ужин ведь стынет, сэр, – огорченно произнесла Салли вслед направившемуся в библиотеку Артуру, но тот лишь рассеянно кивнул.

Пристроившись у письменного стола, Артур и Эли раскрыли «Библию в изложении для детей», после чего МакГрегор осторожно поддел скальпелем край кожи, приклеенной к тонкому картону. Пройдя по всей длине проклеенного шва, он сунул в щель два пальца и, пошевелив ими, вытащил три листка пергамента, один из которых был сложен вдвое. Он развернул сложенный листок на стекле, покрывавшем письменный стол, и аккуратно разгладил пергамент рукой.

– Это она! – воскликнула Эли.

– Она? – недоуменно переспросил дворецкий. Все это время он, казалось, стоял не дыша, словно в ожидании какого-то чуда. И сейчас, когда чудо произошло, Джеймс Робертсон силился понять, в чем же оно заключается.

– Да, Джеймс, это она, – подтвердил девятый баронет МакГрегор. – Это карта Иерусалима, которая послужила царице Елене основой для воссоздания древней столицы на новом месте.

– Вы говорите о святой равноапостольной Хелене, сэр?

– Абсолютно верно, старина. О матери святого Константина Великого и строительнице Иерусалима.

– Прошу прощения, сэр, – дворецкий был взволнован, однако дорыться до истины ему хотелось, – но ведь Иерусалим был построен царем Давидом. Об этом даже в самой этой книжке написано.

Эли незаметно дернула Артура за рукав. Он едва заметно кивнул.

– В книжке этой написана правда. Но всей правды столь тонкая книжица и не могла бы вместить. Ты согласен?

– Конечно, сэр. Да и кто я такой, чтобы не верить вам? Но Боже мой, ведь я всюду таскался с этой книгой, читал ее и за едой, и… А ведь к этому листку прикасались руки великой христианской святой!

– Всё это так, Джеймс, но не вздумай покаяться в этом грехе на исповеди. И я говорю это вполне серьезно.

– Я уже и забыл, сэр, о том, что было вставлено в переплет. Да и было ли вообще?

– Вот так держать, старина, – Артур показал Джеймсу большой палец. – И будь добр, принеси нам всем – всем троим – по паре глотков бренди. У меня, честно говоря, руки дрожат.

Через пару минут дворецкий появился с бутылкой и тремя бокалами. Поставив их на стол на приличном расстоянии от книги и листов пергамента, он налил в каждый бокал пальца на два янтарного напитка и вручил бокалы Эли и Артуру. Свой Робертсон опрокинул залпом. МакГрегор тем временем ткнул пальцем в карту, сказав:

– Смотри, Эли. Здесь начинались муки Господни…

Палец его указывал в квадрат на карте, разделенный крестом на четыре части. В центре находился прямоугольник с надписью «praetorium». Прикрыв глаза, Артур медленно проговорил:

– «Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу…»

Артур, сделав небольшой глоток бренди, положил карту Августа на полку и взял в руки два небольших свитка пергамента, вынутых из-за обложки детской Библии. Бросив взгляд на текст, он покачал головой:

– Это мне не по зубам. Похоже на древнегреческий.

– Койне [95] , – уточнила Эли.

– Прошу вас, мадемуазель, – и Артур подвинул листки поближе к Эли. Откашлявшись, она начала:

– «Старец – возлюбленным Гаию, Кратиллу и Гиппарху, которых я люблю в духе и истине…»

– Погоди, – прервал ее МакГрегор, – но ведь почти так же начинается Третье Послание Апостола Иоанна.

– Значит, апостол адресует свое послание тем же лицам, – ответила Эли.

95

Общий для Восточного Средиземноморья диалект греческого языка. (Прим. переводчика)

– Конечно, конечно. Прошу тебя, продолжай.

– «… сие пишу вам, чтобы радость и знание ваши были совершенны. После разрушения гневом Божиим гордого града Иерусалима возникли среди верных прения о том, что сталось с Гробом Господним, в который был положен Иисус Христос по распятии своем, и где произошло Великое Воскресение Богочеловека во плоти. Некие говорили о Гробе, что был он сметен вместе с градом, иные же утверждали, что ушел Гроб Господень глубоко под землю, за пределы досягаемости грешных и алчных рук.

Дозвольте же мне, видевшему всё от распятия до положения Господа нашего во Гроб, излить свет на события тех страшных и вместе с тем светлейших дней. Я был вместе с достойным Иосифом из Аримафеи, просившим у Пилата тела Иисусова. Ибо Иосиф хотел погрести Иисуса в своем новом семейном гробе, высеченном в скале близ Вифлеема.

Пилат не воспротивился сему, ибо и для него удобнее было бы, дабы не стало место погребения Иисуса источником раздоров меж верными и иудеями у самых стен Иерусалима. Посему правитель и тело отдал Иосифу и пришедшим с ним, и отправил с ними два десятка солдат и центуриона для охраны.

Повозки же для тела Христова и женщин, тело сопровождавших, и волов, и мулов привели слуги Иосифовы. И я, Иоанн, был в походе сем, до последней минуты, до того, как завален был камнем вход во Гроб. Что и свидетельствую пред вами, возлюбленные мои».

Артур сидел, боясь вздохнуть. Джеймс тоже застыл с бокалом в руке. Эли снова откашлялась и продолжала:

«Но должно мне добавить и еще нечто к вашему разумению, однако основанием сему будет не свидетельство мое, но откровение, мне данное. Предстоит у Вифлеема восстать граду великому, с капищами языческими. Однако ж волею и трудами благочестивой и Христолюбивой монархини капища низринуты будут, и Гроб Господень предстанет пред человеками – до Второго Пришествия Господа нашего. И град новый Иерусалимом наречется».