Молчание Апостола

– Мне несколько неловко, сын мой… Но, думаю, вы сумели бы объяснить это ему лучше.

– Как? Я же не говорю по-гречески?

– Вы не говорите на одном из греческих, – улыбнулся в бороду настоятель. – Разговорник второго, гораздо более популярного языка, наверняка лежит у вас в кармане.

Артур едва не расхохотался. Эли фыркнула, прикрыв рот ладонью.

– Но вам все равно придется объяснить ему, что нам нужно.

– И что же это?

– Во-первых, его рассказ о том, как все было в ту рождественскую ночь.

– Это не проблема. Я был тут же.

– Да, но и его впечатления тоже. Во-вторых, он может звонить в Афины о нашем визите на Патмос, но не ранее послезавтрашнего дня. И в-третьих, сколько это будет на главном греческом: пять тысяч евро хватит?

– Ни в коем случае, сын мой. Тысячи ему хватит за глаза.

Артур полез в карман, добыл бумажник, достал две купюры по пятьсот евро, положил их на стол и подвинул толстяку-полицейскому. И поразился тому, с какой скоростью они испарились со стола, исчезнув в кармане полицейской формы.

– Отец Иоанн, – обратился МакГрегор к настоятелю, – объясните ему теперь, что нам нужно.

Оба грека – священник и полицейский – заговорили одновременно, и с поразительной скоростью. Потом отец Иоанн кивнул.

– Он понял. Тем более, что вы начали разговор с ним на правильном греческом. – Он улыбнулся. Потом, немного помолчав, рассказал о событиях той страшной ночи.

– Ваш земляк, Кэмпбелл, – добавил настоятель, – убежден, что убийство тех двенадцати было ритуальным.

– Не думаю, – сказал Артур.

– Почему?

– С их спин была снята кожа. Значит, что-то было на коже.

– Татуировка? – предположила Эли.

– Очень может быть.

– Далее. Они искали что-то внутри иконы. Что могло там быть?

– Внутри икон ничего не бывает, – покачал головой отец Иоанн. – Икона пишется на доске. Это ведь не портфель. Что можно положить внутрь?

– Расколоть надвое. Выдолбить углубление. Положить, то, что нужно, – пояснила Эли.

– Вы так считаете?

– Нет. Но они могли так считать.

Айнштайн, опершись на стол, встал во весь свой гигантский рост.

– Сердечно благодарю за угощение, но я должен вас покинуть.

– Куда же? – удивленно спросил Артур.

– Я договорился о встрече со своим братом. Надеюсь, эта встреча многое прояснит.

– Здесь, на Патмосе?

– Я позвонил ему, когда узнал, что мы направляемся сюда. Он уже прибыл – из Израиля. Еще раз спасибо за все, и разрешите откланяться.

– Когда мы встретимся? – спросила Эли.

– Ночью. Ближе к утру. Я позвоню.

– Что ж, – пожал плечами Артур, – если это даст нам какую-то информацию, то отчего бы и нет…

– Даст, даст. Если не будет звонка, СМС я вам пришлю в любом случае. Куда вылетать – причем немедленно – и куда добираться. Возможно, это будет Израиль. Не удивляйтесь и не спрашивайте – почему. Мне еще самому предстоит во всем разобраться.

Айнштайн поклонился всем присутствующим и направился к лестнице, ведущей к порту.

Когда израильтянин отошел на приличное расстояние, отец Иоанн усмехнулся, с явным оттенком иронии и одновременно горечи на лице.

– Ну, ну, ну… – произнес он. – С братом.

– Вас что-то смущает, отче? – спросил Артур.

– Нет у него никакого брата, – хмуро ответил настоятель.

– Вы с ним хорошо знакомы? – спросила Эли.

– Скажем, просто догадка, мадемуазель.

– У него есть – или был – брат, – возразил Артур. – И не просто брат, а близнец.

– С чего ты это взял? – поинтересовалась Эли.

– Татуировка. Помимо номера там была буква «Z». В проектах «Аненербе» так помечали близнецов: «Zwillinge».

– Отчего вы не спросили, как зовут его брата? – спросил отец Иоанн. – Нет, не зовут, звали. Я даже знаю, какое имя он вам назвал бы.

– Какое же?

– Соломон, – негромко ответил настоятель, прикрыв глаза, и повторил: – Соломон.

Пока Никос и отец Иоанн рассказывали МакГрегору и Эли о событиях той страшной ночи, Артур задумчиво водил авторучкой по клочку бумаги. Потом он резко поднял голову от стола и поинтересовался:

– А где мы могли бы устроиться на ночлег? Гостиница не подходит. Там нам придется показывать паспорта.

Отец Иоанн о чем-то спросил Никоса.

Тот разразился бурной речью на греческом, оживленно жестикулируя.

– Он говорит, – перевел настоятель, – что с удовольствием принял бы вас в своем доме. Места не очень много, но… И, как вы, наверное, догадались, делает он это только по доброте душевной.

– Понял, – кинул Артур и, достав из бумажника две сотни евро, протянул их полицейскому, вопросительно взглянув на него. Тот расплылся в улыбке и выставил большой палец. Вопрос был решен.

Уже смеркалось. Никос поднялся из-за стола, довольно погладил себя по животу и, обращаясь к гостям, сказал:

– На той динойме.

– Вам пора, – перевел отец Иоанн.

– Это далеко? – спросил Артур.

– Километр с небольшим. Минут двадцать от силы, – ответил настоятель.

Гости и Никос поблагодарили отца Иоанна за угощение и двинулись в гору. Впереди, пыхтя и переваливаясь, шел полицейский.

Добрались они действительно минут за двадцать. Никос представил жену, что-то ей объяснил, как всегда, размахивая руками, и она отправилась готовить постель в гостевой комнате. Артур и Эли положили свои телефоны на табурет возле кровати и тут же юркнули под толстое пушистое одеяло. Вскоре во всем доме погас свет. Горела лишь слабая лампочка у самого выхода, едва-едва освещая прихожую.

– И что ты скажешь? – шепотом спросила Эли.

– О чем? – так же шепотом спросил ее Артур.

– Обо всем этом. О том положении, в котором мы оказались. О наших новых знакомых, с Марка начиная.

– С Марка?.. – задумчиво произнес МакГрегор. – Ну… Не знаю, Марк ли он, но то, что что не Эйнштейн-Айнштайн почти наверняка.

Она резко повернулась к нему и подперла щеку ладонью.

– Почему?

– Ты хорошо помнишь записку Лонгдейла? «Первый» с вопросительным знаком.

– И?