Молчание Сабрины 2
Шрифт:
– А какие пилюли помогают от кашля, не знаете? Как называются?
– Да откуда ж мне? – Заплата махнул рукой. – Да и знай я – уже позабыл бы. Не люблю сложные слова и всякие там названия, поэтому мне и не дают важных ролей в пьесах… Я помню разве что «Виллармион де Гланд Тейнтюрр».
Сабрина была поражена. И как человек, который не запоминает сложные слова, смог запомнить такое?!
– Что это значит? – спросила она.
– Ну, желудевая настойка же!
– Понятно.
Сабрина отвернулась и, ее взгляд снова наткнулся на сиреневого мотылька. Он был очень красив. Какой сложный узор на крылышках! А эти витые усики, похожие на миленькие пружинки!
Пока Сабрина
Шлеп! Грязная разбитая туфля с размаху приземлилась на мотылька.
Сабрина застыла от ужаса. В первое мгновение она не поняла, что произошло. На том месте, где только что сидел мотылек, поблескивало жиром размазанное пятно. А Заплата с туфлей в руке самодовольно хихикнул.
– Зачем?! – воскликнула Сабрина. – Зачем вы его убили?!
– Хе-хе-хе… просто так! – Заплата надел туфлю обратно на ногу. – Кого хочу того и убиваю! Ясно?
Да, Заплата был совсем не хорошим человеком. Он был просто отвратительным человеком.
Тут дверь фургона Талли Брекенбока открылась, и на пороге появился сам хозяин «Балаганчика». Раскрыв черный зонт, он что-то пробормотал – судя по крайней степени досады на его лице, какие-то ругательства. Не глядя на Сабрину, шут спустился по ступеням фургончика и направился к навесу в тупике переулка, где сколачивали сцену, видимо, чтобы дать подчиненным какие-то дополнительные указания или чтобы попросту оттягать их за уши.
Завидев его, Заплата сорвался с места, напоследок ощерившись кукле, и, прыгая по лужам, поспешил к хозяину.
– Милый мистер Брекенбок! – завопил он. – Милый мистер Брекенбок! А Сабрина плохо учит роль! Она все время любуется бабочками! Она совсем не учит роль!
Брекенбоку сейчас явно было не до назойливого прихвостня-ябеды. Он отмахнулся от него и велел не путаться под ногами. Зайдя под навес, хозяин балагана, придирчиво осмотрел сцену. Стук молотков затих – ему на смену пришли ругательства Брекенбока и вой актера, которому он наступил ходулиной на ногу. Другой актер принялся оправдываться, почему доски положены криво, и попытался переложить вину на приятеля. Тот в ответ швырнул в него молотком. Завязалась драка, которую Брекенбок начал разнимать ударами зонтика, угрозами и плевками. Рядом весело скакал Заплата…
В кукольной душе Сабрины поселилась грусть. Все кругом – злобные, черствые и мерзкие. Что ей делать? Как ей выжить среди всех этих отвратительных людей?!
Сабрину вдруг посетила странная и внезапная мысль, которая перекрыла собой все прочие:
«Кажется, он не запер дверь! Точно, не запер!»
Сабрина поняла, что это ее шанс. Сейчас она узнает, что там такое нашел Талли Брекенбок в своем столе! Она просто обязана выяснить, что же было изображено на газетной вырезке…
Соскочив с сундука, она опрометью ринулась к фургончику Брекенбока. Обогнуть лужу! Три шажочка по горбатым камням брусчатки. Еще одна лужа… Скользкая ступенька. Вторая. Третья… Сабрина взялась за дверную ручку…
– И что это ты тут делаешь? – раздался за спиной голос Брекенбока.
Сабрина испуганно обернулась: и как он тут оказался?! Он ведь только что был
в глубине тупика! Она не знала, что сказать, – признаться, разумеется, она не могла.– Говори немедленно! – велел шут.
Сабрина молчала.
– Ты какая-то отсталая, как я погляжу! – проворчал шут. – Если ты так же будешь нелепить и теряться на сцене, то грош цена всей драме, которую я написал и вложил в твою роль! Что ты делаешь возле моего фургончика, я тебя спрашиваю?!
– Д-дождь усилился… – сбивчиво пробормотала Сабрина.
– О! Мы разродились очевидностями! – поморщился Брекенбок. – Уже лучше. Глядишь, в следующий раз, так и вовсе просто осмысленно ответишь на заданный вопрос! Я и без тебя вижу, что дождь усилился!
– Вы сами говорили мне…
– Что?
– Что мне не нравится дождь. Он вреден для платья и прически…
– Я выдал тебе зонт.
– Дождь усилился.
– Так, хватит! – проскрипел Брекенбок, как старая пружина в кресле. – Ты сводишь меня с ума! Если тебе так мокро, то что, скажи на милость, ты вдруг здесь забыла и… Постой-ка! – Его вдруг осенило. – Позволь поинтересоваться: неужели некая никому не нужная и никем не любимая рыжая кукла по имени Сабрина решила вдруг, что мой личный фургончик – вполне себе распрекрасное место, чтобы укрыться в нем от дождя? Так вот ты права! Он – вполне себе распрекрасное для этого место. Но ты и не права! Не для тебя! Это мой домик на колесах, и я там живу. Один! Мне не нужны соседи, вроде никчемных кукол, которые плохо учат свои роли. Тебе понятно?
– Д-да.
– Тогда с дороги!
Повиновавшись, Сабрина спустилась по ступеням обратно – зеленые туфельки тут же погрузились в лужу. Брекенбок прошел мимо, открыл дверь и нырнул в свой фургон.
Прежде, чем скрыться в нем, он обернулся. На его лице вдруг появилось что-то дикое и невозможное – вроде как, сочувствие. Сабрина даже слегка испугалась за его самочувствие.
– Ладно, можешь перебраться под навес мадам Бджи, – сказал он. – Я велел всем собраться там – скоро ужин. Если кто-то будет тебя обижать, скажешь, что это я тебя туда отправил. Если кто-то посмеет пискнуть, квакнуть или сделать тебе что-нибудь дурное, просто скажи: «Талли Брекенбок передал, что ему надоело его лоскутное одеяло и что он хочет новое». Они поймут.
Дверь захлопнулась. Сабрина глядела на нее, ее руки дрожали – едва не попалась! Она не могла поверить в то, что хозяин «Балаганчика» не догадался об истинных причинах, побудивших ее попытаться проникнуть к нему в фургон. Трудно представить, что было бы, раскуси он ее затею.
– Ты все еще там?! – раздалось из-за двери. – Не пущу, как ни проси!
И Сабрине ничего не оставалось, кроме как отправиться под указанный навес…
…Закуток, где собрались к ужину актеры «Балаганчика Талли Брекенбока», выглядел вполне уютно. Если, конечно, описывать его не нормальным языком, а языком нище-улично-театральным.
Если же описывать его языком Сабрины, то это место было ничуть не лучше прочих мест в тупике Гро – такое же захудалое, настолько же пропитанное тоской, безысходностью и местной зловреднючей крысливостью.
Навес был натянут между двумя фургончиками – Брекенбоковским и так называемым «дамским» и к тому же крепился к зеленоватой кирпичной стене дома на кривых толстых гвоздях – таким образом все пространство под ним отдаленно напоминало комнату.
В самой глубине этой «комнаты», отрастая от стены, бурела чудовищная ржавая печь с парой дюжин труб и тяжелыми глухими заслонками. В ее полукруглой утробе ярко полыхало пламя, облизывая бока огромного черного котла, из которого во все стороны брызгал жирный вар.