Молчание сфинкса

Кровать была полутораспальной, светлого дерева. Постельное белье из натурального шелка, бледно-розового цвета. Сама спальня выглядела довольно аскетично, только белье было шикарным и очень дорогим. Мало кто знал, что Роман Валерьянович Салтыков был просто помешан на постельном белье. Постельные аксессуары отеля «Амбассадор» абсолютно не удовлетворяли его требованиям и привычкам.

— Раздевайся, я скоро, — мягко сказал он Леше. Уже в душе под горячими струями воды, пропитанной пряными ароматами массажной плитки для тела, он размышлял о том, что все события этого ужасного и трагического дня следует воспринимать стоически, как учил несравненный Марк Аврелий. А закончить этот день надо в наслаждении и удовольствии, чтобы восстановить этим нарушенное душевное равновесие и хоть на время отвлечься от тяжких мыслей, которые, по сути своей, не что иное, как пустое и глупое, суеверие, недостойное настоящего мужчины.

Глава 15 МЕТАЛЛОИСКАТЕЛЬ

— Из всех этих любителей старины Денис Малявин, пожалуй, для нас самый неподходящий тип, — сказал Кулешов Колосову наутро, после обычного приветствия. Новый день начальник отдела убийств встречал снова в Воздвиженском — точнее, на полпути к нему, на шоссе между церковью мучеников Флора и Лавра и Лесным.

— Отчего же это неподходящий? — спросил Никита.

Они курили с Кулешовым в дежурной машине местного ГИБДД. А на шоссе стоял инспектор ГИБДД, проверял проезжающий редкий транспорт. Из всех здешних и нездешних машин им в это утро нужна была только одна-единственная.

— Потому, что характер у него сутяжный, — ответил Кулешов. — Стоять на своем он любит и всем свою правоту глоткой доказывает. Через это самое, через несговорчивость, негибкость, и бизнес у него прахом пошел. У нас тут таких ершей иванычей не очень-то любят — особенно местная администрация.

— Неужели через одно это? — спросил Никита.

— Ну и сожительница его Марина Аркадьевна Ткач тоже свою роль в этом крахе финансовом сыграла. Ты ее сам видел — какова она. Бойкая бабенка. Много из него денег тянула, он, видно, сил своих с ней не рассчитал. В принципе, мужик он, как и все мы тут, простой, деревенский. Ну а когда деньги появились — конечно, красивой жизни захотелось. Из Москвы он ее себе привез — Марину-то эту Аркадьевну. Подцепила она его где-то крепко на крючок. Подцепила и доить начала. И выдоила, что называется, досуха.

— Но она ведь не бросила его, когда у него дела пошли худо, — заметил Никита. — Обычно такие сразу бросают, когда их содержать по-крупному перестают. А она до сих пор живет с Малявиным — ты же сам говорил мне.

— Вот я и удивляюсь, чего ж это она его до сих пор не бросила, — Кулешов усмехнулся. — Вроде совсем у них дело разладилось — горшок об горшок. А тут вдруг в Лесном Салтыков объявился и предложил Малявину работать у себя. И Марина эта сразу попритихла, осталась. И вроде сошлись они снова. Слухи такие ходили.

— Слухи у вас тут, одни только слухи-пересуды. Эх, деревня вы, матушка…

— Три деревни — два села, — поправил Кулешов. — А слухами ты нас, Никита Михалыч, не попрекай. Тут тебе не Москва. Не хлебом единым жив человек и в деревне. Слухи — они ведь как песня… А про Малявина и эту Марину его Аркадьевну у нас тут целыми днями языки чесали. Как мексиканский сериал все воспринималось, как кино «Богатые тоже плачут». Бабки наши местные все к окнам просто прилипали, когда эта парочка тут у нас на машине раскатывала.

— Смотри, его машина? — перебил его Никита, кивая на замаячившую впереди на шоссе иномарку.

— Его самая. Один он тут у нас на джипе ездит. Покупал-то новый, с доходов с кирпичного завода своего. А теперь вот добивает по нашим ухабам.

Инспектор ГИБДД пошел навстречу джипу, жестом приказывая водителю остановиться.

А дело было в том, что после некоторых раздумий Никита Колосов решил не вызывать Дениса Григорьевича Малявина на допрос в отделение милиции, а провести это следственно-оперативное действие несколько по-иному, застав Малявина, что называется, врасплох. Задержание утром на дороге, когда Малявин торопился в Лесное на работу, конечно же, слегка отдавало дешевой полицейской бравадой, но Никита не прочь был иногда и побравировать, и поиграть перед фигурантом в шерифа. Такие финты удавались пятьдесят на пятьдесят. Иногда от них не было никакого проку, а иногда они давали гораздо больший эффект, чем нудная словесная долбежка в кабинете на тему: знаешь — не знаю, видел — не видел, не был, не состоял, не участвовал.

Перехватывая Малявина на пути в Лесное на следующий день после убийства Филологовой, Никита ставил перед собой две основные задачи: во-первых, сбить фигуранта с толку, встревожить его, лишив тем самым на какое-то время самообладания, а во-вторых… Ну это, конечно, было из области оперативной фантастики, Ho возможно, таким способом могли всплыть на свет божий и какие-то улики, которые Малявин не успел уничтожить. Хотя именно здесь и крылась главная загвоздка: наличие улик Никита допускал, а вот в виновность Малявина в убийстве Филологовой и тем более отца Дмитрия не верил. Не верил в это и Кулешов, заявлявший с грубоватой категоричностью: «Какого хрена ему их убивать? С какой такой корысти, а?»

Джип остановился на обочине. Инспектор приблизился к нему. Козырнул. Денис Григорьевич Малявин, сидевший за рулем, опустил стекло, "полез за правами, явно обескураженный присутствием стража порядка на дороге, по которой раньше милиция вообще проезжала раз в год по большим праздникам.

— Идем к нему, тряханем, — скомандовал Никита. И они с Кулешовым двинулись к джипу.

— Николай Николаич, приветствую, что, с моими правами что-то не так? — громко спросил Малявин, увидев их. Обращался он к Кулешову, которого хорошо знал.

— Нет, с правами все в порядке, Денис Григорьевич. Утро доброе. — Кулешов козырнул, как и инспектор ГИБДД. — Вопросы у нас к вам имеются в связи с новым убийством в нашем районе. Это вот начальник отдела убийств уголовного розыска из нашего главка Колосов Никита Михайлович. Уж не обессудьте, придется вам на некоторое время задержаться.

Малявин вышел из машины. Никита с любопытством рассматривал его — видел-то впервые. Крепкий мужик. Прямо штангист-разрядник. Плечи — косая сажень Затылок подбритый, бычий; Взгляд… А вот взгляд-то явно встревоженный, хотя и совсем не робкий.

— В связи со смертью. Натальи Павловны ко мне вопросы? — спросил Малявин. Голос у него был сиплый, простуженный.

— Да, в связи с этим убийством и в связи с убийством настоятеля храма отца Дмитрия, — ответил Никита. — Вы ведь были с ним знакомы?

— А то как же я с ним не был знаком? Его у нас тут все знали, кто в церковь ходил, — хмуро сказал Малявин.

— И вы тоже ходили?

— Я человек православный, а то как же?

— Часто ходили?

— Настолько часто, насколько это прилично светскому человеку, — выдал Малявин и выпятил свой тяжелый квадратный подбородок, а заодно и богатырскую грудь. — А что, Николай Николаич, — спросил он Кулешова, — мы так и будем посреди дороги, как три тополя на Плющихе, торчать?

— Да чего же? Почему же? — Кулешов пожал плечами. — Тут ничего, и воздух свежий. И не мешает нам никто. И не холодно, сыро вот только… Мы в Москву едем. Вот решили, чтобы время не терять, по дороге вас перехватить, чтоб в отделение не гонять, от работы надолго не отрывать.

— А, понятно, — Малявин криво улыбнулся. — Ну что же, раз такое дело — спрашивайте.

— В общем-то, вопрос у меня к вам, Денис Григорьевич, один. Вы вчера утром случаем Наталью Павловну Филологову на станцию не подвозили? — спросил Никита.