Молчанием предаётся Бог

«Для возрождения России напрасны все политические и программные объединения: России нужно нравственное обновление русского народа… Держись же, Россия, твердо веры твоей, и Церкви, и царя православного, если хочешь быть непоколеблемой людьми неверия, безначалия и не хочешь лишиться царства и царя православного. А если отпадешь от своей веры, как уже отпали от нее многие интеллигенты, то не будешь уже Россией или Русью Святой, а сбродом всяких иноверцев, стремящихся истребить друг друга, – пророчествовал Иоанн Кронштадтский. – И если не будет покаяния у русского народа – конец мира близок. Бог отнимет у него благочестивого царя и пошлет бич в лице нечестивых, жестоких, самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами…»

На 1 марта 1887 года членами террористической фракции «Народной воли» готовилось покушение на жизнь Александра Третьего, одним из руководителей которого был Александр Ульянов. Покушение удалось предотвратить. Участники арестованы, пятеро приговорены к смертной казни. Среди них – В. Генералов, выпускник той самой Новочеркасской гимназии.

Спустя два месяца после неудавшегося покушения Александр Третий побывал в Новочеркасске. И опять народовольцы готовят покушение, совершить которое должны были сотник 7-го Донского полка В. В. Чернов и студент А. И. Александрин. Покушение сорвалось – террористы были арестованы: «При обыске у сотника Чернова были обнаружены ящики с гремучим студнем. У студента Александрина… разного рода переписка, имевшая отношение к подготовляющемуся покушению, и значительное количество прокламаций».

Именно тогда, 18 июня (1 июля) 1887 года, министром просвещения России графом Иваном Давидовичем Деляновым был представлен доклад «О сокращении гимназического образования», разошедшийся по гимназиям в качестве циркуляра и ставший известным как закон о «кухаркиных детях». Хотя «кухаркины дети» в циркуляре и не упоминались, возмущению «прогрессивной интеллигенции» не было предела, документ использовали как информационный повод для подрыва империи. Смысл циркуляра сводился к следующему: «…нужно разъяснить начальствам гимназий и прогимназий, чтобы они принимали в эти учебные заведения только таких детей, которые находятся на попечении лиц, представляющих достаточное ручательство в правильном над ними домашнем надзоре и в предоставлении им необходимого для учебных занятий удобства».

Таким образом, предлагалось ограничить возможность представителям «неблагородных» слоев населения перемещаться в разночинцы и студенты – основную движущую силу революционного движения.

В качестве альтернативы гимназиям с классическим гуманитарным образованием, греческим и латынью предлагались реальные училища с науками точными – физикой, механикой, химией, алгеброй. Интенсивно развивалась промышленность, и Россия остро нуждалась в специалистах: квалифицированных рабочих, мастерах, инженерах.

Впрочем, спустя тринадцать лет циркуляр о «кухаркиных детях» был отменен Николаем Вторым, но до сих пор марксистские историки приводят его как пример «самодержавной дискриминации по социальному признаку».

Моральную катастрофу российского общества чувствовал Достоевский еще в середине XIX века: «Петровская реформа, продолжавшаяся вплоть до нашего времени, дошла наконец до последних пределов. Дальше нельзя идти, да и некуда: нет дороги, она вся пройдена… Вся Россия стоит на какой-то окончательной точке, колеблясь над бездною… носится как бы какой-то дурман повсеместно, какой-то зуд разврата. В народе началось какое-то неслыханное извращение идей с повсеместным поклонением материализму. Материализмом я называю в данном случае преклонение народа перед деньгами, пред властью золотого мешка. В народ как бы вдруг прорвалась мысль, что мешок теперь все, заключает в себе всякую силу, а что все, о чем говорили ему и чему учили его доселе отцы, – все вздор. Беда, если он укрепится в таких мыслях».

Делился своим предчувствием гибели Российского государства и Гоголь: «Остались считаные дни, еще немного – и грехами своих предков и своими мы отрежем путь России к спасению».

«Человечество нынешнего века свихнулось с пути только оттого, что вообразило, будто нужно работать на себя, а не для Бога, – говорил Н. Гоголь. – Сущность жизни не есть отдельное существование, а Бог, заключенный в человеке; смысл жизни открывается тогда, когда человек признает собою свою божественную сущность».

«Будьте не мертвые, а живые души…

Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом… страшен тот ревизор, который ждет нас у дверей гроба».

9 сентября 1867 года в Женеве открылся масонско-коммунистический конгресс Лиги мира и свободы, и на трибуне выступали «светила европейской мысли». «…Господа, которых я впервые увидел не в книгах, а наяву, – писал приглашенный на этот конгресс Достоевский Майкову, – начали с предложения вотировать, что не нужно больше монархий, и все поделать маленьким. Потом – что не нужно веры. Это было четыре дня крику и ругательств…»

«…Социалисты и революционеры врали с трибуны перед пятью тысячью слушателей, то невыразимо, – делился он со своей племянницей С. А. Ивановой. – Комичность, слабость, бестолковщина, несогласие, противоречие себе – это вообразить нельзя. И эта-то дрянь волнует несчастный люд работников. Это грустно. Начали с того, что для достижения мира на земле нужно истребить христианскую веру, большие государства уничтожить и поделать маленькие…»

Посетив 15 европейских городов, писатель пришел к выводу, что лозунг французских революций «Свобода, братство, равенство!» – всего лишь красивая вывеска на самом деле: «Олигархи имеют в виду лишь пользу богатых, демократия – лишь пользу бедных, а об общественной пользе, пользе всех и о будущем всей Франции там уж никто теперь не заботится…».

«Достоевский сделался врагом революции и революционеров из любви к свободе, он увидел в духе революционного социализма отрицание свободы и личности. Что в революции свобода перерождается в рабство. Его ужаснула перспектива превращения общества в муравейник», – писал Н. Бердяев.

«Что же противополагается романо-германской Европе или Западу в лице России? – спрашивал славянофил Аксаков. – Мир православно-восточный, или славянство – возросшее до значения православно-восточного мира».

Что может противостоять идеям либерально-буржуазного общества – атеизму, парламентаризму, космополитизму?

Православие (церковь) – самодержавие (русская государственность) – народность (славянство) – отвечали славянофилы. Возвращение в допетровскую патриархальную Русь, где государство – большая семья со своими традициями, преемственностью поколений; церковь – хранительница духовно-нравственных ценностей; царь – наставник, батюшка, оберегающий своих подданных.

Неслучайно ради разрушения этой семьи – Российской державы – революционеры возбуждали ненависть «к царю и поп'y».

«Функции [Церкви] как учреждения были извращены, – писал Аксаков о результатах реформ Петра Первого, – она взята была в казну, низведена на степень одного из официальных «ведомств», облечена в мундир, разрознена с общественной жизнью страны, почти парализована в своих силах… благодаря ложному положению Русской церкви… голос ее почти не слышен, неавторитетен, по-видимому, не властвует над душами. Вот где наше современное зло и где корень разъедающего нас недуга!»

«Церковь наша должна вернуться к прежнему каноническому, допетровскому строю. Восстановление патриаршества, обращение к соборному началу, возобновление деятельного и живого общения с другими православными церквами оживят и одухотворят и нашу церковную жизнь, исцелят многие наши общественные язвы и, быть может, восстановят духовную цельность русского народа и всего православного Востока» (из исследования «Государственно-правовой идеал славянофилов» А. В. Васильева).