Молитва – учение и делание

– Антоний, позволь мне войти.

– Прости меня, – откликнулся тот, – нет ко мне входа, а если будет на то воля твоя, принеси мне хлеба и брось через ограду.

Тот так и сделал. Принес хлеб и перекинул через стену. А сам, ничего больше у Антония не спрашивая, остался под стеной и прожил здесь несколько дней, слушая Антониевы молитвы и вознося сердце свое к Богу. В следующий раз с ним пришли еще несколько молодых людей из Комы, ранее друживших с Антонием, – и они стали молиться вместе с Антонием, не видя его, так как он теперь и щели все заделал глиной.

Однажды ночью они были разбужены громкими криками множества голосов, раздававшихся из Антониевой пустыни. Как бы какие-то люди кричали: «Удались! Удались!» Молодые люди вскочили в страхе, думая, не разбойники ли по лестницам влезли к Антонию и гонят его…

Тогда они помогли одному из своих товарищей дотянуться до верха стены и заглянуть туда: двор был пуст, Антоний молился в пещере, но голоса продолжали раздаваться: «Оставь наши владения, не дадим тебе покоя!» Тогда они поняли, что это демоны, и в ужасе стали кричать и звать Антония. Он подошел к стене и сказал им:

– Не бойтесь, братья! Они могут только угрожать.

Пойте:

«Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бе-жат от лица Нго ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси, от лица любящих Бога…»

Они стали петь, и голоса демонские стали тише, а потом вовсе умолкли.

Многие годы, целых двадцать лет, подвизался Антоний в своем уединении, не показываясь никому, а случалось и в полном молчании, и так долго пребывал он в безмолвии, что приходившие начинали беспокоиться, думать, уж не умер ли он от трудов и истощения. Но проходили месяцы, а иной раз и годы безмолвия, и снова слышались его молитвы.

Много раз демоны поднимали шум в его пещере, оглушительно крича нестройным хором. Крик этот постепенно переходил из угрожающего в жалобный, в подобие скуления побитой собаки, и умолкал. Все это привлекало сюда множество мужчин, молодых и старых, желавших вести богоугодную жизнь, но не имевших руководителя, наставника, так как монастырей там еще не было, и никто не слыхал о них. Какая-то сила привлекала их к Антонию и держала возле него, как бы указывая, что он и будет наставником, который поведет их ко спасению. Вблизи Антониевой пустыни возникло как бы поселение из хижин и пещер.

Собралось такое великое множество людей, что, наконец, они стали роптать и взывать к Антонию: «Выйди к нам, святой отец, и научи нас!» – но он не отзывался. И вот, это было в 306 году, когда Антонию исполнилось уже пятьдесят пять лет, человек, приносивший ему хлеб, а с ним несколько его давних друзей из Комы, разломали камни, которыми он заложил вход, и вошли во дворик.

Антоний, уже поседевший, вышел к ним из пещеры, и они стали на колени. Увидев его, они удивились: он был крепок, нисколько не иссох от поста; за исключением седины он выглядел так же, как и двадцать лет назад. Взгляд его был спокоен и добр – ни следа какой-нибудь угрюмой нелюдимости… Он вышел в ровном настроении, как будто ничего не произошло, не смутился, не рассердился, не обрадовался и не испугался.

– Это Господь призывает меня на службу вам, – сказал он. – Приветствую вас, братья, в эти долгие годы вы укрепились в желании быть монахами. Я хочу посмотреть на всех вас, собравшихся тут.

Он вышел на гору и увидел столько людей, что ими можно было бы населить целый город. Вокруг были пещеры и разного вида хижины. Все эти люди жили в посте и великой скудости, с трудом доставая воду из Нила, спускаясь за ней по веревкам со скал. Когда собрались они все, он увидел, что среди них есть больные и несколько бесноватых.

Силою Господней он исцелил их всех – кого от лихорадки, кого от нарывов, иных от хромоты. Распрямилось несколько скрюченных. Прозрел слепой. Пришел в себя лишившийся рассудка человек. А когда он подошел к трем бесноватым, которых крепко держали, бесы из их утроб жалобно закричали: «И здесь ты не даешь нам покоя, Антоний! Куда нам, бедным, деваться от тебя? Уходим, уходим…» – и вышли из этих людей, которые стали здоровы и прославили Бога с радостью.

– Братия! – воззвал Антоний к собравшимся. – Чтобы угодить Богу и спастись, не обязательно быть отшельниками и жить в одиночку, это удел далеко не всех. Можно жить братской общиной, устроенной в пустынном месте, пусть это будет и вблизи города. Я укажу вам такие места, сам пойду и все вам устрою, и буду приходить к вам для наставления, а назначенные вами от вас смогут приходить сюда для разрешения всего неясного.

– Мы ничего не знаем! – раздались голоса. – Как мы будет жить без тебя?

И Антоний в течение трех дней, выходя к ним, молился вместе с ними, а потом, вдохновленный Духом Святым, говорил им много полезного. Среди прочего говорил он и следующее:

– Для научения исполнению заповедей Божиих совершенно достаточно и Божественного Писания. Однако же, нельзя не считать делом весьма добрым и хорошим, если братия будет взаимно утешать друг друга словами.

Открывайте мне, как дети своему отцу то, что узнали вы, я же, как детям духовным, буду сообщать вам то, что откроет мне Господь, Итак, чада мои, если решаетесь вы оставить мир, а в нем все то, что вам принадлежало, то не желайте ни о чем, не думайте, что оставили нечто великое, потому что по сравнению с небесными благами и земля вся ничтожно мала. Вы же, отрекшись, кто от поля близ своего села, кто от финиковых пальм или чего другого, например, от нескольких золотых монет, – не скорбите, что оставили нечто многоценное. Господь воздаст вам сторицей. За столь малую цену получите вы обетование вечной жизни. Вы должны будете потрудиться в деле угождения Богу, но не так долог будет ваш труд, ибо жизнь человеческая коротка. «Дние лет наших в нихже семьдесят лет, аще же в силах, семьдесят лет, и множае их труд и болезнь», – говорит Псалмопевец. Если же кто из вас проживет в молитвенном делании и сто лет, – то как можно их сравнивать с вечностью, с той бесконечной жизнью, к которой призывает праведные души Господь? Поэтому никто из вас да не питает в себе пожелания что-нибудь вещественное приобретать. Ибо какая выгода приобрести то, что нельзя будет взять с собою? Не лучше ли приобрести нам то, что поможет нам стяжать жизнь вечную, – благоразумие, справедливость, целомудрие, мужество, рассудительность, любовь, нищелюбие и страннолюбие, безгневие, наконец – живую веру во Христа? Пребудем в подвиге и не предадимся унынию. Нам помощник Господь, как написано: всякому, избравшему благое, Бог поспешествует во благое.

– Сможем ли мы приобрести, отец наш, все, что ты назвал? – спросил один из слушающих,

– Не страшитесь, слыша о добродетели, – продолжал Антоний, – не смущайтесь при ее имени: она недалеко от нас и не вне нас образуется. Эллины, чтобы обучиться словесным наукам, предпринимают дальние путешествия, переплывают моря, а нам нет нужды ходить далеко ради Царствия Небесного или переплывать моря ради добродетели. Господь сказал: «Царствие Небесное внутрь вас есть» (Лк. 17, 21). Добродетель образуется у нас в душе… Если бы добродетель была чем-либо приобретаемым от вне, то, без сомнения, трудно было бы стать добродетельным. Если же она в нас, то будем хранить себя от нечистых помыслов и соблюдем Господу душу, как принятый от него залог, чтобы признал Он в ней творение Свое.

И еще многое сказал тогда этим людям Антоний: и о том, как бороться со страстями, как безбоязненно противостоять бесам, и как жить инокам вместе в любви и согласии, как не забывать о тех, кто страждет в наготе, голоде и стуже в оставленном ими мире, как принимать от Господа всякие скорби, врачующие душу… Говорил он о молитве и о чтении священных книг, о том, что каждый свой день инок должен проводить так, словно ему предстоит этой ночью умереть, а ночью думать, что не доживет до утра.

Не прошло и пяти лет с этого времени, как множество монастырей возникло и на горе, где жил сам Антоний, и в других пустынных местах, неподалеку от городов Ираклеи и Арсиное, и по берегам Нила в сторону Фив.

Антопий, выходя из своего уединения, посещал эти обители, жил в них по нескольку недель, наставляя братию и указывая, как устроить все нужное. Монастыри эти, как писал святитель Афанасий, – «подобны были скиниям, наполненным божественными ликами псалмопевцев, любителей учения, постников, молитвенников, которых радовало упование будущих благ, и которые, занимаясь рукоделием для подаяния милостыни, имели между собою взаимную любовь и согласие.

Подлинно представлялась там как бы особая некая область богочестия и правды. Не было там ни притеснителя, ни притесняемого; не было укоризн от сборщика податей; подвижников было много, но у всех была одна мысль – подвизаться в добродетели. А потому, кто видел эти монастыри и такое благочиние иноков, тот должен был снова сказать: «Коль добри доми твои, Иакове, и кущи твоя, Израилю; яко дубравы осеняющия, и яко садие при реках, и яко кущи, яже водрузи Господь, и яко кедри при водах» (Числ. 24, 5–6).

Конец ознакомительного фрагмента.