Молодые дикари

– Фрэнки, это мистер Белл.

Фрэнки кивнул.

– Рад познакомиться, мистер Белл. Что вас привело к нам?

– Рафаэль Моррез. Я веду расследование этого дела.

– О, да. Умер. Им повезло. Казнить их надо, приятель.

– Мы можем вам такое рассказать об эти проклятых «Орлах-громовержцах», что вы упадете и не встанете, поверьте мне, – вставил Гаргантюа.

– Послушайте, я не знаю, как вы, а я не прочь выпить кружку пива, – сказал Фрэнки. – Идем. Я плачу.

Они направились к Пятой авеню. Оба парня шли особой вихляющей походкой, сунув руки в карман, расправив плечи, высоко держа голову и устремив взгляд прямо перед собой. В обоих чувствовалась такая же небрежная уверенность в себе, как у голливудских кинозвезд. Они знали, кто они такие, и носили свою дурную славу с привычным безразличием, хотя и не без некоторой гордости.

Пытаясь завязать разговор, Хэнк спросил:

– Вам нравится Гарлем?

Фрэнки пожал плечами.

– Конечно.

– Почему?

– Что значит – почему? Я здесь живу. Все меня здесь знают.

– Разве тебя не знают в каком-нибудь другом месте?

– О да, знают, когда я проломлю кому-нибудь башку. – Он, довольный, хохотнул. – Да, меня знают эти итальяшки. Но я не это имею в виду. Здесь все меня узнают, когда я прохожу по улице. Все знают, что я – Фрэнки. Все знают, что я – президент «Всадников».

Пройдя Сто одиннадцатую улицу, они подошли к маленькому бару на Пятой авеню. В двух окнах бара красовалась вывеска, написанная золотыми буквами: «Las Tres Guitak»).

– «Три гитары», – перевел Фрэнки. – Мы называем его «Las Tres Putas», что значит: «Три шлюхи». Здесь вы всегда можете подцепить девочку. Приятное место. Здесь подают хорошее пиво. Вы любите пиво?

– Да, – сказал Хэнк.

– Прекрасно. Проходите.

Они вошли. Слева во всю длину стены тянулась стойка бара. Напротив располагались кабины. Трое мужчин стояли у стойки и пили, но как только Хэнк с ребятами вошел в бар, они тут же поставили свои кружки и вышли на улицу.

– Они думают, что вы спецагент, – пояснил Фрэнки. – Все в Гарлеме начинают нервничать, когда дело касается наркотиков. Как только они видят незнакомца, они тут же автоматически считают, что он федеральный агент, который ищет, кого бы арестовать за наркотики. В Гарлеме знают в лицо всех переодетых полицейских, а хорошо одетый незнакомец – бац! – обязательно должен быть агентом. И они не хотят быть вблизи того места, где может произойти арест, так как иногда парень, которого арестовывают, пытается отделаться от этой дряни, вы понимаете?

– Понимаю, – ответил Хэнк.

– Хорошо. Он выбросит эту дрянь, и она может оказаться около вас, у ваших ног, или что-нибудь в этом роде. А следующее, о чем вы узнаете, это то, что вас арестовывают за владение наркотиком, а то и за намерение продать его. Поэтому, если вы замечаете агента, то самое лучшее для вас – бежать без оглядки. Давайте сядем в этой кабине. Эй, Мигель, подай три кружки пива! Здесь хорошее пиво, вам понравится.

Они сели. Фрэнки положил руки на стол. Они казались огромными.

– Итак, вы работаете на Ральфи? – спросил он.

– Допустим, так, – ответил Хэнк.

– Для меня это дело абсолютно ясное, – заявил Фрэнки. – У «Орлов» нет никакого шанса. – Он помолчал, а затем, как бы между прочим, спросил: – А вы как считаете?

– Я считаю, что против них достаточно улик, – ответил Хэнк.

– Ну, тогда, я надеюсь, вы хорошо ими воспользуетесь. Между «Орлами» и черномазыми не такая уж большая разница, чтобы можно было выбрать, кого больше ненавидеть. Однако в этом соревновании «Орлы», я думаю, одерживают верх.

– У вас бывают неприятности с цветными бандами тоже? – спросил Хэнк.

– Неприятность – это наше отечество. Мы находимся прямо посередине. Итальяшки смотрят на нас сверху вниз, черномазые тоже смотрят на нас сверху вниз. Где же наше место? Мы оказываемся в униженном положении, как будто мы не принадлежим к человеческой расе, усекаете? Мы что-то такое, что выползло из канализационной трубы. Черномазые считают, что они что-то из себя представляют, потому что вдруг стали носить белые рубашки и галстуки вместо того, чтобы бегать в джунглях с копьями. Приятель, мой народ – гордая раса. Пуэрто-Рико – не африканские джунгли. А что дает повод итальяшкам думать, что они такие величественные и могущественные? Чем они могут гордиться? Муссолини? Великое дело! Этим парнем Микеланджело? Ну, он еще куда ни шло. Но, черт возьми, что они сделали за последнее время? – Фрэнки помолчал. – Вы слышали когда-нибудь о Пикассо?

– Да, – ответил Хэнк.

– Пабло Пикассо, – повторил Фрэнки. – Он самый выдающийся художник, который когда-либо жил на земле. Я ходил в музей посмотреть на его картины. Приятель, это музыка! И знаете что? У него в венах течет та же кровь, что и у меня.

– Ты ходил в музей смотреть выставку Пикассо? – удивился Хэнк.

– Конечно. Со мной был Гаргантюа. Помнишь?

Конечно, помню. В тот день у нас была драка с «Крестоносцами».

– Да, верно. Когда мы вернулись из музея.

– Кто такие «Крестоносцы»?

– Банда из Вест-Сайда, – ответил Фрэнки. – Цветные парни. Связка бананов. В тот вечер мы отправили их домой со слезами.

– Я скажу тебе правду, – признался Гаргантюа, – большую часть картин Пикассо я не понял.

– Ты болван, – сказал Фрэнки, – Кто говорит, что ты должен их понимать? Ты должен чувствовать. Этот парень рисует сердцем. Он вкладывает все свое сердце в каждую картину. Ты чувствуешь это. Черт возьми, этот парень – испанец!

С любопытством разглядывая Хэнка, буфетчик поставил на стол пиво, а затем вытер руки о фартук и вернулся к стойке.

– Ты знал ребят, которые убили Морреза? – спросил Хэнк.

– Я знаю Ридона и Апосто, – ответил Фрэнки, – Я по-настоящему доволен, что Ридон попал к вам в руки.

– Почему ты так говоришь?

– Ну, Апосто… понимаете… у него не все дома. Я имею в виду, это такой парень, что скажи ему столкнуть в реку свою собственную мать, и он это сделает. Он немного… слабоумный, недоразвитый… Вы понимаете. – Фрэнки согнутым пальцем постучал себя по виску. – Это совершенно точно, потому что мой младший брат учится с ним в училище, так что он знает.

– Что это за училище?

– Авиационное училище в Манхэттене.

– Значит, твой брат говорит, что Апосто умственно отсталый, так?

– Да. Но Ридон другое дело. Ридон – хитрая сволочь.

– Почему ты его ненавидишь?

– Потому, что я ненавижу ничтожества, которые ведут себя как важные персоны, вот почему. Этот парень – пустое место, но он все время пытается завоевать себе имя. Он вбил себе в голову, что к нему присматриваются крупные гангстеры. Он завоевывает себе имя в уличном клубе и думает, что на следующей неделе он будет контролировать профсоюз портовых грузчиков. Уличные драки – глупость, настоящая глупость, понимаете, а он с помощью их пытается создать себе репутацию. И вот теперь он создал ее. Теперь он создал репутацию, которая приведет его прямо на электрический стул. Хотите, я вам кое-что расскажу?