Молодые дикари

– Спасибо.

– Я не знал, что ты все еще живешь на старом месте.

– Ты имеешь в виду Гарлем? Да. У Джонни там магазин, – она помолчала. – Хэнк…

– Мэри, я не знаю, зачем ты сюда пришла, но…

– О, Хэнк, ради бога… Ты ведь не собираешься убить моего сына?

Она не плакала. В этот момент ему хотелось бы, чтобы она заплакала. Вместо этого она выговорила эти слова, и ее лицо стало смертельно бледным.

– Мэри, давай попытаемся понять друг друга, – сказал он.

– Пожалуйста, давай.

– То, что было между нами, было очень давно. Сейчас ты замужем, я женат, и у нас есть дети.

– И ты обвиняешь моего ребенка в убийстве.

– Мэри…

– Ведь это так, Хэнк?

– Да, так, – ответил он. – Я работаю в этом округе, и моя обязанность защищать народ округа. Твой сын совершил убийство, и я…

– Мой сын не имеет никакого отношения к убийству. Это те, другие!

– Если это правда, я выясню это еще до суда.

– Он не был в банде!

– Мэри, поверь мне, прежде, чем дело передадут в суд, будет проведено самое тщательное расследование. Если найдутся какие-либо смягчающие обстоятельства…

– О, перестань, перестань, Хэнк, пожалуйста. Это не то, что я от тебя ожидаю. От незнакомого – да, но не от тебя, не от Хэнка Белани.

– Белл, – спокойно поправил Хэнк.

– Я Мэри, – тихо продолжала она, – девушка, которую ты когда-то знал. Мэри, которая когда-то любила тебя… очень нежно. – Она помолчала. – Не говори мне о смягчающих обстоятельствах.

– Каких же слов ты ждешь от меня, Мэри?

– Что моего мальчика не пошлют на электрический стул…

– Я не могу обещать тебе ничего…

– …за то, чего он не сделал, – закончила она.

В комнате вновь водворилась тишина.

– Никто не платит своей жизнью за то, чего он не сделал, – ответил Хэнк.

– Ты действительно в это веришь, да? – спросила она.

– Да, я действительно в это верю.

Она долго, пристально смотрела на Хэнка.

– Я больше не знаю тебя, правда?

– Мы оба изменились, – ответил он. – Нельзя ожидать…

– Странно, – устало сказала она. – Я вошла в кабинет, ожидая встретить незнакомого человека, и я его встретила. Я совсем тебя не узнаю. Я даже не знаю, позволишь ли ты повлиять тому, что произошло между нами, на судьбу моего сына. Я знаю только, что…

– Не говори так, Мэри! – голос у него был резкий. – Я юрист, и я верю в правосудие, и твой сын получит его. Мне было больно, когда пришло твое письмо, да. Но это было так давно, а каждый становится взрослым.

– А мой сын станет взрослым? – спросила она.

Но на этот вопрос Хэнк не мог ответить.

В полдень он вошел в кабинет Холмза. Большинство газет называли Холмза, начальника бюро по делам убийств, «Шерлок», но все сотрудники звали его Ефраим – настоящим именем. Это был низкорослый человек, седой и в очках. Круглое лицо придавало ему сходство с телевизионным комиком, впечатление, которое не могло быть более далеким от истины – Ефраим Холмз был человеком, у которого почти полностью отсутствовало чувство юмора.

– В чем дело, Хэнк? – сразу спросил он. – Я занят.

– Дело Морреза, – без всякого предисловия сказал Хэнк.

– Что именно?

– Я хотел бы отказаться от этого дела. Хотел бы, чтобы ты поручил вести его кому-нибудь другому.

Холмз быстро взглянул на него.

– Какого дьявола? – спросил он.

– Личные мотивы.

– Боишься?

– Нет. Почему я должен бояться?

– Не знаю. Шумиха в прессе. Негодяи, они уже заранее предсказывают исход дела. Кричат о смертном приговоре. Возможно, это действует на нервы?

– Нет, не это.

– Тогда, что же? Думаешь, сомнительное дело?

– Я думаю, что это верное дело.

– Предумышленное убийство?

– Да, предумышленное убийство.

– Тогда, черт возьми, в чем дело? Кто-нибудь из этих ребят является тебе родственником или что-нибудь в этом роде?

– Нет.

– Тебя смущает просить смертный приговор для юнцов?

– Нет.

– У тебя есть предубеждение против пуэрториканцев?

– Что это за вопрос?

– Не будь таким величественным. Ненависть не выбирает себе юрисдикции. Кое-кто говорит, что город был бы чище без таких, как Рафаэль Моррез. Не считаешь ли ты, что это убийство оправдано?

– Абсурд, – сказал Хэнк, – и я не думаю, чтобы кто-нибудь действительно так считал.

– Нет, хм? Тебя ждет сюрприз. – Холмз помолчал. – Ты все еще не убедил меня в том, что я должен освободить тебя от ведения дела.

– Скажем просто: защита может распустить слух о невольной предвзятости прокурора.

– Какой?

– Ефраим, я не могу тебе этого объяснить. Отстрани меня. Я не хочу вести дело. Я едва начал работать над ним, так что фактически никакой потери во времени не будет. И я считаю, прокуратура только выиграет, если я оставлю это дело.

– Ты так считаешь? И кого ты предлагаешь вместо себя?

– Это твоя забота.

– Ты помнишь, чтобы я расхваливал тебя, Хэнк?

– Нет.

– Тогда, вот что. Если я скажу тебе, что ты лучший обвинитель среди других сотрудников, то ты поймешь, что это не просто пустые слова. Это очень серьезное дело, гораздо серьезнее, чем ты…

– Очередное убийство, Ефраим. У нас проходят сотни таких, и каждое…

– Это не просто очередное убийство, подумай, Хэнк. Это чертовски важное дело, и я хочу, чтобы его вел ты. И Босс тоже этого хочет. Я не отстраню тебя до тех пор, пока ты не представишь мне более веские причины, чем те, которые ты приводил до сих пор.

– Хорошо, – сказал Хэнк. – Я знаю мать одного из этих ребят, мать Ди Пэйса.

– Она твоя подруга?

– Нет, не совсем. Я знал ее, когда был мальчишкой… – до того, как ушел в армию.

– Как хорошо ты ее знал?

– Мы собирались пожениться.

– Да, понимаю, – сказал Холмз.

– Когда я уезжал, я просил ее ждать меня, но пока я был за морями, у нее появился дорогой Джон. До сегодняшнего утра я больше никогда ее не видел.

– Когда это было?

– Лет пятнадцать тому назад.

– Прошло много времени, Хэнк.

– Но защита может воспользоваться этим.

– Как?

– Предположим, они вызывают Мэри в качестве свидетеля. Предложим, она заявляет, что в 1943-м году она обманула меня. Тогда мотивом требуемого прокурором смертного приговора явится мелкая месть.

– Ты был с ней близок, Хэнк?

– Нет. Ничего подобного не было.

– Может она дать ложные показания в этом отношении?

– Чтобы спасти своего сына? Ради его спасения она может сказать и сделать все.