Молох Империи. Книга 2

Ни под одну из этих категорий Масканин, конечно, не подходил. Но он был офицером. А здесь в королевстве, как и в Империи Нишитуран, как и в Русской Империи, да и некоторых иных державах, офицер может быть без гроша, но стоит в социальной иерархии неизмеримо выше любого толстосума. Если конечно, толстосум не аристократ. Ему и Веронике предоставили столик на одном из средних этажей, в огромном зале с высоким потолком. В самом центре зала исторгал причудливые водяные узоры фонтанчик в виде крылатого человечка, сидящего на корточках и запрокинувшего рогатую голову. Фонтан был натуральный, а не какая-нибудь там голограмма. Невысокое круглое узорчатое ограждение вокруг него было сделано из идеально отшлифованного камня, а крылатая человеческая скульптура ярко сверкала позолотой под сильным направленным на него освещением. Дальняя часть зала была отведена под эстраду, на которой размещался оркестр из дюжины музыкантов, и исполнялись песни несколькими часто сменяющим друг друга певцами. Перед самой эстрадой оставалось свободное место, отведенное для танцев, на котором уже кружились несколько пар. Все остальное пространство занимали бесконечные столики, за которыми веселились шумные компании либо одинокие влюбленные парочки. Последние преобладали. В самых дальних углах, подальше от эстрады и выходов, расположились уединенные кабинки, в которых обычно проводились деловые трапезы.

По части меню инициативу взяла Вероника, принявшая из рук официанта буклет с голографическими изображениями блюд. К моменту, когда блюда были поданы, Масканин был вынужден признаться себе, что успел изрядно проголодаться, тем более что пропустил обед.

Официант в строгой белой униформе подал заказ. Изучив карту вин, Масканин выбрал для вспоможения аппетиту Вероники опетское 'сухое вино' с примечательным именованием 'Алиса'. На самом деле вином этот напиток не был. Сок опетских ягод, названия которых Константин не помнил, обладал приятным, но сухим вкусом и служил аперитивом. По слухам, моду на это 'вино' ввела будущая королева Алиса.

Так, за трапезой с разговорами на отвлеченные темы и под музыку, незаметно пролетели два часа.

– Пошли потанцуем, – предложила Вероника и взяв своего спутника за руку, потащила в самую гущу танцующих.

Масканин вполне мог похвастаться некоторыми талантами в этой области, хотя любил больше танцы в невесомости. Но в этом заведении они не практиковались. Однако навыки, впитанные им еще в кадетскую бытность, оказались несколько утраченными. С тех пор ведь прошло много лет. Он почувствовал себя неловко, но Вероника сглаживала все углы и вскоре, ему стало просто нравится кружиться с нею, держать ее в руках, ощущая ее разгоряченность и доброе настроение. К счастью, они попали в промежуток, когда звучали спокойные композиции специально для медленных танцев. А когда на сцену выпорхнула юная певичка и ее сильный звонкий голос подхватила ритмичная музыка, Вероника сжалилась над Масканиным и они вернулись за столик.

Он заказал молочный коктейль "Лунный блеск" и торт "Волшебство".

– Выглядит и правда волшебно, аж слюнки текут, – восхитилась Вероника, отрезая себе большой кусок.

Глядя на нее, Масканин невольно сравнил ее с маленькой девочкой-сладкоежкой и почему-то ему упорно казалось, что она непременно перепачкает тортом и рот, и нос. Но этого не случилось. Он даже слегка расстроился из-за обманутых ожиданий.

– М-м, как вкусно! – девушка запылала от наслаждения, откусывая от очередного ломтика. – А ты почему не ешь? Я все это сама не осилю.

– Уж не думаешь ли ты, что я тебе позволю слопать весь торт?

– Ну, где-то в глубине души я надеялась.

Масканин тихо похихикал.

– Ты чего?

– Представил, каково тебе будет, если и правда…

– Ах вот ты как? Тогда я съем его весь. Тебе назло.

– Давай, давай. Я даже помогу – подолью коктейля.

Масканин плеснул из графина молочную, приправленную фруктовым сиропом жидкость по бокалам и провозгласил тост:

– За тебя, сладкоежку.

Девушка слегка скривилась, кокетливо надула губки, выпила вслед за кавалером и, приманив его к себе, прошептала:

– Я еще отомщу.

Она поцеловала его, что было не просто – их разделял стол, а на нем торт, словно того и ждущий, чтобы испачкать одежду.

– Что я слышу, Верочка? – Масканин отметил, что она только чудом не испачкала платье. – Ты, кажется, сказала "отомщу"?

– А ты как думал? И месть моя будет тонкой. Но она тебе понравится.

– Да? А тебе?

– А мне особенно.

– Ты что-то задумала?

– Возможно.

– Хм…

– Пускай это станет неожиданным. Скажу однако, что не сегодня.

– Кошки-мышки? Ладно, сдаюсь, – он вновь наполнил бокалы. – Пошли-ка лучше покружимся, пока ты не додумалась до чего-то еще.

Она улыбнулась.

– Что ж, охотно принимаю приглашение кавалера.

Каким-то удивительным образом получилось так, что они снова подгадали под медленные композиции. Протанцевав восемь или девять из них, Масканин отпустил Веронику в уборную, а сам вернулся за столик и закурил.

Не думая ни о чем определенном, он просто рассматривал сизый табачный дым и лениво окоемил по сторонам. И случайно его взгляд остановился на одном из столиков, за которым в обществе элегантной нишитки, судя по всему – аристократки, сидел генерал. Странно, генерал не был нишитом, однако его дама… А как же расовые законы? Или их Кагер отменил? Не отдавая себе отчета, Масканин машинально рассматривал его награды, отметив медаль за операцию на Альтаске. Глазел, пока не встретился с ним взглядом. Спохватившись и почувствовав себя неловко, он кивнул генералу и удостоился вежливого кивка в ответ. В этот момент к их компании присоединился еще один генерал. Нишит. Дама взяла его за руку и что-то прошептала на ухо. Следом подошла вторая дама, на сей раз ненишитка, и присела рядом со своим мужем. Все понятно, ничего Кагер не отменял. Масканин отвернулся и принялся ковырять ложечкой торт.

Почему-то в этот момент Масканину представились Бобровский и Чепенко, которые примерно в это самое время получали предполетный инструктаж перед заступлением в патруль по орболской системе. Потом пришла мысль о Паше-чудике, который, вероятно уже здорово упился, сидя в своей норе-комнатушке.

Вероника отсутствовала минут двадцать и он уже успел заскучать, отчего отрезал новый кусок торта себе на тарелку и уничтожил его с таким видом, будто в этом куске заключались все беды вселенной.

– Прости, что так задержалась, – сказала девушка вернувшись.

Масканин опустошил графин, разлив остатки коктейля по бокалам.

– Припудрила носик?

– Не только. Позвонила сестра, я поболтала с ней. Потом позвонили мама с папой.

– Это хорошо, когда семья такая дружная.

– А разве может быть иначе?

– Еще как может. Мой сосед по общаге, например, своих родственников недолюбливает.

– Я лично с таким не сталкивалась. У нас в семье всегда ощущалось тепло. Я, можно сказать, самая младшая. Кроме меня у родителей еще две дочери и сын. Иван и Виктория переехали во Владивосток III, у них теперь свои семьи. Я и Дашка остались в Амбаране и часто навещаем друг друга и родителей.

– А почему "можно сказать, самая младшая"?

Она грустно улыбнулась.

– Я приемная дочь. Мои настоящие родители умерли, когда мне было пятнадцать.

– Прости, я не хотел…

– Не стоит, Костя. Давай лучше доедим торт, допьем вино и потанцуем. А потом прогуляемся снаружи, я тебе расскажу свою историю.

Если смотреть вниз с самого верхнего уровня "Белой башни", специально предназначенного для прогулок на "свежем воздухе", то кажется, что находишься на вершине мира. Только редкие заведения снабженные антигравитаторами забирались на такую высоту. Сверху, сквозь прозрачный экран, охраняющий клиентов от порывов ветра и холода, виднелись величественно проплывающие облака, до которых, казалось, можно дотянуться рукой. Снизу к ангарам то и дело подлетали или улетали гравитолеты, в основном местных марок, гравитакси среди них попадались крайне редко. А если высунуться посмотреть через башенные зубцы, то взору раскрывалась картина раскинувшегося и горящего миллиардами огней города.

– Я родилась на Риконе, – начала Вероника, прохаживаясь с Масканиным под руку, – это захудалый малонаселенный мирок в нарторийском секторе Империи Нишитуран. Мой отец был главным инженером арвельского космопорта – это один из самых крупных космопортов Риконы. Он отставной офицер, воевал с ассакинами, был бортинженером на малом тральщике. Благодаря старому Кагеру, не только в опетском секторе, но и по всей тогдашней империи во флот пришло много ненишитов. А мать была директором зоопарка Медона – самого большого города на нашей планете. Мы жили в Арвеле и она летала в Медон… У меня еще был младший брат. Когда мне исполнилось пятнадцать стандартных лет, на Риконе разразилась эпидемия, косившая народ со страшной скоростью. Естественно, среди моих земляков никто не знал, что это за болезнь и откуда взялась. Риконские иммунологи беспомощно разводили руками. Об этом знали только ее виновники и секторальные чиновники. Что касается виновников, то они сами погибли. А текронт нарторийского сектора и его сановники не потрудились хоть что-то сказать риконцам, они даже не сказали… ничего не сообщили гарнизону планеты, зато моментально ввели карантин. Никто не мог покинуть планету, а пытавшие счастья на частных яхтах – безжалостно расстреливались сторожевыми кораблями. Естественно, никто не горел желанием лететь на Рикон. Его жители решили, что их бросили на произвол. А эпидемия набирала силу. Но про риконцев не забыли. Империя, а точнее Безопасность Нишитуран, все же выделила часть судов, которые начали посещать Рикон для доставки вакцины. Но вскоре мой народ постиг еще один удар – гарнизон планеты и его командование решили, что империя отреклась от них. Конечно, среди военных так думали не все, бээнцы и часть армейских полков сохранили лояльность императору. По планете прокатилась волна кровавых боев и убийств. Но верх взяли обезумевшие бунтовщики. Они начали мстить – сбивать доставляющие вакцину суда. Эскадра БН начала бомбардировки, но это не помогло. А о высадке десанта, естественно, не могло быть и речи.