Молот и крест. Крест и король. Король и император
Шрифт:
– Если преподнести такой довод, то армия, думаю, согласится, – сказал Торвин. – Ты добыл эти деньги, тебе и решать, как ими распорядиться. Но каким образом мы разбогатеем всерьез?
Шеф вытащил из-за пазухи маппамунди, которую снял со стены в монастыре.
– Взгляните, – предложил он.
Десяток голов склонился над большим листом пергамента. На лицах написалось недоумение при виде чернильных каракуль – большее или меньшее.
– Можете прочесть? – спросил Шеф.
– В середине, где маленькая картинка, – подал голос Скальдфинн, служитель Хеймдалля, – написано «Иерусалим». Это священный град христиан.
– Лгут, по своему
– Смотрите по краям, – громыхнул Бранд. – Ищите знакомые места. Если их переврали, то и все остальное ложь и Торвин прав.
– «Dacia et Gothia», – прочел Скальдфинн. – «Готия». Это, должно быть, страна гаутаров, которые обитают южнее свеев. Если только не Готланд. Но Готланд – остров, а здесь изображен материк. Рядом же… рядом у них Bulgaria.
Совет покатился со смеху.
– Болгары – враги императора греков, что в Миклагарде, – сказал Бранд. – От гаутаров до болгар добираться два месяца, и это кратчайшим путем!
– С другого края Готии у них Slesvic. Ну хоть это понятно. Нам хорошо известен датский Слезвик. Тут еще что-то написано: «Hic abundant leones». Это означает «Здесь много львов».
Вновь грянул хохот.
– Я десять раз ходил торговать в Слезвик, – сообщил Бранд. – И мне там встречались люди, которые рассказывали про львов. Это такие огромные кошки, а водятся они в жарких краях южнее Саркланда. Но в Слезвике нет не то что множества львов – ни одного! Ты зря потратил время, таща сюда эту – как ее там? – маппа. Это такая же чушь, как все, что христиане считают премудростью.
Шеф продолжал водить пальцем по надписям, бормоча буквы, которым выучился с грехом пополам у отца Андреаса.
– Тут что-то по-английски, – произнес он. – И почерк другой. Написано «suth-bryttas», это означает «южные бритты».
– Это бретонцы, – сказал Бранд. – Они живут на большом полуострове по ту сторону Английского моря.
– Значит, не такое уж и вранье эта маппа.
– Я все равно не понимаю, как она поможет нам разбогатеть, – проворчал Бранд. – Ты сам сказал, что для того-то она и нужна.
– Эта не поможет. – Шеф скатал пергамент и отшвырнул его прочь. – Но сама идея пригодится. Нам нужно узнать много важного. Вспомните: если бы мы не поняли посреди снегопада, где находится Риккалл, то керлы могли бы нас отрезать и перебить. Когда я пошел на Беверли, я знал направление, но нипочем не нашел бы монастыря без проводника, знающего дороги. Я отыскал Бридлингтон и человека, который вывел нас из ловушки, лишь потому, что побывал там раньше. Улавливаете, к чему веду? Нам известно много всякой всячины, но все зависит от людей. Никто по отдельности не ведает всего, что нам нужно. Маппа должна вобрать знания многих. Тогда мы сможем добраться до мест, где никогда не бывали, определить направления и вычислить расстояния.
– Значит, мы так и сделаем, изготовим познавательную маппу, – твердо сказал Бранд. – Теперь расскажи о богатстве.
– У нас есть еще одно ценное приобретение, – ответил Шеф. – И оно досталось не от христиан. Торвин тебе объяснит. Я выкупил его сам у Мунина, ворона Одина. Выкупил болью. Покажи им, Торвин.
Торвин извлек из-под рубахи тонкую квадратную дощечку. На ней были мелкие руны: каждую выцарапали ножом и наполнили красной краской.
– Это загадка.
Тот, кто ее разгадает, найдет клад Редвальда, короля восточных англов. Именно за ним охотился осенью Ивар. Но тайна умерла с королем Эдмундом.– Вот для чего нужна маппа, – уверенно изрек Шеф. – Если мы запишем каждую мелочь, какую знаем, то в конце концов соберем достаточное число кусочков, чтобы разгадать загадку. Но если не записывать, то успеем забыть первый, когда дойдем до последнего. И вот еще что… – Шеф отогнал непрошеное видение, воспоминание о том, как он взирал на землю с неимоверной высоты и прозревал ее так, как не под силу ни единому смертному. – Возьмем хоть эту маппу. В ней сокрыта одна важная мысль. Это как бы вид на мир сверху. Мы словно охватываем взором всю землю целиком, как умеет орел, и в этом заключается способ отыскивать разные вещи.
Задумчивую тишину нарушил шкипер Гудмунд:
– Но прежде чем смотреть и искать, нам нужно решить, куда податься теперь.
– Еще важнее решить, как командовать этой армией и по каким законам она будет жить, – подхватил Бранд. – В Великой армии мы жили по херманна лэгу, древнему завету наших воинов-предков. Но Ивар Бескостный нарушил его, и я не желаю к нему возвращаться. И мне известно, что амулеты есть не у всех, – он со значением посмотрел на Шефа и Гудмунда среди прочих, собравшихся за столом, – но я считаю, что нам придется условиться о новом законе. Я бы назвал его Вегманна лэгом – законом идущих Путем. Правда, первым шагом к нему будет открытый сбор, на котором вся армия решит, кого из нас наделить властью устанавливать порядки.
Они принялись обсуждать сказанное, и Шеф, как часто бывало, унесся мыслями прочь от яростных споров, которые не замедлили разразиться. Он знал, что предстояло армии: покинуть Нортумбрию, убраться подальше от Рагнарссонов; как можно быстрее пересечь шайры Бургреда, могущественного короля Мерсии; утвердиться в осиротевшем королевстве восточных англов и собрать с населения дань в обмен на защиту от королей, аббатов и епископов. Добытые средства удовлетворят даже Бранда.
А сам он пока займется картой. И загадкой. И коль скоро войско Пути возьмется обезопасить шайры от других хищников, придется снабдить его новым оружием. Новыми машинами. Вот что сейчас самое главное.
В уме предстали очертания небывалой катапульты, и он как бы начал чертить – опять же мысленно. Но его отвлек зычный голос, который ворвался в полугрезы, неистово требуя, чтобы совет выделил место для всех потомственных ярлов.
Туда вошел бы его отец Сигвард, отряды которого почти в последний момент присоединились к покидавшей Йорк колонне. Шеф предпочел бы, чтобы Сигвард остался вместе со своим зубастым, как жеребец, сыном Хьёрвардом. Но может быть, им все-таки не придется общаться. Глядишь, армия так и не примет закона о ярлах.
Шеф вернулся к размышлениям, соображая, чем заменить громоздкий противовес. У него вновь зачесались руки – хотелось взяться за молоток.
Глава 8
Через четыре недели этот зуд унялся. Шеф стоял на стрельбище за зимним станом войска идущих Путем, готовый испытать катапульту. Никакой римлянин не признал бы в этой машине творение своей нации.
– Опускай! – крикнул Шеф расчету из восьми человек.
Длинный брус со скрипом опустился к его нетерпеливым ладоням. С двух крюков, закрепленного и свободного, свисала кожаная праща с десятифунтовым булыжником.