Молот и крест

Неожиданно он понял, что горло у него саднит от крика. Кто-то ревел гораздо более громко: Бранд внизу на тропе, он не может сражаться одной рукой, но направляет ошеломленных викингов на откос и в брешь, проделанную Шефом. Только что десяток фигур теснил Шефа, и он отбивался, яростно махая мечом во все стороны. В следующее мгновение его подтолкнули локтем, он споткнулся, по обе стороны оказались воины в кольчугах, и англичане стали торопливо пятиться, потом повернулись и откровенно побежали.

Крестьяне, подумал Шеф. Кожаные куртки, охотничьи луки и садовые ножи. Привыкли гнать борова, а не сражаться с людьми. Если бы викинги отступили в лес, как ожидали крестьяне, они оказались бы во власти сетей и ям-западней, там они беспомощно ждали бы, пока их добьют копьем. Но эти англичане не воины, они не умеют стоять на месте и обмениваться ударами.

Нет смысла преследовать их в лесу. Викинги осмотрелись, прикончили тех, кого успели захватить, проверили, чтобы никто не смог выжить и рассказать об этом дне. Шеф почувствовал, как жесткая рука ударила его по спине.

– Ты правильно поступил, парень. Никогда не стой неподвижно, когда попадешь в засаду. Всегда беги от нее – или наоборот, прямо навстречу. Но откуда ты об этом знаешь? Может, Торвин и прав относительно тебя.

Бранд потрогал подвеску у себя на шее и снова начал выкрикивать приказы, торопить своих людей. Они сняли упряжь с мертвых или раненых лошадей, торопливо осмотрели десять-двенадцать раненых, перебрались через упавшее дерево.

– На таком удалении, – сказал Бранд, – их короткий лук может пробить кольчугу. Но только кольчугу. Войти в тело стрела уже не может. Луки и стрелы еще никогда не выигрывали схватку.

Отряд поднялся по склону с другой стороны маленького ручья и вышел из леса на свет ясного осеннего дня.

Что-то лежит на дороге перед ними. Какие-то существа. Отряд подошел ближе, и Шеф понял, что это воины Армии – двое, отставшие, как Стуф, одеты в потрепанное домотканое шерстяное грубое сукно, как большинство солдат. Но что-то еще было в них, что-то такое, что он уже видел...

С тем же самым шоком узнавания, что он испытал в Эмнете, Шеф понял, что эти люди слишком маленькие. Руки у них отрублены по локти, ноги по колено. Запах горелого мяса показывал, почему они еще живы. Ибо они живы. Один из них приподнял голову с земли, когда всадники приблизились, увидел гневные пораженные лица.

– Берси, – сказал он. – И Скули из отряда Лысого. Fraendir, vinir, сделайте то, что должны. Дайте нам смерть, достойную воина.

Бранд развернул лошадь, лицо его посерело, левой рукой он извлек кинжал. Осторожно потрепал лицо живого мертвеца правой перевязанной рукой, выпрямил его, одним ударом вогнал кинжал за ухом. Сделал то же со вторым, который лежал в милосердном беспамятстве.

– Оттащите их с дороги, – приказал он, – и поехали дальше. Хеймнары, – добавил он, обращаясь к Шефу. – Интересно, кто их научил этому.

Шеф не ответил. Далеко впереди, освещенные последними лучами солнца, которое теперь светило почти горизонтально сквозь разрыв в облаках, он увидел желтые каменные стены, множество домов на небольшом холме, дым, поднимающийся из тысяч труб. Он уже видел это раньше. Еще один момент узнавания.

– Эофорвич, – сказал он.

– Йоврвик, – повторил стоявший рядом викинг, пытаясь справиться с непривычными звуками.

– В ад все это! – сказал Бранд. – Зови просто Йорк.

* * *

После наступления темноты жители города со стен смотрели на бесчисленные мерцающие огни костров Великой Армии. Они стояли на круглом бастионе в юго-восточном углу старого внушительного квадрата римской крепости; когда-то здесь размещался шестой легион, державший в страхе весь север. За ними, в пределах трехсотдвадцатиакрового защищенного пространства, возвышался собор святого Петра, когда-то самое известное сосредоточение ученых всего северного мира. За стенами располагались также помещения короля, дома сотни вельмож, тесные казармы их танов и наемников. А также кузницы, арсеналы, оружейные мастерские, кожевенные мастерские – вся опора власти. За пределами стен большой город со складами и причалами на берегу Узы. Но он неважен. Все, что важно, внутри стен. Старая крепость, некогда римская колония, а также вторая стена, ограждавшая площадь за рекой, где селились отставные легионеры. Они тоже огородили себя стеной – по обычаю и чтобы уберечься от мятежей местных жителей.

Король Элла мрачно смотрел на бесчисленные огни. Рядом с ним стоял могучий Гутред, капитан его гвардии. Чуть дальше архиепископ Йорка Вульфхир в своей пурпурно-белой мантии, около него черная фигура дьякона Эркенберта.

– Не удалось их задержать, – сказал Элла. – Я думал, они застрянут в болотах Хамбера, но они прошли. Я надеялся, им не хватит припасов, но, похоже, они и с этим справились.

Он мог бы добавить, что надеялся на то, что их остановит отчаянное нападение короля Эдмунда и восточных англов, о котором уже так много рассказывают. Но эта мысль вызывала холодок у него в сердце. Все рассказы заканчивались описанием мучительной смерти короля. И Элла знал – знал с того самого момента, как Рагнарсоны высадились в Англии, – что то же самое или еще худшее они припасли для него. Эти восемь тысяч людей, сидящих у костров, пришли за ним. Если он убежит, они пойдут за ним. Если спрячется, они предложат награду за его тело. Вульфхир, даже Гутред могут надеяться пережить поражение. Элла знал, что должен победить Армию или умереть.

– Они потеряли много людей, – сказал дьякон Эркенберт. – Даже крестьяне пытались их задержать, отрезали арьергард и отряды, направленные для грабежа. Они уже потеряли сотни солдат, может, тысячи. Все наши люди поднялись на защиту.

– Верно, – согласился Гутред. – Но вы знаете, чему мы этим обязаны.

Все повернулись и посмотрели на странное сооружение в нескольких ярдах от них. Это был плоский ящик, с длинными ручками, так что его можно было переносить как носилки. Между одной парой ручек проходила деревянная ось, и на нее насажены колеса. Ящик можно и перевозить по земле. В ящике тело человека. Сейчас ящик поставлен вертикально, и этот человек, как и все остальные, может заглянуть за стену. Большую часть его веса принимает на себя широкий ремень, проходящий по груди и под мышками. Человек упирается перевязанными остатками ног.

– Я послужил предупреждением, – сказал Вульфгар. Его низкий гулкий голос поразительно не соответствовал укороченному телу. – И когда-нибудь послужу и мщением. За все, что эти язычники сделали со мной.

Ему никто не ответил. Все знали, какое впечатление производило появление изувеченного тана, как он почти триумфально проехал перед Армией, останавливался в каждой деревне, рассказывал крестьянам, что ждет их и их женщин.

– Ну и что хорошего нам принесли все их набеги? – горько спросил король Элла.

Гутред задумчиво сморщился.

– Это их не замедлило. И не принесло большие потери. Заставило держаться теснее. Может, даже укрепило их. Их все еще восемь тысяч.

– Мы можем выставить в полтора раза больше в поле, – сказал архидьякон Эркенберт. – Мы не восточные англы. Две тысячи мужчин воинского возраста в одном Эофорвиче. И мы сильны поддержкой Небесного Воинства.

– Не думаю, чтобы этого было достаточно, – медленно ответил Гутред. – Не говоря, конечно, о Небесном Воинстве. Легко сказать, что у нас соотношение три к двум. Но в схватке на ровном месте всегда один на один. У нас есть витязи, не хуже их, но их недостаточно. Если мы выйдем против них, проиграем.