Молот и наковальня

И если люди, такие как Хот или Тегас, смотрели на них и за спиной оскорбительно шипели «фанатички», Имогену это нисколько не трогало. Другие не осознавали священной истины, которую держали у себя в душе Сестры Битвы. Им не познать счастье настоящего посвящения себя величайшему вероисповеданию в истории. Император во всем своем божественном величии основал Империум и защищал его ото всех угроз. Безбожные чужаки, ведьмы-псайкеры, недолюди и мерзкие мутанты, даже отвратительные чудовища Губительных Сил — все они стучат по стенам крепости, воздвигнутой во спасение рода людского, и из раза в раз пытаются с криками утащить человечество в бездну нечестивости и вечного проклятия.

Никто так ясно не видит этого, как Сестры Битвы. Да, они сражаются с потоком врагов не в одиночку, но не стоит ожидать, что обыкновенные солдаты Имперской гвардии сами справятся с подобными опасностями. Инквизиция, хоть и в чем-то схожая с Сороритас по направлению своей работы, зачастую слишком углубляется в изучение тех вещей, уничтожением которых должна заниматься. Еще есть Адептус Астартес, Космический десант Императора, смешение воинственных племен, которые вовсю использовали ненадежные пси-способности и принципы трансгуманизма, но лишь немногие из их числа, возможно, терпимее остальных. Все они преданы Трону, исходя из своих грубых представлений… Но им ни за что нельзя доверять.

В некотором роде Имогена испытывала к ним жалость. Им никогда не познать блаженство чистой веры, свободу от сомнений, что она дает.

Подошедшая к ней сестра слегка склонила голову и приветствовала исполнением знамения аквилы, приложив скрещенные в виде крыльев орла руки ладонями к груди.

— Миледи, — начала она, — если позволите, я хотела спросить: когда мы получим приказ о погрузке? — Женщина кивнула в сторону ожидающих шаттлов.

Имогена молча изучала ее. Кроме всего прочего, по прибытию на Парамар к ним добавился дополнительный контингент боевых сестер, которым поручили присоединиться к миссии после одного инцидента. Стоявшая перед ней женщина была как раз из той группы, одной из сестер, поздно пришедших на борт вместе с госпитальерками и вспомогательным медицинским персоналом из невоенного ордена Безмятежности.

Сестра Мирия. Имогена вспомнила имя. Старшая сестра лично решила присматривать за ней. До нее доходили казарменные сплетни о сестре очень независимой по характеру и с излишне прямолинейным нравом. Имогена бросила взгляд на венчик на шее Мирии и протянула к нему руку, пробежав большим пальцем по золотистому символу и ряду твердых бусинок. Мирия не шевелилась.

Каждая бусинка обозначала поступок, доказывавший великую преданность церкви, будь то сжигание ведьмы или одержанная победа. Венчик имел такие потертости и повреждения, какие нельзя было получить в бою. Совершенно очевидно, что его умышленно разрезали, укоротили и затем вновь связали. Имогена отпустила венчик и позволила ему свободно упасть. Сестра Мирия когда-то занимала должность селестинки в ранге элохеймы и командовала собственным отделением, но теперь она утратила эту честь. Имогена не знала всех подробностей данной истории, но ей было известно, что женщина не подчинилась прямому приказу канониссы Галатеи из монастыря Невы. В итоге Мирию понизили до ранга обычной сестры-милитантки.

Имогена поджала губы, рассматривая ее. Несомненно, сестра, которая нарушила порядок субординации, заслуживала более сурового наказания — отлучения от церкви или даже перераспределения в ряды репентисток, где она бы занималась самобичеванием и каждый день молилась для искупления своей вины. Прощение Галатеи казалось… мягким.

— Когда надо, тебе скажут, — процедила Имогена.

Ей не нравилась Мирия. То, как она держала себя, и то, что позволяла себе говорить, не спросив сначала для этого разрешения. Старшая сестра разглядывала ее копну чернильно-черных волос, шрамы, что обезображивали лицо, и кроваво-красную татуировку с изображением геральдической лилии на щеке, отыскивая в женщине неповиновение, которое, по мнению Имогены, та скрывала. Будь на то ее воля, она отвергла бы прошение сестры присоединиться к миссии «Тибальта», но у Сеферины имелись планы подать личный пример. Канонисса рассказала, что предложила Мирии отправиться в такое место, где смогла бы повлиять на ее верность Богу-Императору, найти для нее роль, в которой та, возможно, откроет для себя новый смысл существования. У Имогены не было времени на подобное. Она верила в решительные добродетельные поступки и постоянное и неизменное самопожертвование. Здесь не было места для неопределенности или вольнодумства.

Делу не содействовало прибытие двух других сестер из бывшего отделения Мирии, которые также приняли пониженный ранг: высокая и мускулистая Кассандра и молодая Изабель. Последняя несла шрамы, которые до сих пор выглядели свежими, и имела оловянный аутентический глаз, уже потерявший свой блеск. Какие бы раны эти двое ни имели, несомненно, это скорее укрепляло их узы с Мирией, чем ослабляло. Даже несмотря на то что их бывший командир теперь состояла в одном с ними звании, они по-прежнему выказывали Мирии непомерную степень уважения, подчиняясь ей почти по привычке.

Имогена наблюдала, как они занимаются боевой подготовкой, и не могла отрицать, что сестра Мирия и ее спутницы имели достаточные навыки в этом деле. Все очевиднее становилось, что надо заставить их избавиться от старых привычек, если они собираются служить должным образом во время миссии.

Бывшая селестинка не ответила на слова Имогены, но, похоже, она не собиралась уходить. В ее поведении ясно читался едва заметный вызов. Но Мирия никогда не пошла бы на конфликт в открытую. У нее хватало ума не делать подобной глупости, и Имогена это понимала. Но если боевая сестра считает, что сможет попирать командный статус Имогены каким-либо образом, ее ждет расплата.

— Канонисса Сеферина лично выступит перед корабельной командой, — продолжала старшая сестра. — Она зачитает проповедь и споет гимн посвящения, прежде чем мы отправимся на Святилище-сто один.

— Мы будем готовы, — ответила Мирия, хотя Имогена даже не задавала вопрос.

Она наклонилась ближе к подчиненной, так, чтобы никто другой не слышал ее голоса.

— Последнее слово здесь всегда остается за мной, сестра Мирия. Впредь не забывай этого.

Рефлекторно Мирия открыла рот, но потом, подумав, что лучше не стоит говорить, опустила голову в знак согласия. «Начало положено, — подумала про себя Имогена. — Возможно, все-таки получится научить ее дисциплине».

Тут она заметила, как миловидная женщина в официальном одеянии землистого цвета смотрит на нее с другого конца ангара чуть ли не обвиняющим взглядом. Девушка была одной из госпитальерок, и раздраженным видом она, очевидно, выражала неодобрение едкой манере обхождения Имогены с Мирией.

Верити Катена из ордена Безмятежности. Имогена знала о ней из тех же записей, в которых рассказывалось о правонарушениях Мирии на Неве. Верити тоже оказалась вовлечена в те события: представительница невоенной организации участвовала в схватке с сепаратистами, мятеж которых привел к сожжению города и чисткам на каждом уровне власти планеты. Насколько Имогена знала, женщина состояла в кровном родстве с боевой сестрой, которая погибла на службе Трону, находясь под командованием Мирии.

Винила ли ее Верити? На короткий миг Имогена задалась этим вопросом. Потому ли госпитальерка решила присоединиться к миссии, что потеряла сестру и ищет новый путь обрести в себе веру? Ходили слухи, будто сильно распространенные во время инцидента на Неве всевозможное колдовство и неверие могли ввергнуть в Хаос всех, кто не был закален трудностями великого долга перед Богом-Императором.

Имогена до сих пор помнила содержание прикрепленного к записям о Верити письма, где ее храбростью в бою восхищалась одна из вышестоящих боевых сестер, участвовавших в том недолгом сражении. Сороритас из невоенных орденов — госпитальерки, диалогус и фамулус — обучались владению оружием и сопутствующим навыкам, но их не тренировали так тщательно, как боевых сестер. Редко встречался кто-нибудь из ордена вне военной сферы, кому доводилось принять подобное объявление благодарности.

Впрочем, это не значило, что Верити вправе проявлять неуважение к старшим по званию. Имогена обратила весь холод своего взгляда на госпитальерку.

— Какая неугомонная, — начала она, глядя прямо на Верити, но обращаясь к Мирии и остальным собравшимся на расстоянии слышимости боевым сестрам. — Это было длительное путешествие, и оно проверяло твое терпение. Совсем ненадолго Сороритас в состоянии заострить свой ум и клинок, прежде чем они начнут затупляться от бездействия. Лишь строго следуя повелениям нашей воинственной веры, мы можем выполнять то, ради чего рождены.