Молот Тора
Шрифт:
Оно все равно сгорело, так почему бы не рассказать ему?
— Справедливы. Это была книга.
Его потрясенный вздох заглушил на мгновение даже шум моря.
— Книга?
— Но она сгорела, Магнус. Увы, утрачена безвозвратно. Я даже не успел толком прочитать ее.
— Какая чудовищная трагедия!
— Вовсе нет. Этот древний свиток породил лишь множество несчастий.
— Но теперь ты веришь мне? Раз тамплиеры нашли и спрятали священную книгу, то могли спрятать и важную карту! Верно?
— Допустим. Книгу я тоже обнаружил в своеобразной крипте.
— Ага, вот видишь!
— А
— Помог растаявший снег. Зима стояла никудышная, вода подточила фундамент, и между плитами церковного пола появились трещины. Смышленый молодой монах догадался, что под казавшимся монолитным полом имеется какая-то полость, и тогда-то под плитами обнаружили гробницы. Интересно, что вход туда замаскировали так, что его никто не замечал. В одном из саркофагов, датированном тысяча триста шестьдесят третьим годом, обнаружили пергамент с картой.
— Вряд ли ее обнаружили в золотом цилиндре…
— При чем тут золото? — Он удивился. — Оно могло бы отвлечь наше внимание. Нет, рулончик карты лежал в кожаном чехле, запечатанном воском. А почему ты вдруг заговорил об этом?
— Найденная мной книга лежала в золотом контейнере. Роскошная вещица с резными символами и геометрическими фигурами.
— И он до сих пор у тебя? Клянусь жеребцом Одина, эти символы могут иметь неоценимое значение для понимания прошлого!
— Вообще-то я подарил его одному металлургу, — смущенно сказал я, чувствуя себя простофилей. — Вероятно, он просто переплавил его на металл. Видишь ли, из-за меня он лишился дома. Вместе с одной красоткой, Мириам…
— О боже, — простонал норвежец. — Вожделение помутило твой ум!
— Нет-нет, ничего подобного. Я собирался на ней жениться, но оказалось, что она уже помолвлена, и ее брат высмеял меня… — Я запутался в собственных оправданиях и добавил: — Короче говоря, цилиндр тоже пропал.
— И как только тебе удалось снискать славу ученого человека… — бросил Магнус, укоризненно покачав головой. — Да понимаешь ли ты хоть что-нибудь в том, что не касается женских форм?
— Не тебе мне указывать! Неужели ты сам не любишь женщин?
— Да я-то их люблю, а вот они меня не любят. Погляди на меня! Я не щеголь и не дамский угодник.
— Ну, у тебя есть своеобразное… хмм… медвежье обаяние. Ты просто не встретил пока нужную женщину.
— Однажды встретил, — мгновенно помрачнев, буркнул он.
— Ну вот видишь, все у тебя еще впереди.
— А если она полюбит, а потом ты ее потеряешь… в общем, по-моему, в мире нет ничего мучительнее такой разлуки.
Такого рода признание вынуждает проникнуться к человеку уважением и вселяет надежду на дружеские отношения. Я тоже знавал любовь, и мои возлюбленные обладали куда большими достоинствами, чем Полина Бонапарт.
— Это тяжелая рана, верно… Неужели теперь твое сердце разбито?
— Ты несколько заблуждаешься. Я потерял жену из-за болезни.
— Ох… Мне очень жаль, Магнус.
— Это не так печально, на мой взгляд, пока не осознаешь, что такое счастье, не поживешь поистине райской жизнью. Но если ты обрел блаженство, а потом потерял… После смерти Сигни я посвятил жизнь изучению легенд, которые услышал в детстве. Я облазал все библиотеки и архивы, обследовал подземелья и дольмены, потерял один
глаз и пожертвовал душой. Сигни ушла в мир иной, а я остался в нашем земном чистилище, ища пути возвращения туда…— Куда?
— В рай.
— Ты имеешь в виду, что стремишься обрести счастье с другой женщиной?
— Ничего подобного! — возмущенно воскликнул он.
— Тогда какие же пути ты ищешь?
— Очевидно, пути избавления от страданий.
— Интересно!
— Представь себе, что есть место, где не бывает ничего плохого! Или где плохое может быть изменено, исправлено.
— К чему ты клонишь, к небесным чертогам? Валгалле? В нашем зримом мире, Магнус, ты такого не найдешь, поверь мне, я многое повидал…
— А что, если лучший, утраченный нами мир действительно существовал? Не в легендах, а в реальном времени и в реальном месте.
— Послушай, приятель, рассказанные тобой мифы не реальны. Они лишь сказочные предания.
— Предания повествуют и о том, что тамплиеры достигли Америки более чем на сотню лет раньше Колумба. Предания говорят и о тайных книгах и подземных гробницах в затерянных городах.
Он говорил дело. Я никогда не думал, что на нашей планете полно непостижимых диковин. Но мне удалось увидеть груды сокровищ под пирамидой, найти келью, скрытую под Храмовой горой, заплыть в тайный источник с гробницей тамплиера и получить подмогу в разгар смертельной схватки от давно усохшей мумии. Кто поверит, что все это возможно?
— Что ж, давай тогда взглянем на твою карту.
Он вытащил свой драгоценный тубус. Я заметил, что чехол длиннее, чем свиток карты, и подумал о том, что может быть спрятано на его дне.
— Существуют истории и о других картах. В конце четырнадцатого века, почти за сто лет до Колумба, Генри Сент-Клер, граф Оркнейский, говорят, отправился на запад во главе флотилии из тринадцати кораблей и вернулся оттуда с картой, изображавшей Новую Шотландию и Новую Англию. Однако данный свиток появился раньше, и он дает более достоверную картину.
Карту нанесли не на бумажный, а на кожаный пергамент, и на ней четко просматривалась береговая линия Европы, а в верхней части темнели очертания Исландии и Гренландии. Там имелись и примитивный рисунок компасной розы, свидетельствовавший, что карту изготовили в Средневековье, и надписи, сделанные на латинском языке. Но притягивала глаз, безусловно, левая часть карты. Там изображалось северо-восточное побережье с большим, почти круглым заливом и тянущиеся от него безграничные земли. Волнистые линии, похожие на реки, вели в южную часть неизведанного материка. В центре этой пустынной земли имелся любопытный символ, похожий на приземистую, жирную букву «Т». А рядом с ней темнел небольшой горный пик.
— Что означает здесь эта гора?
— Это не гора. Это Валькнут, «Узел убитых».
Я присмотрелся повнимательнее. Странное обозначение горы действительно состояло из пересекающихся треугольничков, образующих — как и сказал Магнус — что-то вроде узла. Возникала странная иллюзия, что перед вами абстрактное изображение горного хребта.
— Я никогда не видел ничего подобного.
— Его еще называют Треугольником Одина, — пояснил Бладхаммер. — Он связывает погибших героев Валгаллы, подобно воодушевляющей их магической силе.