Молот ведьм

— У нас мало времени, — негромко сказала Валерия. — Ее состояние должны проверять очень часто.

Виктория кивнула и тихо позвала:

— Жанна…

Лежащая на койке Терция не отреагировала.

— Жанна, это мы, Вика и Лера…

Валерия отвела взгляд от больной, посмотрела на тумбочку у кровати. В тусклом свете дежурной лампы там поблескивала большая голубая бусина…

…Девочка была толстой, веснушчатой и безнадежно рыжей — уже одного из этих качеств хватило бы для регулярных обидных насмешек со стороны одноклассников, а у нее был полный набор, что позволяло школьным шутникам разнообразить банальный набор обидных острот: «жиртрест», «коррозия», «ржавчины наелась», и прочее в том же духе. Необычное имя — Жанна — тоже добавляло поводов для веселья Светкам, Серегам, Ленкам, Андрюхам и Маринкам. Хуже всего стало в седьмом классе, когда одна из девчонок, случайно увидевшая Жанну без трусов в замызганной душевой спортивного зала, растрепала всем, что у нее и на заднице тоже веснушки. Целый месяц ей приходилось передвигаться по школе, вцепившись в нижний край юбки, ибо каждый мальчишка, даже из младших классов, проходя мимо, считал своим долгом задрать ей подол и заорать: «Мухи насрали!» Жанна тогда убедилась в том, что добрых шуток не бывает, как не бывает беззлобных насмешек, а еще в том, что один раз начав кого-то травить, люди не останавливаются, а только становятся все более жестокими. И тут уже не важно, толстый ты или худой, рыжий или белобрысый: ну вот скажите, какое отношение имеет вес тела к тому, что ей регулярно заливали клеем содержимое портфеля? Как связан цвет волос и запирание в тамбуре запасного выхода под лестницей, куда мальчишки затолкали ее перед уроком с утра, закрыли, просунув в ручку двери черенок швабры, и где она просидела в полной тьме и отчаянии в течение трех часов, пока ее не вызволил школьный завхоз? Что она сделала такого, ради чего стоило обсыпать ее сахарной пудрой в столовой, подкладывать лезвия бритвы в карманы пальто, привязывать все тот же многострадальный портфель к вентилю водопроводной трубы под потолком?

Жанна стояла у окна в коридоре и плакала. Шли уроки, но ей разрешили выйти из класса: достать из волос жвачку, которую ей влепил туда очередной юморист — подошел, улыбаясь, сказал: «Жанка, какие у тебя красивые волосы», и принялся гладить, пока она не сообразила, что к чему. Жвачку Жанна вырвала вместе с несколькими прядями, но в класс возвращаться не стала: стояла и плакала, глядя на синее майское небо, веселое солнце и юные деревца, покрытые нежным зелёным пухом пробивающейся листвы.

— Привет.

Жанна резко обернулась. Рядом с ней стояли две девочки, ее одноклассницы, Вика и Лера — одни из немногих, кто ни разу ее не обидел. Тем не менее, нужно быть настороже.

— Ты чего тут стоишь? — дружелюбно спросила Вика. Она была очень красивой: светловолосая, голубоглазая, стройная — неудивительно, что ее не дразнили, хотя и не дружили особо. Жанне казалось, что Вику немного побаивались даже самые отчаянные хулиганы.

Она всхлипнула и подозрительно прищурилась.

— А вы чего не на уроке?

— Мы к тебе пришли, — ответила Лера.

Лера тоже была красивой, только по-своему: темненькая, серьезная, с глубокими большими глазами. Единственная подруга Вики.

Что этим двоим понадобилось от нее?

— Зачем это вы ко мне пришли? — буркнула Жанна, шмыгнув носом.

Лера сунула руку в карман и достала оттуда большую голубую бусину, яркую и прекрасную, как волшебный камень; она сверкала и переливалась небесной синевой в лучах солнца, заглянувшего в окно коридора. Это было так красиво, так удивительно, что Жанна не могла оторвать от бусины взгляд и даже испугалась, когда Лера протянула ей руку:

— Вот, возьми. Это тебе.

Жанна взяла, стиснув пальчиками с обгрызенными ногтями это маленькое, стеклянное чудо.

— Спасибо, — прошептала она.

— Будешь с нами дружить? — спросила Вика.

Жанна посмотрела на девочек. Они улыбались, и это было совсем не похоже на те злобные ухмылки, которые она привыкла видеть перед собой. Это были улыбки подруг, которые рядом, и с которыми хорошо.

— Да, — сказала Жанна. — Буду. А что надо делать?

— Я расскажу, — пообещала Вика.

Через неделю одного из самых веселых юмористов, изощрявшихся в издевательствах над Жанной, обварило чуть ни не насмерть: его мать кипятила дома белье и неловко опрокинула двадцатилитровый бак прямо на сына. Еще через три дня та самая девочка, пустившая слух о веснушках у Жанны на заднице, с размаху уселась на длинный гвоздь, невесть как вылезший вверх острием из садовой скамейки. После недели, проведенной в больнице, в школе ее встретили искрометными шутками: каждую перемену кто-то подкладывал ей на парту или в сумку длинные гвозди с наколотыми на острие записками: «Это было великолепно!», «Как честный гвоздь, теперь я должен жениться!», «Люблю и скучаю» и прочее в том же духе.

Над Жанной смеяться перестали.

А через двадцать лет она приехала на встречу одноклассников, которая проходила в убогом кафе в том же районе, где они все вместе когда-то учились и жили. «БМВ», на котором она прикатила, был единственным автомобилем на небольшой парковке у входа. Светки, Ленки, Маринки растолстели до безобразия, обабились и повыходили замуж за одноклассников, Серег и Андрюх, отрастивших животы и усы. Жанна посидела немного, поулыбалась, заплатила администратору за продление аренды кафе на всю ночь — наличными, чтобы все видели пачку денег — и удалилась, совершенно счастливая, размышляя, как повезло ей в свое время получить в подарок большую, яркую и прекрасную бусину…

— Жанна, мы пришли, — повторила Виктория чуть громче.

— Вика, не надо, пусть спит… — сказала Валерия, но в прорезях белой маски дрогнули тени.

Жанна открыла глаза.

Вернее, открылся только один, красный, слезящийся, помутневший. Он подергался, фокусируясь, и уставился на стоящих в изножии кровати Приму с Альтерой.

— Привет, подруга, — весело сказала Виктория. — Ты как?

Жанна дернулась. Глаз округлился от ужаса.

«Она догадалась», — подумала Валерия.

— Ну, ладно тебе, — ласково продолжила Прима. — Не надо, не беспокойся. Все будет хорошо.

Она опустила руку в карман и достала булавку с головкой в виде цветка аконита. Жанна приглушенно завыла и заметалась по койке.

— Прости нас, — сказала Вика. — Ты сделала бы тоже самое.

— Прощай, — добавила Лера.

Прима наставила булавку на Жанну и произнесла нараспев несколько странных слов. Мигнули лампочка освещения и огоньки на пульте аппарата вентиляции легких. Жанна выгнулась на кровати. Прима повторила заклинание чуть громче, и, едва отзвучала последняя нота, ей в унисон подпела Альтера. Изо рта Жанны выпал загубник, обнажив зияющую, неровную черно-красную дырку. Древние тона напева прозвучали строем из двух голосов. Виктория почти выкрикнула последнее слово и выбросила вперед руку с булавкой.

Жанна дернулась так, что кровать затряслась с металлическим лязгом. И замерла.

— Вот и все.

Валерия открыла дверь. Виктория направилась к выходу, но, оглянувшись, остановилась. Подошла к тумбочке, взяла голубую бусину, секунду смотрела на нее неподвижно, а потом уронила на пол. Сверкающий шарик подпрыгнул, покатился, но Виктория ловко прижала его носком светлой туфли и надавила. Раздался стеклянный хруст.

Когда она убрала ногу, на полу осталось только блестящее крошево, похожее на треснувший тонкий лед.

* * *

— Надеюсь, вы все сделали, как я сказала, — строго сказала Валерия, широким шагом идя по коридору Виллы Боргезе. Рядом пылила стоптанными башмаками Надежда Петровна, то ли кланяясь, то ли приседая на ходу.

— Не беспокойтесь, госпожа Альтера, — торопливо заверила комендантша. — Потрудиться мы всегда рады, это уж будьте уверены! Сейчас все сами увидите!

Валерия усмехнулась. Трудолюбие местных бродяг вызывало большие вопросы.

Днем Вилла была другой, будто спала, но стоило остановиться и прислушаться, как отголоски кошмаров, которыми жил старый дом в своем дневном сне, ощущались на подсознательном уровне. Здесь все дышало недобрым: лестницы, длинные коридоры, пустующие кабинеты, мебель и утварь, оставшиеся от больницы. Даже днем, в тусклом мертвенным свете, сочащемся через грязные окна, возникало гнетущее ощущение: погуляешь всего четверть часа, и хочется бежать без оглядки. А ночью вдруг потянет вернуться.