Молот ведьм

— Ой, как хорошо бы, как хорошо бы, — заговорила Надежда Петровна, тряся омерзительным хвостиком грязных волос на макушке. — А вот еще, госпожа Альтера, не сочтите за наглость…я уж спрашивала…да все как-то…

Альтера нахмурилась.

— Я вот все про то же… — продолжала заикаться Петровна. — Ну, можно мне как-нибудь к вам…присоединиться, в общем…

— Вон пошла! — рявкнула Альтера. — Надоела уже!

Надежду Петровну будто унесло сильным ветром. Только юбка мелькнула да лязгнула, закрываясь, створка железной двери.

Валерия осталась одна. Взяла сумку, неспеша прошла в дальний угол подвала, где вдоль стен у самого края каменной ямы стояли грубо сколоченные табуреты и висели на стенке крючки. Принялась раздеваться: пальто на крючок, кофточку, юбку, колготки сложила на табурет, рядом поставила сапоги. Шершавый пол неприятно холодил босые ноги. Валерия расстегнула бюстгальтер, освободив большие, немного отвисшие груди, стянула трусы и поежилась: несмотря на огонь в раскалённом бочонке, в подвале все еще было не жарко. Она расстегнула сумку и вынула черный длинный плащ с капюшоном, пошитый из плотного гладкого шелка. Накинула на обнаженное тело, затянула под грудью, заметив, что ее уже не печалят новые толстые складки на животе и располневшие бедра. Потом достала маску — «баута» в черно-белую клетку, прикрывающую лицо до верхней губы. Вздохнула. Сейчас надеть или позже? Маски — еще одна идея от Примы, такая же, как имена. Интересно, это тоже Бабушка ей подсказала, или додумалась сама? Валерии в свое время это показалось нелепым: никаких настоящих имен новичкам, только клички; на ассамблеях все обязательно в масках; никаких телефонов и тем более, адресов — каждая новая ведьма знала только свою патронессу, которая привозила своих подопечных на Виллу, предварительно завязав глаза. Глупости, думала Валерия. Так же она думала, когда лет двадцать назад Виктория вдруг сделала себе второй паспорт на фамилию «Камская», причем сохранила и первый свой, настоящий документ, словно создав вместо себя одной двух разных женщин: одна прозябала в безвестности, а другая вела активную профессиональную и общественную жизнь — тоже своего рода социальная маска, которую можно было при необходимости сбросить и скрыться, оставшись неузнанной. Она тогда и Валерии предлагала так поступить, но та отмахнулась. Что может им угрожать? Кто бы мог подумать до недавнего времени, что такие предосторожности, наследие старых невежественных времен, могут понадобиться современным ведьмам, живущим в просвещенном двадцать первом веке, по всем признакам безраздельно принадлежащем им? Но теперь Валерия признавала, что подруга оказалась права. У несчастных Лилит и Шанель не было никакой возможности выдать сестер или адрес места их регулярных собраний. Но вот старая Стефания это сделать могла: уважения ради для нее сделали исключение, и она знала и имена старших ведьм, и род их занятий и, разумеется, адрес Виллы. Впрочем, старая ведьма не подвела. А смогла бы Валерия выдержать то, что пришлось испытать той перед смертью? Раздробленные в крошево пальцы и стопы, переломанные колени…

Грохнула дверь. В зал вошла Кера-Диана; кивнула Альтере и осторожно ввела за руку Лиссу. Та мотнула хвостом гладких черных волос и стащила повязку. Прищурилась от неяркого света. Валерия улыбнулась.

— Здравствуй, Карина.

Пока обойдется без кличек. Карина — ее протеже.

Лисса-Карина кивнула, но без улыбки. Она никогда не улыбалась. Просто подошла быстрым шагом, бросила рядом свою сумку и крепко обняла Валерию. В груди у той потеплело. Валерия зарылась носом в черные, пахнущие мылом и больницей волосы, а Карина уткнулась ей в шею, и она ощутила теплое дыхание, коснувшееся души через кожу.

— Терция скоро приедет с остальными, — прозвучал голос Керы. — Я их обогнала на проспекте.

Карина разомкнула объятия, взяла сумку, молча отошла и стала раздеваться. Диана стояла рядом и смотрела на нее и Валерию, усмехаясь одними глазами.

— Да, — сказала Альтера. — Спасибо, что предупредила.

Она задвигалась привычно и споро, ступая босыми ногами по мягкому ворсу ковров: четыре большие бутылки без этикеток с особым вином поставила на пол у алтаря, рядом сложила пластиковые стаканы. Разместила на алтаре большую черную чашу, длинный нож с тонким лезвием, и ради особого случая — сегодня прием в ковен новой сестры, как сказала ей Прима — в большой простой банке грязную воду, которой омыли мертворожденного младенца, соль и кусочки серы в пробирке. Как раз успела все разложить, когда заскрипела, а потом широко распахнулась, железная дверь: с гомоном, смехом и шумом вошли остальные. Рыжая Терция возглавляла процессию, прочие, с завязанными глазами, хихикая, держась друг за друга руками, ввалились следом. За спинами мелькнула красная физиономия Надежды Петровны, растянутая в угодливой гримасе; она поймала взгляд Альтеры и мгновенно исчезла. Вошедшие, смеясь, срывали повязки из-под уже натянутых на лица масок — волосы растрепались, черные ленты неловко повисли на шеях, маски съехали набок.

— Альтера, привет!

— Здравствуйте, госпожа Альтера!

— Доброй ночи, Альтера!

Она покивала, махнула рукой. Ведомые Терцией, все дружно отправились переодеваться. Альтера, покачав головой, усмехнулась: точь-в-точь душевая спортклуба или банный день в женском общежитии. Обнаженные тела бархатились в теплом, трепещущем свете. Длинные ноги, крепкая задница, мышцы, легкими волнами плавно перекатывающиеся под смуглой кожей, расписанной татуировками — Кера; рядом с ней Лисса, как статуэтка из белого алебастра, только темные точки сосков на аккуратной груди и черный треугольник густых волос на лобке; худая, без задницы и груди, зато вся в веснушках, голенастая Терция — натянула маску гротескного арлекина, и рыжие кудри торчат по двум сторонам, как мотки ржавой проволоки; полноватая, с большой крепкой грудью и татуировкой на голени, молоденькая Белладонна; Проксима, домохозяйка, ровесница старших ведьм ковена, выглядит пародией Терции — не хватает холености, внутренней силы и денег на хорошего фитнесс-тренера; ее дочка, Инфанта, еще школьница, выпускница, возвышается над всеми, кроме разве что Керы, и осветленные, клочьями стриженные волосы торчат над пестрой кошачьей личиной. Рядом с Инфантой торопливо раздевается новенькая, ее одноклассница: невысокая, полная девочка с короткими толстыми ножками, низко посаженной задницей, измазанными синим лаком обгрызенными ногтями, фиолетовой помадой и волосами, покрашенными в дешевый черный цвет. На плече красовался недобитый рисунок с каким-то цветочно-могильным узором. Девочка суетилась, громко смеялась, что-то болтала и постоянно поправляла слезающую маску — разукрашенный череп. Видимо, о том, что маска должна оставлять открытыми губы, ее предупредили в последний момент, и нижняя часть была срезана второпях, так что тонкий пластик топорщился заусенцами.

Альтера недовольно поджала губы. Ей, конечно, все равно, отвечает за новенькую тот, кто привел, но все же не зря она в свое время привлекла гадалку Стефанию к нелегкому делу пополнения рядов ковена. Обычно к кандидатке присматривались, проверяли решимость, а не тащили на шабаш лишь только на том основании, что она бранит Церковь, сочувствует феминисткам или питает наклонность к готическому макияжу. А тут… Альтера взглянула еще раз на подругу Инфанты и ощутила укол беспокойства. Ладно, посмотрим. Может быть, обойдется.

Без пяти минут полночь все сидели полукругом на низких подушках перед алтарем. Разговоры смолкли. В тишине слышно было, как гудит пламя в бочке, клокочет вода и трещат коптящие свечи. Время остановилось, словно тоже чего-то ждало. В дрожащем воздухе маячили маски: рыжий клоун напротив Альтеры, дальше по кругу — черная бархатная «моретта» на Кере, розовый поросенок у Белладонны, «волдо» с обрезанным подбородком на Проксиме, нелепый раскрашенный череп, кошка Инфанты, простая широкая полумаска у Лиссы; Альтера обвела всех взглядом и опять посмотрела на новенькую, сидящую между Проксимой и Инфантой. Нет, череп, конечно, как череп, но в нем было что-то от ряженых на Хэллоуин.

«Интересно, она понимает, куда пришла?»

Резко потянуло холодным, сквозняк пробежал по подвалу, заставив пламя свечей возбужденно затрепетать; черные портьеры за алтарем разошлись и в зал вошла Прима, облаченная в плащ цвета высохшей крови. Маска из червленого серебра тускло сверкнула в сумрачном свете, длинные изогнутые рога возвышались над ней, как корона. Все разом вскочили.

— Приветствуем тебя, Княгиня Ковена, Хозяйка Есбата, Повелительница Шабаша, Госпожа Прима!

Разноголосица компенсировалась энтузиазмом. Прима милостиво улыбнулась и раскинула руки в широком объятии:

— И я вас приветствую, мои верные сестры! Садитесь.

Все с шорохом опустились обратно. Прима осталась стоять, молитвенно сложив руки. Холодными звездами заблестели кольца и перстни.

— Дорогие подруги! Рада сообщить вам прекрасную весть! Два дня назад нами — мной и старшими сестрами — был найден и уничтожен тот, кто лишил нас трех дорогих сестер! Жалкое ничтожество, никчемное существо, случайно погубившее дорогую Лилит, ее патронессу Стефанию и бедную Шанель! Проделать ему это удалось только благодаря роковому стечению обстоятельств, однако, как я всегда говорила, нам даны силы куда более могущественные, чем любые из тех, что смеют покушаться на наш священный союз! В результате мерзавец был задержан полицией, а мы совершили отмщение, заставив его подыхать в тюремной камере, корчась от боли, истекая кровью и собственными нечистотами! Такова наша сила, такова сила нашей Бабушки и нашего Господина!

Из-под масок одобрительно забормотали. Прима продолжила:

— Чему нас это учит?

Все молчали, зная, что ответа не требуется. Новенькая девочка дернулась было, как на уроке, но ее осадила Инфанта.

— Это учит нас быть сильными в убеждениях и стойкими в нашей вере, живя в осознании, что когда с нами Господин, никто не может встать против нас! Слава Сатане! Нима!

— Нима! — отозвались восемь голосов.

— А разве нужно не Ave Satan говорить?

Новенькая задала вопрос сидящей рядом Инфанте почти шепотом, но в наступившей тиши слова прозвучали отчетливо. Раздался шлепок, кто-то ойкнул. Прима недовольно скосила глаза, но продолжила:

— А теперь — начнем!

Язычки пламени снова заколыхались, но уже не от сквозняка; где-то очень глубоко под землей ухнул тяжелый удар, едва заметно, но ощутимо, передавая вибрацию стенам и полу, словно кто-то коротко спел на такой низкой ноте, что ее невозможно было услышать, а только почувствовать.