Молотов. Полудержавный властелин
Шрифт:
— Это было как раз очень удачно — наш выход. Я вначале согласился, между прочим, в ЦК внес предложение: надо участвовать. Не только нам, но и чехам, полякам. В совещании в Париже. А потом опомнился и послал вторую записку в тот же день: давайте откажемся. Мы-то поедем, а чехам и другим предложим отказаться от участия в совещании, потому что на их опытность мы еще не могли рассчитывать. И мы тут же вынесли постановление и разослали, что не советуем давать согласие, а они приготовились, особенно чехи, участвовать. У чехов министр был довольно сомнительный, я забыл, по-моему, Клементис. Получив от нас указание, что не надо участвовать, они не поехали.
Ну а там
Много смутного было. Но если они считают, что это была наша ошибка, отказаться от плана Маршалла, значит, правильно мы сделали. Безусловно, правильно, теперь это можно доказать, как дважды два — четыре. А вначале мы в МИДе хотели предложить участвовать всем социалистическим странам, но быстро догадались, что это неправильно. Они затягивали нас в свою компанию, но подчиненную компанию. Мы бы зависели от них, но ничего бы не получили толком, а зависели бы, безусловно. И уж тем более чехи, поляки, они в трудном были положении…
09.03.1979
— Япомню, после войны в Чехословакии устроились таким образом: брали у нас хлеб и кормили скот. А у нас голод был.
30.09.1981
— То, что в Чехословакию ввели войска — правильно, и многие это поддерживают, но поддерживают с великодержавных позиций, а я — с коммунистических.
24.07.1978
Две самые трудные страны
— В Америке вышла книжка «Просто Андропов». Там пишут, что его выдвинул Маленков, представил Сталину. Он понравился Сталину, и тот его назначил вторым секретарем в Карело-Финскую ССР к Куусинену, чтобы со временем он возглавил Финляндию. Но когда у Сталина рухнули планы в отношении Финляндии, у него пропал интерес к Куусинену и Андропову, — они так интерпретируют, — рассказываю Молотову.
— Андропов пока ведет себя, по-моему, неплохо. И речь такая способная, но твердая, без хвастовства. Напротив, с самокритикой недостатков и прошлого, на это нельзя не обратить внимания, это правильно. И вправо его не тянет. И посерьезней двух предшественников.
Его ко мне из ЦК направили, учраспред, распределительный отдел, или кто-то из секретарей. Он произвел на меня неплохое впечатление.
Он ко мне приходил в МИД: «Вот меня направляют по дипломатическим каналам». И в ЦК, не помню, кто мне говорил, что вот этого человека можете использовать на дипломатической работе. Я предложил Венгрию — согласились. И он в Венгрии вел себя хорошо. Назначение, я считаю, было удачным, потому что тогда, когда его назначали послом, во внутренних событиях Венгрии не ждали чего-либо неожиданного и плохого. Спокойно было.
Румынскую школу прошел Епишев — с моей стороны. Да, да, я его послал в Румынию послом. Он тоже оказался на месте.
А это были у нас две самые трудные страны.
В создании первого правительства Венгрии я активно участвовал. Это, пожалуй, в 1945-м. Создавал это правительство. Там довольно быстро создали.
— Я недавно был в Венгрии, мне говорили, что у них в коммунизм никто не верит.
— Венгры? Мещане они глубокие, мещане.
У русского же есть какое-то внутреннее чутье, ему нравится размах, уж если драться, так по-настоящему, социализм — так в мировом масштабе… Особая миссия… В данном случае, да.— Как Достоевский говорил, народ — богоносец.
— Богоносец, да. У него свое… Все-таки решились, не боялись трудностей, открыли дорогу и другим народам… Вот рядом живут разные народы, дышат по-разному. Для одних социализм — великая цель, для других — приемлемо и не слишком беспокоит.
09.12.1982, 16.06.1983, 14.10.1983
Румыния
Молотов говорит, что не был ни в Будапеште, ни в Бухаресте.
— В Бухаресте много памятников в честь побед румынской армии, — говорю я. — Кого она побеждала?
— Так Бисмарк говорил насчет румын: «Румыны — это не нация, это профессия», — замечает Молотов.
— Не помню у кого, у фельдмаршала Мольтке, что ли, спросили, какая самая слабая армия в мире? «Конечно, австрийская», — ответил он. «А румынская?» — «Но должна же быть хоть одна армия, которую бы побеждала австрийская!»
— Да, это верно. В этом отношении они не сильны.
— А сейчас показали — на сцене в Бухаресте огромные портреты Брежнева и Чаушеску. Ленина нет, Маркса нет…
— Это устарело, — как бы поясняет Молотов.
07.12.1976
— Вышла книга Ф. Видрашку о румынском премьере Петру Грозе. «Таких людей не так много», — сказал Сталин о П. Грозе.
— Это верно, — заметил Молотов. — Помню его. Здоровый, крепкий старик, может быть, старше меня на пять — десять лет. Но беседа его со Сталиным в книге описана приблизительно.
— Там вы спрашиваете у него: «Когда вы приступите к созданию коллективных хозяйств?»
— Едва ли это было.
— Молотов задает неуместные, несвоевременные вопросы вроде: «Что вы намерены делать с королем?», а Сталин пресекает. Было это?
— Что-то с моей стороны, может, и было подобное, но все-таки я с иностранцами имел столько дел, неужели ж я такой неуклюжий? Другие-то вопросы были, неужели ж только эти, неуклюжие, где я в дураках показан? Меня осаживает Видрашку, изображает чудаком каким-то, потому что он не понимает, что это очень сложный вопрос — крестьянский, и запаздывать очень опасно. Раньше времени соваться с ним тем более опасно, но и запаздывать тоже. Вот Польша вам пример. Она запоздала. Там ничего не сделать, потому что окрепли кулаки свои. А окрепших кулаков, еще изображающих из себя более-менее сторонников новой власти, побороть трудно…
— Я допускаю, что у вас такой разговор с Грозой был. Не в лоб, наверно.
— В этом-то и дело. Неужели я такой был дурак? Тут важно, в какой форме спросить, тут я в глупой форме… А больше он ничего не приводит. Так же, как Чаковский из меня аптекаря сделал…
10.03.1977
Пока кишки не вылезут…
— Когда в разговоре с западными коммунистами доходишь до диктатуры пролетариата, они ни в какую не соглашаются. Говорят: коммунизм — это концлагерь!
— Да, и будут говорить, пока не вышибут дурь из головы; либо ждите до тех пор, пока из вас кишки не вылезут, либо пока мы их за шиворот не возьмем, — отвечает Молотов.
01.11.1977