Момент сближения

«Боинг», яростно урча всеми четырьмя моторами, равномерно набирал скорость, чтобы через несколько мгновений оторваться от взлетной полосы. Сергею удалось уговорить рядом сидящего пассажира поменяться местами с Марией Леонидовной, и теперь они сидели вместе, все втроем, пристегнутые ремнями безопасности и смотрели, как за окошком иллюминатора белые всклоченные облака уплывали вниз, устилая собой дно безграничного небесного океана. Самолет лег на курс.

– Ну, все, теперь я буду спать, – сказала Людмила, прикрывая зевок рукой и удобнее устраиваясь в кресле. – Самолет для меня – лучшее снотворное.

– Проспит до самой посадки, уже проверено, – уверенно подтвердил Сергей.

Полет проходил спокойно. Стюардессы бесшумно сновали по салону, командир корабля изредка делал пояснительные объявления по радио, на экране дисплея демонстрировался какой-то бесконечный фильм, пассажиры, кто как мог, коротали время.

Мария Леонидовна и Сергей время от времени обменивались дежурными короткими фразами, даже не пытаясь поддерживать разговор. О вчерашнем не было сказано ни слова. Мария Леонидовна сама не знала, хочется ли ей говорить об этом. Еще один эпизод из жизни. Страстный, волнующий, сладостный, но всего лишь эпизод, который имеет свое начало и конец.

«А может быть, это просто логическое завершение пребывания в Париже?», – подумалось ей. – «Ведь не случайно же говорят, что Париж – город любви». Но что-то все-таки мешало ей утвердительно ответить на этот вопрос. «Ладно, не стоит углубляться, время покажет», – философски решила она, и в этот момент моторы со страшной силой заревели во все свои четыре глотки, и самолет затрясло так, что, казалось, он сейчас просто рассыплется. Марию Леонидовну буквально вдавило в кресло, и она просто не в состоянии была даже повернуть голову. Среди пассажиров началась легкая паника.

– Уважаемые пассажиры, – голос командира корабля звучал спокойно и ровно, – наш самолет попал в зону турбулентных потоков. Просим, во избежание травм, оставаться на своих местах и пристегнуть ремни безопасности.

Раздались короткие сигналы сирены и зажглось табло: «Не курить. Пристегнуть ремни». Пассажиры разом все замолчали и, как завороженные, уставились на это немигающее табло, словно боялись пропустить момент, когда оно погаснет.

Самолет не переставало трясти. Сергей сидел бледный, плотно сомкнув губы и закрыв глаза. Одной рукой он инстинктивно прикрывал спящую сестру, а другой все сильнее сжимал руку Марии Леонидовны, словно старался не дать ей войти в резонанс с этой сумасшедшей тряской. Марии Леонидовне казалось, что она отчетливо слышит хруст собственных пальцев, но ей так было спокойнее и легче. В эти минуты она словно слилась с ним в единый организм, который жил своей обособленной жизнью. Она чувствовала его учащенный пульс, его прерывистое дыхание, его мысли словно проносились через нее и становились уже ее мыслями.

«Париж, Париж, не отнимай у меня то, что ты так великодушно мне подарил», – снова и снова прокручивалась в голове одна и та же фраза.

Тряска прекратилась так же внезапно, как и началась.

– Уважаемые пассажиры! Турбулентная зона закончилась. Благодарим вас за спокойствие и выдержку. Желаем вам счастливого пути! – снова проговорило радио. Табло погасло. Пассажиры зашевелились в своих креслах, забрякали замки привязных ремней.

Он по-прежнему не отпускал уже совсем онемевшей ее руки. Она и не пыталась освободиться.

На соседнем кресле мирно спала Людмила.

Осень, 2002

Чужого не возьму, своего не отдам

Их было у отца с матерью четверо. В этой семье каждый жил своей жизнью. Отец разрывался между тремя работами без выходных и праздников. Мать приходила вечером домой, согнувшись под тяжестью неподъемных сумок, и тут же начинала варить, стирать и мыть, практически делая все это одновременно. На детей у них просто физически не хватало ни сил, ни времени.

Кира много раз задавала себе вопрос, зачем рожать детей, если не можешь ни им, ни себе обеспечить достойной жизни, и еще в десятом классе твердо решила, что ее ребенок будет жить по-другому. Во-первых, он будет у нее один. Во-вторых, он никогда не будет ни в чем нуждаться. И, в-третьих, она постоянно будет рядом с ним, чтобы всегда и во всем ему помочь. Мужчина, от которого должен будет родиться ребенок, в ее планы тогда не входил вовсе.

Постепенно мечта обрела вполне определенные очертания, и Кира начала воплощать ее в жизнь.

Она успешно окончила школу и институт. На работе ее считали толковым специалистом и неплохо платили. И вот, наконец, настал тот момент, когда она поняла, что готова к рождению ребенка.

…Кира сидела, склонившись над детской кроваткой. Малыш крепко спал, широко раскинув сжатые кулачки и тихонько причмокивая. Ее Алешенька, ее мальчик. Этот маленький человечек для нее теперь – самое главное в жизни. Теперь ее жизнь уже не принадлежит ей самой, теперь каждый удар своего сердца она должна соразмерять с необходимостью сделать что-нибудь для него, чего бы ей это ни стоило. Кира полностью подчинила свою жизнь сыну. До трех лет она сидела с ним дома, по ночам делая расчеты и переводы, чтобы днем водить его на массаж и в бассейн. К шести годам мальчик свободно писал и читал, затем специальная математическая школа с факультативным изучением иностранного языка. Музыкальная школа, бальные танцы, постоянные походы в театры, музеи и на концерты дополняли обязательную программу обучения и всестороннего развития ребенка.

Алеша очень любил свою мать, никогда ей не грубил, делал все, что она ему говорила. У него никогда даже не возникало мысли, что мама может быть не права. Почти все свободное время они проводили вместе. Друзей у Алеши было немного, в основном одноклассники, мальчики, увлекающиеся Интернетом и компьютерами.

* * *

Это случилось неожиданно, впрочем, как и все, что происходит с нами впервые. Алеша вырос. Сначала она заметила легкий пушок на подбородке, потом начал давать сбои голос, временами переходя на тонкий фальцет. Но это все полбеды, к этому она в общем-то была готова. А вот к чему она не была готова совсем, так это к тому, что ее Алеша вдруг перестал в ней нуждаться. Нет, она, конечно, по-прежнему готовила, стирала его вещи, убирала в его комнате, но вот разговаривать они стали меньше и гуляли вместе все реже и реже. Все чаще на ее вопросы он отвечал одним словом «нормально», от которого у нее внутри все переворачивалось. Он не обижал мать грубостью. Он просто перестал пускать ее в свой мир, в свою жизнь.

«Что происходит?» – думала Кира. Эта мысль навязчиво терзала ее днем и ночью. «Что с ним? Ведь я хочу ему только добра и только я знаю, что ему нужно, ведь он – мой сын». Ее сын, ее мальчик. Сколько раз она представляла себе его выросшим, веселым и счастливым. И она знала, как этого достичь. Почему же он так сопротивляется? Переходный возраст, может быть, просто переждать? И все опять будет хорошо?

Но лучше не становилось. Лето перед одиннадцатым классом они провели в городе. Кира даже не стала брать отпуск, поскольку Алеша в категоричной форме отказался куда-либо с ней поехать. У него появились новые друзья, с которыми он проводил целые дни. Это были ребята, обычные подростки, которые небольшими группками слоняются по улицам.

– Что ты в них нашел? О чем можно с ними разговаривать? Тебе интересно? – удивлялась Кира.

– Они – мои друзья, – лаконично отвечал Алеша, и на этом обычно разговор заканчивался.

Денег он у нее никогда не просил. Кира сама каждый день давала ему немного, чтобы он мог где-то перекусить. «Целый день на сухомятке», – жалела она сына. Домашний обед обычно оставался на ужин.

В сентябре начались занятия в школе. Алеша был любимцем преподавателей и основным претендентом на золотую медаль. «Вот окончит школу, перерастет, и все наладится», – успокаивала себя Кира.