Момо (другой перевод) (с илл.)

Под сценой развалин амфитеатра, заросшей травой, сохранилось несколько наполовину разрушившихся каморок, в которые можно было проникнуть через наружный пролом в стене. Здесь Момо устроила себе жилище.

Однажды в полдень к девочке пришли местные мужчины и женщины, чтобы кое о чем расспросить ее. Момо стояла перед ними, пугливо озираясь. Она боялась, что люди ее прогонят, но потом поняла, что они добрые. Они сами были бедными и знали жизнь.

— Так, — сказал один из мужчин, — значит, тебе здесь нравится?

— Да, — ответила Момо.

— И ты хочешь здесь остаться?

— Да, очень.

— Разве тебя нигде не ждут?

— Нет.

— Я имею в виду, не ждут ли тебя дома?

— Мой дом здесь, — торопливо ответила Момо.

— Откуда ты пришла, девочка?

Момо неопределенно махнула рукой, показав куда-то вдаль.

— И кто же твои родители? — допытывался мужчина.

Девочка беспомощно оглядела собравшихся и тихо пожала плечами.

Люди молча переглянулись.

— Ты не должна нас бояться, — продолжал мужчина, — мы не собираемся тебя прогонять. Наоборот, нам бы хотелось тебе помочь.

Момо осторожно кивнула, еще не совсем уверенная в их искренности.

— Значит, тебя зовут Момо, да?

— Да.

— Красивое имя, правда, я никогда его не слышал. Кто же тебя так назвал?

— Я.

— Ты сама?

— Да.

— Когда же ты родилась?

Момо призадумалась и сказала наконец:

— Насколько я помню, я всегда была.

— Что же, у тебя нет ни тети, ни дяди, ни бабушки, вообще никого, к кому ты могла бы податься?

Момо, глядя на мужчину, довольно долго молчала. Потом пробормотала:

— Я здесь дома.

— Ну, хорошо, — сказал мужчина, — но ты же ребенок, сколько тебе лет?

— Сто, — нерешительно сказала Момо.

Люди засмеялись, приняв ее слова за шутку.

— А все-таки, серьезно, сколько тебе?

— Сто два, — ответила Момо еще неувереннее.

Только теперь собравшиеся наконец сообразили, что девочка просто ухватила несколько случайных цифр, значение которых совершенно не понимала, поскольку никогда не училась считать.

— Послушай, — сказал мужчина, посоветовавшись с остальными, — ты не возражаешь, если мы сообщим в полицию, что ты здесь живешь? Тогда тебя устроят в приют, дадут пищу и ночлег, ты сможешь научиться читать и писать и многому другому. Как ты думаешь, а?

Момо испуганно взглянула на него.

— Нет, — пробормотала она, — я не хочу туда. Я уже была там. Там и другие дети были. У них решетки и запоры на окнах. Каждый день нас лупили ни за что. Ночью я перелезла через стену и убежала. Я туда больше не хочу.

— Это я могу понять, — сказал старик и кивнул. И другие тоже понимающе закивали.

— Ну, ладно, — вмешалась в разговор одна из женщин, — но ты же еще совсем маленькая. Ведь кто-то должен ухаживать за тобой?

— Я сама, — облегченно ответила Момо.

— А ты сумеешь? — спросила женщина.

Момо помолчала и сказала чуть слышно:

— Мне много не нужно.

Ее посетители снова переглянулись, вздохнули и закивали головами.

— Знаешь, Момо, — начал тот мужчина, который говорил первым, — наверное, тебе следует поселиться у кого-нибудь из нас. У нас, конечно, тесновато, и у большинства куча детей, которые хотят есть, но мы считаем, что от лишнего рта ничего не изменится. Что скажешь?

— Спасибо, — ответила Момо и в первый раз улыбнулась, — большое спасибо! Но разве вы не можете разрешить мне остаться здесь?

Собравшиеся долго прикидывали так и эдак и в конце концов согласились с ней. Ведь здесь, рассудили они, девочка сможет жить не хуже, чем у любого из них, а заботиться о ней местные жители станут сообща, потому что это проще, чем кому-то одному.

Они сразу начали приводить в порядок разрушенные каморки, в которых поселилась Момо, и как смогли обустроили их. Один из них, каменщик, даже сложил каменную печурку, использовав в качестве дымохода ржавую трубу, обнаруженную здесь же. Старый столяр сколотил из валявшихся на полу досок столик и два стула. И, наконец, женщины принесли отслужившую свой срок вычурную кровать, немного потертый матрац и два одеяла. И в результате из каменной ямы под сценой разрушенного театра получилась настоящая маленькая комната. Каменщик, у которого был талант художника, нарисовал на стене картину с цветами. Он даже пририсовал раму и гвоздь, на котором она будто бы висела.

А потом пришли их дети и принесли еду, кто сколько смог: один — кусочек сыра, другой — хлеба, третий — фрукты и так далее. А поскольку детей было много, то собралось такое количество продуктов, что они смогли закатить в амфитеатре настоящий пир в честь новоселья Момо. У них получился такой радостный праздник, какой умеют устраивать только бедные люди.

Так началась дружба маленькой Момо и людей, живущих поблизости от ее развалин.

Глава 2 Необычная собственность и вполне обычная ссора

Теперь маленькой Момо жилось хорошо, во всяком случае, она так считала. У нее всегда было что-нибудь поесть — когда больше, когда меньше, в зависимости от того, как складывались обстоятельства и насколько друзья могли пополнять ее запасы. У нее была крыша над головой, кровать, и она могла растопить печку, если замерзала. И главное — у нее было много настоящих друзей. На первый взгляд могло показаться, что только Момо повезло с такими людьми, и Момо так и считала. Но вскоре обнаружилось, что и людям повезло не меньше. Момо стала им необходима, и они удивлялись, как могли раньше существовать без нее. И чем дольше жила рядом с ними маленькая девочка, тем более нужной она им становилась, нужной настолько, что они начали бояться, как бы она в один прекрасный день не собралась и не исчезла куда-нибудь.

Так получалось, что к Момо часто приходили гости. Почти всегда у нее кто-нибудь сидел и рассказывал о чем-то. Если кто-то прийти не мог, то посылал за ней. А когда кому-то не удавалось решить проблему, ему говорили: «Сходи-ка к Момо!»

Это стало повседневным выражением у местных жителей. Как говорят: «Всего хорошего!» или: «Приятного аппетита», — точно также при каждом случае говорили: «Сходи-ка к Момо!»

Но почему? Быть может, Момо обладала таким необыкновенным умом, что раздавала всем мудрые советы и находила правильные слова, если кому-то требовалось утешение? Могла ли она выносить верные и справедливые решения?

Нет, такими способностями Момо обладала не больше, чем любой другой ребенок.

Быть может, Момо умела делать что-то, приносящее людям радость? Могла ли она, к примеру, как-то по-особенному петь? Или играть на каком-нибудь инструменте? Или — поскольку она жила в некоем подобии цирка — в конце концов, умела танцевать или показывать акробатические трюки?

Нет, и этого не было.

Может быть, она умела колдовать? Или знала волшебное слово, которым избавляла от нужды и горя? Могла ли она читать по руке судьбу человека?