Mon AGENT или История забывшего прошлое шпиона

Если кто-то произносит не менее известную аббревиатуру — КГБ, — то возникает похожий ассоциативный ряд, включающий не только уже упомянутые атрибуты. Скорее всего, в содержание «брэнда» КГБ можно было бы добавить вездесущность, жестокость, закрытость для контроля, а также умение пить, как кони, и использовать для вербовки сексуальную привлекательность — как мужскую, так и женскую. Беспринципность, подавление в работниках нормальных человеческих качеств, внутренние интриги, кастовая замкнутость и глупые ошибки, порождаемые параноидальным нежеланием делиться полученной информацией, — всё это является непременными атрибутами любой секретной службы, которая добилась мирового признания. А таких не так уж и много.

Особое место в пантеоне громких имен — вроде КГБ, ЦРУ и ГРУ — занимает израильский Моссад. Многие могли слышать это упрощенное название израильской разведывательной службы. Не многие знают, что официальное название организации, созданной по приказу Бен-Гуриона в 1951 году, — Институт Разведки и Специальных Операций. Институт появился на основе стихийно созданных временных органов народной милиции — «хаганы», зародившейся в Палестине в начале XX века в ответ на притеснения сначала арабами, а потом и британскими властями. И те и другие никак не желали понять, что лишь нация избранных имела право на владение Обещанной Землей. Вдохновленные библейским примером Гидеона, который смог справиться с гораздо более сильным противником, опираясь на вовремя полученные данные агентурной разведки, руководители возрождавшейся нации избранных первоначально создали несколько органов, ответственных за сбор и анализ информации, добывание оружия и террористические акты против пришельцев-англичан и соседей-арабов. Несколько позже эти организации занимались спасением европейских евреев от Гитлера и уничтожением без суда и следствия нацистских преступников. Однако первоначальные надежды на дружную работу целых пяти специальных служб вскоре уступили место трезвому осознанию того факта, что патриотизм патриотизмом, но конкурирующие организации стали уделять больше внимания тому, как делать гадости друг другу, а не врагам или недрузьям библейского народа. Международная обстановка и положение на всегда неспокойных границах отобранных у соседей земель не располагали к длительным бюрократическим спорам, а потому оргвыводы последовали достаточно быстро.

Тут пример брали уже не со сказочных библейских персонажей, а с ещё живых тогда Сталина и Берии, понимавших толк в разведке, чистках и быстрых реорганизациях. Собрав руководителей существовавших в то время израильских спецслужб, Бен-Гурион в свойственной ему прямой манере озвучил своё решение: «Все вы будете давать им (Моссаду) „список продуктов“ а уж они будут решать, в каком магазине их покупать. Не ваше дело, где эти „продукты“ будут куплены или сколько за них заплатят. Моссад будет подчиняться лично мне и работать на основании моих указаний. Понятно?» Те, у кого вопросы всё же возникли, достаточно скоро пожалели о весьма некстати продемонстрированных гоноре и язвительной интеллектуальности, столь часто свойственных представителям избранной нации, особенно при общении друг с другом. И то и другое вскоре пригодилось им в разведении капусты в кибуцах и рытье каналов в пустыне — занятиях, весьма далеких от руководства шпионской деятельностью.

В течение последовавших десятилетий Институт рос и мужал вместе с создавшим его государством. Чем богаче и увереннее становилась страна избранных, тем могущественнее становилась и её главная спецслужба, которая, не стесняясь, заимствовала у своих друзей, конкурентов и врагов всё то, что казалось полезным. Одной из её отличительных черт стала готовность убивать без какой-либо оглядки на законы и просто приличия не только прямо навредивших их стране, но даже тех, кто не хотел помогать.Вместо физического устранения достаточно часто использовалось и разрушение репутации того или иного иностранного бизнесмена, журналиста или государственного деятеля с помощью вовремя подброшенного компромата или прямой дезинформации. И, надо сказать, ещё неизвестно, какая из указанных альтернатив — убийство или дискредитация — была хуже. Институт никогда не стеснялся шпионить против самых близких союзников и, наоборот, мог успешно сотрудничать с заклятыми врагами — вроде советского КГБ или арабских режимов, ненавидевших друг друга порою больше, чем самих избранных. Самые громкие успехи организации — похищение в Аргентине нацистского преступника Эйхмана, ставшего когда-то палачом своего собственного народа, освобождение захваченного террористами израильского самолета в Уганде и прочие подвиги — всегда отличали полное безразличие к соблюдению законов, игнорирование мнений друзей и врагов, а также маниакальное внимание к планированию и отработке каждой детали операций.

* * *

За два года до происшествия в южно-африканском отеле, описанного выше, произошло событие, многое изменившее не только в характере отношений между палестинцами и Израилем, но и в мировом подходе к религии в целом. В тот знаменательный день из Стены Плача в Иерусалиме — единственном оставшемся в целости фрагменте иудейского Храма, построенного царём Иродом и «случайно» разрушенного римской армией — в клубах дыма и пыли выкатился большой зеркальный шар. Среди толпы молившихся там избранных сначала послышались крики возмущения. С испугу они подумали, что сквозь стену к ним пожаловал арабский бульдозер, и уже готовы были подняться наверх и наконец разломать ненавистную мечеть с золотым куполом. Но, когда они и прибежавшие сверху (и такие же испуганные!) ишмаэлиты [2] увидели, как отражающийся в шаре избранный выглядел арабом, а, соответственно, араб превращался в самого что ни на есть настоящего иудея, случилось давно не виданное миром чудо. Спустя очень короткое время две нации решили наконец прислушаться к знаку, посланному свыше милосердным Господом нашим. Естественно, последовали попытки оспорить значение случившегося. Сомневающихся, воспитанных веками взаимной вражды, хватало с обеих сторон. Сначала они подозревали друг друга в подвохе. Потом наиболее параноидальные стали поглядывать на американцев, давно отчаявшихся уговорить обезумевших от ненависти врагов более привычными способами дипломатии и прямого давления. Но многочисленные экспертизы, многократно проведённые в тот день у шара, лишь подтверждали одно и то же: кто-то пытался донести до двух народов одну простую истину, И истина, как это ни тяжело было признать, заключалась в том, что избранные и ишмаэлиты суть одна и та же нация, в течение многих тысячелетий разделённая религиозными, политическими и экономическими барьерами.

2

Ишмаэлиты — потомки Ишмаэля, старшего сына Авраама, арабы.

Но на этом чудеса не закончились. К закату того же дня шар вдруг сам собой развалился на куски и в нём обнаружился вполне современного вида европеоид лет тридцати, находившийся в состоянии глубокой комы. Его было приняли за ожидавшегося много веков мессию, но первоначальный энтузиазм сменился определёнными сомнениями. Иудеи и мусульмане не могли заставить себя поверить в то, что Бог послал им необрезанного — а посланец из шара, несомненно, никогда в своей жизни не подвергался этой предписанной Ветхим Заветом хирургической процедуре. Христиан же заставили сомневаться вполне современные зубные пломбы загадочного незнакомца. Было абсолютно непонятным и то, что делали в шаре часы невиданной доселе конструкции с циферблатом на двадцать часов, а также антикварный пулемёт МГ-34 немецкого производства — в прекрасном состоянии и снаряжённый патронной лентой, измазанной непонятной органической субстанцией.

Конечно, самые многомудрые муллы, раввины и теологи-христиане всё же решили найти в древних текстах объяснение этим далеко не библейским предметам. И хотя несведующие или еретики засомневались было в наличии связи между пулемётом, произведенным во времена Великой войны, и книгами Ветхого Завета, они оказались посрамлены, ибо подобная связь была скоро обнаружена и весьма убедительно объяснена. Верующие могли лишь удивляться тому, что не нашли её сами. Уже впоследствии выяснилось, что человек из шара обладал ярко выраженными особенностями паранормального толка. Так, пребывание возле него излечивало от многих болезней, а ночью, особенно безлунной, вокруг его головы ясно виделся нимб — наподобие тех, что обычно изображают на христианских иконах. Поставленные в его комнате засохшие цветы вдруг чудесным образом оживали, фрукты не портились, а женщины, постоявшие рядом, вылечивались от бесплодия и аноргазмии.

Глава могущественной спецслужбы избранного народа, носивший благодаря сутулой спине и несоразмерно большим для его тела рукам необычное прозвище «Богомол», весьма неоднозначно отнёсся ко всей этой истории с шаром. С одной стороны, только это событие спасло его и руководителей спецслужб многих других стран от позорных отставок в связи с исчезновением самой мощной водородной бомбы нации избранных, произошедшим незадолго до событий у Стены Плача. Ядерное оружие колоссальной силы, созданное его страной на самый крайний случай и теоретически способное пустить под воду Аравийский полуостров или сжечь нефтяные запасы Персидского залива, было похищено неведомо кем. Следы супербомбы так никогда и не были найдены, несмотря на беспрецедентные усилия разведывательных ведомств ведущих держав мира. В конце концов только русские всё же смогли что-то выяснить и дали знать тем, кому следовало, что бомба «более не представляет непосредственной опасности». Эта информация вызвала в мировых столицах коллективный вздох облегчения. Но Богомола до сих пор трясло от злости, когда он вспоминал, как унижался, безуспешно упрашивая проклятых «большевиков» — он так и не научил себя называть их иначе — сообщить хоть какие-то дополнительные детали и подробности. На все запросы на любом уровне, включая Премьера избранных, Папу Римского и бывшего участника группы «Биттлз», в Москве лишь сухо отвечали, что «информация получена из надёжных источников». Богомолу так и не суждено было узнать, что упомянутая сухость являлась вынужденной, так как не могли же русские признаться в том, что «надёжный источник» представлял собою портрет Президента России в кабинете начальника ГРУ, вдруг заговоривший приятным женским голосом.

Так или иначе, не сносить бы Богомолу его лысой головы с непропорционально большой челюстью, если бы не сенсация с шаром, вдруг перевернувшая с ног на голову весь привычный мир, покоящийся на вечном ожидании очередной и неизбежной, как Судный День, войны. Совершенно неожиданно ортодоксы с пейсами и смешными чёрными шляпами вдруг полюбили арабов как братьев своих и вмиг превратились из воинствующих мракобесов в поборников немедленного и вечного мира с ишмаэлитами. Именно их партии, опираясь на всесокрушающую волну поддержки населения страны избранных, инициировали договорённости с палестинцами о создании единого государства. Именно они, никогда ранее не отличавшиеся ни гибкостью, ни терпимостью, предложили удовлетворить просьбу Римской церкви полувековой давности и в судебном порядке оправдали невинно репрессированного две тысячи лет назад раввина-сектанта по имени Иисус из Назарета. Именно эти ненормальные, к которым руководители Института всегда относились с пренебрежением и подозрением, предложили создать единую спецслужбу палестинцев и евреев, предварительно распустив соответствующие организации двух народов, основанные на ненависти друг к другу.

Богомол, почитаемый подчинёнными подобно библейскому пророку, отнёсся к происходившему с большим неодобрением. Несмотря на свою славу опытного «кидона» (то есть оперативника-убийцы), он всё же смог бы проглотить братание с палестинцами в качестве платы за наступивший мир. Но упразднение Моссад с его историей, свирепым патриотизмом, табелем о рангах и неограниченным бюджетом — это, простите, было чересчур и действительно задевало за живое. Иногда по ночам Богомол заходил в тщательно изолированную палату Центрального Военного госпиталя. Циничный атеист долго и мрачно смотрел на лежащего в коме гоя со светящейся, как гнилушка, головой. Его огромные руки шевелились, словно примериваясь перерезать горло то ли загадочному пациенту, то ли постоянно охранявшим его представителям трёх конфессий. Угрюмые умные глаза, вставленные в тяжёлый череп, отражали напряжённую работу недоброго гениального мозга. Однажды, когда Богомол в очередной раз рассматривал улыбавшегося чему-то в своём нескончаемом сне человека из зеркального шара, на лице его вдруг тоже появилась улыбка — такая же неожиданная, как розовый куст на помойке.

* * *

Как потом подсчитали, загадочный человек из зеркального шара, содержавшийся в тщательно охраняемой палате Центрального Военного госпиталя в Тель-Авиве, находился в коматозном сне ровно два года. В одну прекрасную ночь его ресницы вдруг задрожали, дыхание участилось, а сердце забилось быстрее. Медсестра, встревоженная изменившимся тоном звукового сигнала прибора, сначала подумала, что симпатичному пациенту приснился очередной сон. Она уже знала по личному опыту, что в такие моменты её подопечный обильно потел, а потому взяла одноразовую салфетку и приблизилась к нему под бдительными взорами троих дежурных — иудея, мусульманина и христианина. Но когда девушка, носившая сержантское звание, попробовала осторожно промокнуть лоб коматозника, его ярко-зелёные глаза неожиданно открылись и уставились на неё с немым вопросом. Девушка вскрикнула, вызвав оживление среди засуетившихся служителей культов. Молодой человек что-то спросил. Поскольку после столь долгого молчания губы пока с трудом повиновались ему, медсестра сначала даже не поняла, на каком языке он говорит. Человеку пришлось повторить свой вопрос, и только теперь она смогла разобрать, что именно тот попытался произнести по-английски.