Монахиня Адель из Ада

Пётр Первый, как ни прискорбно, тоже умер. После него многие правили в шутку, но уже ничего не зная о задвижке. А когда до Сталина дело дошло, тот вообще всё по-своему замутил: ни на какие аудиенции с невидимым начальством не согласился, просто перенёс, на пару с Лениным, столицу на старое место — и всё. И правил, как хотел, по своему усмотрению: шутка-ненависть-любовь, шутка-ненависть-любовь… Всё так быстро завертелось, что пойди теперь разбери, где, когда и что у него было.

А о любви впопыхах забыли. Чистую, искреннюю и беспримесную любовь, вроде, и внедрять-то было некому в России. Очень долгое время. Но потом, всё же, нашлась кандидатура. При поддержке батюшек, компьютера, колдунов и экстрасенсов, вычислили человека, которому народ ближе всего. И сообща напутствие дали:

— Что бы ни случилось, говори: «Мной руководит любовь к народу».

— Так и есть, даже врать не придётся, — отвечал новый избранник.

— И не забудь своё происхождение обнародовать, чтоб не завидовали. А то зависть не способствует любви. Говори: «Мать — уборщица, отец — рабочий».

— Так и есть, и тут врать не придётся…

Про всю эту чехарду кто-то знал, кто-то — нет. Но результатом были довольны все. Граждане стали активнее смотреть в зомбоящик, и зобоящиком его почти что совсем перестали звать. И о Санкт-Петербурге не так активно вспоминали, ибо столицей прочно сделалась Москва. В общем, вроде, всё устаканилось. Лишь одна только старуха-привидение, та, что с розовой вороной на плече, продолжала нервничать и материться. И громко осуждать кого-то за отсутствие рачительности.

— Доэкономились! — выкрикивала она почти ежедневно, носясь по улицам Северной столицы — когда в видимом, а когда и в невидимом режиме.

Адскую монахиню не трогали политические страсти — сколько территорий притянулось, а сколько отвалилось, ей было относительно по барабану. Её смущала экономия, которая куда-то подевалась. Раньше петербургские дворцы были просто загляденье, а теперь облезлые какие-то. Город-музей, активно принимающий иностранцев, далеко не всегда имеет ухоженный вид. Не успеют докрасить последний фасад, как начинай сначала. Сколь ни прихорашивается Северная столица, всё напрасно. Конечно, можно сетовать на климат. Но только почему в болотном Хельсинки климат такой же, а фасады развесёленькие? Однажды финны поделились красочкой для стен, но и это не помогло. Может, красочку-то разбавляют?

Вот об этом-то и речь. Фрейлина-монахиня давно заметила, что не очень-то рачителен подземный питерский владыка, всегда так сильно ратовавший за рачительность и всяческую экономию. Но если он теперь нагло ворует, говорить с ним на эту тему бесполезно. Что делать?

— Что делать?! Что делать?! — орало привидение в очках, оборочках и рюшах, шаркая стоптанной обувью. Но мало кто уже реагировал, попривыкли. В Санкт-Петербурге и не такое увидишь и услышишь.

Равнодушные людишки пытались и монахиню-изобретательницу сделать равнодушной. Ан, не вышло — продолжила она свои секретные изыскания.

Для тайных изысканий лучше всего иметь подмогу, тоже тайную, а не из числа политиков, они ведь люди подневольные, особенно цари. И таки нашлись три человечка, простые, неприметные граждане: потомственный князь Юра, потомственный же водяной Валера и мальчишка-школьник Мася. Монахиня их давно пасла и поддерживала, старательно присматриваясь к поведению и проверяя на вшивость. Проверяла не только душевные качества, но и сообразительность. «Полезный вакуум» и прочие выкладки о городе-Двери — Юрина диссертация, пока не защищённая. Что убийцам не положена настоящая любовь — Валерин вывод, вполне удачный. Ну, а Мася, когда вырастет, станет президентом. А пока пусть тренируется «на кошках» — на подземных жителях.

С помощью трёх скромных, но весьма отважных и деловых союзников адская святоша удосужилась не только свергнуть зажравшегося подземного владыку, но и самого Люцифера усмирить. И если мы сейчас живём в довольно мирной ситуации, когда гибнут всего лишь миллионы в год, а не миллиарды — от ядерныхъ взывов и прочего беспокойства, то это фактически благодаря их помощи. Вся их история у монахини как на ладошке, но мы ведь пока не знаем этих героев. Поэтому желательно прочесть их жизнеописания, проливающие свет на старухин выбор.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ЮРА ЛЯЛИН, ПОТОМОК КНЯЗЕЙ ЛЮЛИНЫХ

Глава 1 Страсти по «Онегину»

Попробуйте в Москве затащить иностранцев в театр. Не то, чтобы им было неохота или надоели наши звёзды, нет, в театр они, конечно же, пойдут, но не с вашей подачи. Обилечивать их будете не вы. С самого утра ваши клиенты построятся у касс, а вечером, после спектакля, будут взахлёб рассказывать, какие чудные места в третьем ряду четвёртого яруса и как хорошо с них было видно. При этом обязательно вспомнят, что «кто-то» пытался всучить им никому не нужный пятый ряд партера по немыслимой цене.

А иные вовсе никуда не пойдут — лишь бы вам насолить! — cядут в «Красную Стрелу» и укатят, гордые, в культурную столицу. Тут надо не полениться и поехать с ними: глупо доверять свежераспечатанную группу питерскому гиду. А в Москве у вас ничего не получится, даже не пытайтесь.

Уже имея в этом плане некоторый опыт, Юра и не пытался, он был спокоен как удав, он давно уже всё просчитал. Поселившись в питерской «Астории», те же гордые и неприступные туристы начнут скулить и плакать, вымаливая билеты хоть в какой-нибудь театрик или дом культуры, пусть даже на концерт художественной самодеятельности. Потом выхватят из рук всё, что он успел купить накануне по дешёвке, но уже по совершенно другим ценам, и при этом ни на грамм не почувствуют себя обиженными! Город-музей, город-волшебник, он же опытный деляга, не упустит своего, не сомневайтесь.

Питер обволакивает магией и сразу предлагает бартер: он вам — вечную культуру, а вы ему — свежую энергию, часть своей души. Деньги тоже с некоторых пор являются энергией, теория далеко не новая, так что если город их принимает, лучше не жадничать, а отдавать. Тут как бы не лишиться чего-нибудь ещё! В стремлении кого-то зашаманить, затуркать, заморочить или заворожить здесь особенно не напрягайтесь, здесь на это силы тратить не рентабельно — город всё сделает за вас.

Юра собирался окучить итальянцев до прихода Глеба. Тот ничего не должен был заподозрить — если что унюхает, вмиг примчится и кассу снять будет невозможно.

У гидов в Петрбурге одна надежда, вернее, две: на театральные билеты да на «Онегин». Последний ни к каким театрам отношения не имеет, ни к музыкальным, ни к драматическим, он лишь названием оперу напоминает, а в остальном — ничего общего.

«Онегин» — это маленький, но очень хитрый магазинчик, который позволяет гидам жить безбедно: они там получают свой процент. В прошлый раз неплохо получилось, кому-то этих денег на полгода хватит, а Юре хватило лишь на месяц безбедной жизни. Хорошо ещё, что он развёлся, а то бы и на неделю не хватило.

Глебу Юра названивал из Москвы, сообщал, когда приедет с группой, старался быть максимально убедительным, сказал, что в Москве его ждут срочнейшие дела, и он, сбросив группу у гостиницы в двадцать один ноль-ноль, с теми же водилами махнёт обратно. Соврал, конечно. На самом деле намечалось приехать в Город к восемнадцати. В связи с этим пришлось разрешить водилам гнать на дикой скорости, почти без остановок, экономили даже на «соста идрика» — на «гидропаузах». По-нашему: «пойти отлить».

В итоге Юре повезло: он таки втюхал беззащитным итальяшечкам билеты в оперу на завтрашний вечер. Ещё до того, как они разбрелись по номерам. Пока Марио, неспеша (спешить ему не велел Юра), сдавал попарно и по одному паспорта в рисепшен, а потом, такими же томными и вальяжными жестами, раздавал ключи от номеров, Юра успел смотаться к кассам и обратно. Правда, бежать пришлось очень быстро. Очереди не было, билетов море, так что в тот раз обошлось без садизма: усталым турикам даже было позволено полчаса отдохнуть. Но не больше.