Монета встанет на ребро
Шрифт:
– Не всегда! – тут же заспорила я. – Ведь если вспомнить, то ни одного определения жизни не существует без привязки к материальной оболочке. И, какой бы волей человек ни обладал, если тело состарилось или заболело, то ему уже будет не до своей гениальной миссии в этом мире! Так или иначе, но наша жизнь слишком сильно зависит от организма, чтобы сбрасывать его со счетов.
Маг заспорил было, но очень быстро сдался. Помолчал немного, а потом задумчиво пробормотал:
– Знаешь, мне порой кажется, что ты ставишь всей целью своего обучения посадить в лужу учителя!
Я ответила ему нежной улыбкой
Еле дотянув до долгожданного окончания вечерней (но затянувшейся в силу энтузиазма энных личностей на половину ночи) тренировки, я устало плюхнулась на землю, жестом показав Галираду, что поднимать мое хладное тело и тащить в Храм нет надобности: вот посижу чуток, помедитирую на холодное черное небо – да, глядишь, и сама встану.
– Ладно, заканчиваем на сегодня. А то, гляжу, тебя уже ноги не держат, – проницательно заметил мечник и строго добавил: – А сейчас – иди спать.
– Ага, – машинально согласилась я, бессмысленно пытаясь поплотнее запахнуться в плащ, хотя и без того было жарко.
– Не «ага», Иньярра! – одернул Галирад. – Спать, а не как всегда!
– Ага, – уже с усталой улыбкой на губах повторила я. – Доброй ночи.
Мечник еще раз внимательно на меня посмотрел, прикидывая, сумею ли я вообще сегодня подняться с этой земли, задумчиво хмыкнул и коротко кивнул головой на прощание, беззвучно разворачиваясь и уходя в ночь.
Звезды стеклянно белели между рваными клочьями рыжеватых облаков, от леса, стоявшего темной стеной в десяти локтях левее, интуитивно веяло сыростью и теплом.
Над головой захлопали черные крылья, и Велир привычно опустился на плечо. Я с хитрой усмешкой повернула голову и заглянула в зеленые, вопреки всякой логике, птичьи глаза:
– Ну что, Велир, снова бесстыже нарушаем все существующие и половину несуществующих заповедей?..
Ворон стыдливо спрятал голову под крыло и ехидно раскаркался.
– Значит, единогласно, – задумчиво заключила я, поднимаясь с холодеющей земли.
Шумная корчма после половины версты темного, призрачно-зыбкого леса, обнимающего со всех сторон зловещими ветвистыми тенями, казалась уже единственным оплотом дерзкого света и хохота в этом мире. Я, облегченно выдохнув (ибо вторую часть пути шла уже чисто интуитивно, уверенная в том, что напрочь заблудилась) и зябко передернув плечами – весенние ночи бодрили, – торопливо толкнула дубовую дверь. Над головой тонко тренькнул колокольчик, но на него никто и не обратил внимания, ибо разобрать что-либо во всем этом шуме, гаме и пьяных воплях было довольно сложно.
Велир злобно щелкнул клювом, попав в чью-то наглую руку, по неведомой причине решившую, что меня можно бесцеремонно хватать за плечи. Я тут же развернулась и добавила уже от себя лично, резко выбросив пальцы в ударной Рюргена. Нахал тотчас загнулся, скрючившись пополам и по инерции откатившись на несколько шагов назад. Инцидент особого внимания не привлек: половина студентов Храма большую часть свободного времени проводили именно в «Волчьем стоне», распуская пьяные сопли на тему «как плохо жить» и требуя, чтобы их пожалели. И неизменно находились добросердечные личности,
действительно готовые пожалеть жертву собственной бесхарактерности.Я подошла к стойке, деловито просмотрела меню, заказала себе кубок красного вина и кусок хорошо прожаренного мяса и ленивым взглядом окинула зал. Шумная компания студентов угнездилась в углу, наверняка без спроса сдвинув сразу три стола, посредине комнаты на спор танцевал стриптиз какой-то парень, причем его «мощные» бицепсы лично меня ни на что не вдохновили. У темного, распахнутого настежь, но не спасающего от духоты окна, свободно откинувшись на спинку стула и забросив ноги на соседний, восседал Фрель, поймавший мой рассеянный взгляд и тут же кивнувший на свободное место рядом.
Я пожала плечами, поняла, что других незанятых мест в корчме нет, и решила, что от меня не убудет.
– Ночь добрая, – с хищной улыбкой на губах поздоровалась я, непринужденно усаживаясь рядом с пиратом.
– Добрая, – усмехнулся он. – А ты, я вижу, спать по ночам привычки не имеешь?
– Что ты! – возмутилась я. – Я с воспаленными, красными от бессонницы глазами летаю над Новью и злорадно вою, прикидывая, кого бы мне загрызть в этот раз!
– Я так и понял, – с такой непроницаемо серьезной физиономией подтвердил Фрель, что я, не выдержав, рассмеялась. Пират довольно, словно пригревшийся волк, прищурился и как-то искоса на меня глянул: – Эх, и кто ж ты все-таки такая, а?
…По-моему, мы сегодня это уже проходили…
– Инь-яр-ра, – медленно, почти по слогам ответила я и, хитро прищурившись, доверительно сообщила: – Знаешь, повторение одного и того же действия с ожиданием иного результата – первый признак ненормальности.
– А какой нормальный пират пошел бы ночью в корчму, где до кворра и больше ненавидящих его людей? – не растерявшись, парировал он.
– Зачтено, – кивнула я. – Еще острословие предвидится?
– Сколько угодно! – обнадежил меня Фрель и задумчиво продолжил: – Значит, чародейка…
– Ведьма, – привычно скривившись, поправила я.
– Ну ведьма, – согласился пират, явно не видя особой разницы. Я в объяснители набиваться не стала. – А живешь ты, по-видимому, в Храме?
– По-видимому, в Храме, – язвительно предположила я, с удовлетворением отметив, что корчмарь пробирается сквозь толпу ко мне с подносом. На оном вольготно распластался шикарный кусок хорошо прожаренного мяса, оплетенная бутыль с багровым вином и резной кубок.
– Так ты студентка? – докапывался пират, злорадно следя, как я даже не знаю, с какой стороны мне подступиться к мясу. Ситуация из разряда «в какой руке джентльмен должен держать вилку, если в левой у него котлета?». Впрочем, уж лучше так, ибо, когда есть нечего, то все равно, в какой руке вилка и нож.
– А что, похоже? – иронично отозвалась я, кивая головой в сторону студентов, уже давно руководствующихся мантрой «если вы можете лежать, ни за что не держась, то не так уж вы и пьяны!».
– Не очень, – согласился пират. – А что ж ты тогда в Храме делаешь?
Я честно задумалась и с отвращением объяснила сквозь первый сочный кусок мяса:
– Гублю лучшие годы жизни!
Фрель честно попытался скрыть смех за кашлем, но не преуспел. И, решив переменить тему, поднял свой фужер с ликером: