Монополия на чудеса

– Дашку куда дел? – поинтересовался он.

– Дашка выходит замуж.

– Опять?

– Нет, Шур, это серьезно. Они в Кортесию едут, на пирамиды. После пирамид он обязан будет жениться, как честный человек.

– Это уж само собой, – тоном знатока объявил Шурка, и мы заржали.

Не переставая смеяться, я достал из шкафчика коробочку чая:

– Гляди, что у меня есть.

– Ха! – обрадовался тот. – «Хьюджиминг»! А как китайцы его срамно называют, не скажу, – отсыпал щепотку и бросил на язык.

Мальчишка угрожающе засопел. По его мнению, мы слишком погрязли в церемониях.

– Эй!..

– Ну что такое? – повернулся я к нему. – Шило свербит?

Мальчишка набрал в легкие побольше воздуха.

– Я напырю твою презренную голову на антенну своего преодолетеля бездорожья! – выпалил он и, выдав этот образчик аскавского устного творчества, гордо положил ногу на стол. Шнурки завязать.

– Ноги на пол! – рявкнул Шурка. – Не в Аскаве своем сраном! У приличных людей гостишь!

Парень выпрямился, словно ошпаренный. На перебинтованном лице вспыхнуло выражение обиды.

Мы вели себя неправильно.

Не по-честному. Не так, как полагается вести себя в присутствии знатного представителя аскавских родов.

Пряча улыбку, я включил чайник. Огонек на боку подмигнул мне оранжевым; послышалось радостное сипение. Я протер тряпкой поднос, расставил пиалы и заварник.

– Из твоих? – тихо спросил я Шурку, указывая глазами на гостя.

– Какое там! Варвар аскавский. Туристничают по краям нашим, а я вроде как бы телохранитель у них.

– Ты раб! – взвился Аттилла, подслушав наш разговор. – Аскавцам не нужны телохранители! Мы любого в бараний рог скрутим!

Господи боже мой! Ну как они там живут?! Урки, бароны, понятия эти их дебильные… Ребенок вон поговорить с людьми по-человечески не умеет!

– Как твой зал? – поинтересовался я у Шурки. – Тренируешь еще?

– Не… Надоело.

Шурка – учитель талантливый, лучший из всех, кого я знаю. Но лени-ивый! Я подозреваю, что учеников он набирает, когда ему хочется проверить какую-нибудь свою теорию. Когда теории кончаются, группа медленно тает и сходит на нет.

– Ладно уж, – сообщил я, усаживаясь. – Пока церемонии кипятятся, можно и к делу.

Юноша встрепенулся.

– А что к делу? Типа сам не знаешь, да?! Я к тебе того… вызов передать.

– От кого?

– От я… от меня то есть! За батю!

Я перебрал в памяти всех сидевших в «Кайене». Жирдяя-аскавца мы обидели меньше всего… Ах да! Светка его заколдовала. Но почему он не сам пришел, а прислал недоросля?

– Это… – продолжал парень, – ладно. Да! Точняк. – Он обхватил себя руками за плечи, словно ему стало холодно. – В общем, когда после вас… Ты виноват! Короче, мы ехали. Батя говорит: «Непруха козлинская!» А мне хреново. Почти сотрясение мозга, прикинь? И тут козел выруливает. Сука на «Вольво». Короче, подрезает всклень. Бампер поцарапан, меня мордой в кожан! Батя за ствол и типа разбираться. А тут, прикинь, аснатар какой-то вырисовался, бычит. Ну, благой базар, благие понятия…

За время этого восхитительного рассказа (из которого я, признаться, ни дэва не понял) чайник успел закипеть. Я принялся заваривать чай. Пока я возился с заварником, парень успел пересказать все свои беды и обиды за прошедшую неделю. Слушая его, я не переставал удивляться. Аскавцы – дети природы, но как развита фантазия!

– …Это тогда, прикинь?.. А вчера совсем беспредел пошел. Батя в банк, а ему там сердце вырвали!

– Чего вырвали? Кто?

В кабинете разлилась колкая неуютная тишина.

– Сука та, на «Вольво». Хвостатая, – с выражением отчаяния на лице сообщил мальчик. – Вырвала ему сердце.

– Сука? Это она?

– Он. Хмырь беспонтовый. Так что помер батя, – дрогнувшим голосом сообщил Аттилла. – И ты мне за это ответишь!

Идиотизм ситуации тронул меня до глубины души:

– А почему именно я? Народу-то много постаралось!

– Хмыря я стремаюсь, – бесхитростно ответил варваренок, – он – адский выродок. С колдуньей вашей сучистой варвару конкретному драться запад-до, так? – «И боязно», – мысленно добавил я. – А вот тебя мы покоцаем! С побратимами в дружном строю.

Я подошел к окну. Так и есть. У входа маялись здоровяки в кожаных куртках, одинаковых черных очках и вельветовых штанах разных цветов. У одного на плече отблескивал двуручник. А баулов, баулов-то сколько! Они что, переезжать сюда задумали? Я перевел взгляд чуть дальше. Ага! Старая знакомая, храмовая плясунья в бирюзовом платье. Это ее я видел в «Кайене» рядом с жирдяем. И дядю Леню в сундук засунула именно она.

Аттилла поглядывал на меня с торжеством. Еще бы! По его мнению, я должен был трепетать от страха и ужаса!

– Шурка, а ты, значит…

– …секундантом. Надо же проследить, чтобы все по закону было. – Учитель подмигнул мне.

Да-а… Увидь эту свору коллеги из уголовки, они бы прониклись. В Ведене организованной преступности нет. Здесь и с обычной-то плохо: вытянешь кошелек из кармана, а ограбленный дзайаном окажется… У них же на лбу не написано. Прыгай потом всю жизнь, квакай. Комаров лови. С маньяками расправляется инквизиция, а сами дзайаны преступлений совершают мало и в основном от скуки. Ими занимается маголовный отдел.

Иностранцы – единственные, кто создает у милиции проблемы. У ночмарцев свои представления о морали, подчас очень странные. А аскавцы живут не по закону, а по понятиям. Банды, семьи, графы в законе, приблатненные бароны, общак, варварская музыка. Собственно, я националистом становлюсь, только когда дело касается Аскава. Их бы выжечь, как вшивую ветошь из чулана, – и в мире стало бы чище и спокойней. Жаль только, соображения большой политики этому препятствуют…

– Ладно, парень. Я буду с тобой драться.

– Только оружие я выбираю! – грозно пискнул варваренок.

В этот патетический момент в дверь требовательно позвонили. Еще. Еще раз. На четвертом палец сорвался с кнопки.

– Кто там?! – вскинулся Аттилла.

– Не знаю. – Я пожал плечами. – К нам обычно не звонят. – И привстал, чтобы идти к двери.

– Сиди! Сам открою.

В руке Аттиллы неведомо откуда возник «глок». Парень помчался к двери, едва не опрокинув вешалку. Чудной какой! Неведомый гость продолжал трезвонить, выдерживая все тот же ритм. Нет, это, пожалуй, не Светка…