Монстр

— Слушай, а у вас в доме еще дети есть? У соседей там, — спросил я после очередной победы.

— Почему ты спрашиваешь? — казалось, она по-настоящему испугалась. — Хочешь уйти? Тебе скучно со мной, потому что у меня нет фантиков? — ее голос дрогнул. Она могла заплакать в любую секунду, но мне почему-то больше не хотелось ее расстраивать. И пугать тоже.

— Нет, конечно, — поспешил я ее успокоить. — Мне очень нравится играть с тобой, но я немного проголодался. — Я не знал, как поделиться с ней правдой о нас, монстрах. Может, она ее и не утешит вовсе. — Если честно, такие, как мы, питаются детскими страхами. А тебя я пугать не хочу, ты мне нравишься.

Она удивленно захлопала ресницами. А потом смущенно улыбнулась.

— Вот оно что. Ну, тогда иди к Ваньке, он в соседней квартире живет. Сегодня он назвал меня уродкой и толкнул. Его не жалко.

Мне очень захотелось уйти поскорее к этому Ваньке. Но не для того, чтобы поесть, а чтобы потом рассказать Даше, как он от моих стараний рыдал в три ручья и звал мамочку. Идея показалась настолько интересной, что я тут же поделился ей с Дашей. Она прыснула со смеху, и я невольно повторил за ней, получилось хрипло и со скрипом, как будто смеялся старый матрас. От этих звуков она захохотала еще громче, но тут же словно опомнилась и закрыла рот ладошками. Ее не прикрытый глаз сделался огромным, а сердце заколотилось так сильно, что я лапами почувствовал его стук вибрацией по полу. Я понял, что нужно замолчать, и затих. Мы пролежали в тишине несколько минут, а потом она выдохнула.

— Повезло, — взглянула на меня. — А ты еще вернешься?

Я подумал и кивнул.

— Да. Завтра я начну с Ваньки, а затем приду к тебе и мы снова поиграем.

Она улыбнулась, глаз заблестел.

— Я буду ждать, — сказала она.

* * *

На следующий вечер я шел к соседу своей новой знакомой в приподнятом настроении. Никому из своих я не рассказал про Дашу. Решил, что она станет моим секретом.

Пробило десять часов, и я превратился в пар, протиснулся в щели пола и замочные скважины. Почуяв меня, заскулила на пороге собака. Но я как можно скорее собрался в кучу и уполз к детской комнате, на двери которой висели рисунки машин. Собака быстро успокоилась, не успев привлечь внимание родителей, смотрящих телевизор в соседней комнате.

Я затек под дверь, прополз мимо игрушечных автомобилей, рассыпанных по ковру, на котором были нарисованы или вышиты улицы: асфальт, исчерченный пунктиром по центру, дома и деревья по краям. Такой ковер я встречал не в первый раз и сильно обрадовался. Мне нравилось ползать по нему, представляя себя филином или летучей мышью, которая парит над уснувшим городом. Ванька тоже спал. Он был для меня маленькой мышью или насекомым — добычей, призванной убавить чувство голода до следующей ночи. Я облизнулся и заполз под кровать. Фантиков здесь не было, только грязные носки и коробки с настольными играми. Увидев на одной из них поезд, я подумал, как здорово было бы забрать ее с собой к Даше, развернуть под кроватью целый железнодорожный мир, вообразить нас птицами и парить над ним, рассказывая, кто и что видит. Такая игра, наверное, даже интереснее крестиков-ноликов!

Я приподнял коробку, чтоб заглянуть внутрь. Она зашуршала, внутри что-то брякнуло, и Ванька перестал сопеть, замер, точно прислушиваясь. Тогда я сунул лапу в коробку и стал перебирать пластиковые детали. В тишине комнаты они громыхали, как вагоны настоящих поездов. Я знал, что для мальчика на кровати так и ощущается этот звук. Ванька испугался, но не заплакал, только сильнее натянул одеяло и слабо скрипнул матрасом, вжимаясь в него всем телом. Я вдохнул его страх носом и ртом. Облизнулся от аромата, затих, чтоб следующий звук сделал трапезу еще приятнее.

Я не успел. В стену с обратной стороны будто что-то ударилось. Ванька подпрыгнул на кровати, его сердце подпрыгнуло вместе с ним и забилось сильно-сильно, но тут же страх начал уходить, уступая место облегчению. «Ничего нового», — прочел я в этом спокойствии. Он принял грохот в соседней квартире за призраков в собственной комнате и обрадовался тому, что ошибся. Я же разозлился, скрипнул зубами, раздумывая, дождаться затишья и попробовать снова либо прямо сейчас скрипнуть ковром, задев одну из игрушечных машинок. Но тут за стеной прогремел мужской голос, и внимание сосредоточилось на нем. Слов было не разобрать, мужчина говорил невнятно, будто его язык заплетался. Говорил довольно долго, но ему не отвечали. Ванька снова начал сопеть. Я хмыкнул. Все шло не по плану. О чем мне рассказывать Даше? И тут я услышал ее голос, глухо, еле-еле. Испуганный и плаксивый. Даже удивился, а не показалось ли.

— Папа, не надо.

Но ведь реветь должен Ванька!

Я снова прислушался. Скрип пола, сопение мальчишки, звук телевизора в соседней комнате, мягкие голоса тех, кто его смотрит: простой вопрос, простой ответ. Шлепок, второй, третий. Приглушенный вой, в подушку, натужные попытки его сдержать. Еще шлепок. И еще. И снова грубый голос с надрывом. Шаги и новый хлопок, точно по стене ударили. Или захлопнули дверь. Точно. Это и была дверь.

«Сегодня он уже не вернется».

Мне вдруг перехотелось есть. И я растворился, чтобы просочиться в щели и оказаться под ее кроватью.

* * *

— Вух, это ты? — она услышала меня еще до того, как я успел о себе сообщить.

— Я.

— Давно ты здесь?

— Только что пришел.

— Хорошо, — она улыбнулась сквозь слезы. — Мне все еще страшно. Угощайся, пожалуйста.

Я ощутил тошноту. Мне не хотелось есть. Совсем. Этот страх был мне неприятен. Он был другим. Хотя питаться им я не хотел по другой причине — мне просто казалось это неправильным. Ответив, что наелся в соседней квартире, я позвал ее вниз.

— Я не могу. Прости, — сказала она еле слышно. — Папа забрал фонарик. Я хотела его вернуть сегодня, но решила оставить, чтобы еще раз тебя увидеть.

— Значит, тебе из-за меня досталось? — голос прозвучал виновато.

— Нет, что ты, — быстро отозвалась Даша. — Он пришел бы в любом случае. Он всегда приходит…

Я помолчал, переваривая ее слова, как кусочки внезапного ужаса. Не было ни одной мысли, что сказать или сделать, как правильнее поступить. Уйти незаметно и больше не возвращаться? Я мог без труда раствориться, она бы даже не заметила. Уйти будить детей этажами выше, проникнуть в соседние многоэтажки? Играть с фантиками и мячиками, наслаждаясь пряной трапезой от всхлипов и дрожи? Уйти и уже не вернуться.

— Тогда мы можем поговорить, — вместо этого предложил я. — Для этого тебе не придется спускаться, и фонарик нам тоже не нужен.

Она благодарно усмехнулась.

— Ты такой хороший, Вух. Правда, хороший.

Я сидел под кроватью и не знал, что ответить. Полоска лунного света освещала дверь, за которой скрывался тот, благодаря которому Даша больше не боялась настоящих монстров. Медленно, до конца не понимая, что делаю, я выбрался из-под кровати, приблизившись к дорожке, обрамленной темнотой. Даша почти не всхлипывала. Она походила на куклу. Бездвижную, фарфоровую статую, уложенную на траву ушедшим на отдых мастером. Я смотрел на нее, не в силах оторвать глаз, когда она шевельнула рукой, а затем повернула голову набок, в мою сторону. На висках блестели дорожки от слез.

Дашина рука потянулась ко мне, и я пополз к ней навстречу. Шаг, другой — и лба коснулась теплая ладошка. Пришлось зажмурить верхние глаза, чтоб палец ненароком не угодил в них. Напрасно. Она не собиралась ощупывать морду. Наверное, ей было нужно просто чувствовать кого-то рядом. Кого угодно.

— Можешь побыть со мной, пока я не усну? — попросила она. Могла бы не спрашивать, я бы и так остался. Хотя с чего бы это? Я никогда не слышал, чтобы мои собратья вели себя таким образом, даже не знал, что мы на это способны. Сегодня же разузнаю у них, что к чему.