Монстрячий взвод

— Боюсь, он единственный кандидат, — произнесла Клогстон. — У нас довольно много серег, светлых волос, голубых глаз и Джонни — и, как ни странно, значительное число карбункулов. Но он единственный, у кого есть все сразу. Ты уверена?

— Определенно, — ответила Шафти, смотря на парня. — Моего Джонни, должно быть, убили.

Клогстон подошла ближе и понизила голос.

— В таком случае, эм, генерал неофициально сказала, могут быть устроены свидетельство о браке, кольцо и пенсия вдовы.

— Она может это? — прошептала Полли.

— Для одной из вас? Сегодня? Вы будете удивлены, что может быть сделано, — произнесла Клогстон. — Не думайте о ней слишком плохо. Она желает добра. Она очень практичный человек.

— Нет, — отозвалась Шафти. — Я… это… ну, нет. Благодарю, но нет.

— Ты уверена? — спросила Полли.

— Абсолютно, — дерзко ответила Шафти. Поскольку по натуре своей она не была дерзким человеком, то у нее получилось не так, как она хотела, или как должно было быть, интонации получились как у страдающего геморроем, но она хотя бы попыталась.

Клогстон отступила назад.

— Ну, если ты уверена, рядовой. Вполне справедливо. Уведите его, сержант.

— Подождите минуточку, — остановила ее Шафти. Она подошла к изумленному Джонни, встала перед ним и, протянув руку, сказала: — Прежде чем они тебя уведут, отдай мне мои шесть пенсов, сукин сын!

Полли протянула руку Клогстону, та ее пожала и улыбнулась. Была одержана еще одна маленькая победа. А когда начинается оползень, катится любой, даже квадратный, камешек.

Полли шла к довольно большой камере, из которой сделали казарму для женщин, или, по крайней мере, для официально признанных женщин. Люди, взрослые мужчины, наперегонки несли в нее подушки и дрова для огня. Все это было очень странно. Полли казалось, что с ними обращаются как с чем-то опасным и хрупким, например, как с огромным прекрасным кувшином, полным отравы. Она завернула за угол и столкнулась с де Словом и мистером Шриком. Пути назад не было. Они определенно искали кого-то.

Человек одарил ее взглядом, в котором упрек смешивался с надеждой.

— Э… так значит, вы женщины? — произнес он.

— Э, да, — ответила Полли.

Де Слов вынул свой блокнот.

— Это потрясающая история, — сказал он. — Вы, и правда, пробились и проникли сюда, переодевшись прачками?

— Ну, мы ведь женщины, и мы немного стирали. Полагаю, это было хитрое переодевание. Можно сказать, мы проникли, будучи не переодетыми.

— Генерал Фрок и капитан Блуз очень гордятся вами, — продолжал де Слов.

— А, так его все же повысили?

— Да, и Фрок говорит, что вы прекрасно справились, для женщин.

— Да, думаю, что так, — сказала Полли. — Да. Очень хорошо, для женщин.

— Генерал так же сказал… — де Слов посмотрел в блокнот, — что вы делаете честь женщинам вашей страны. Вы ответите пару слов на это?

Он выглядел невинным, так что, возможно, не понял бушующего в ее голове спора. Делаете честь женщинам страны. Мы гордимся вами. Каким-то образом эти слова запирали тебя, ставили на место, поглаживали по головке и выдавали конфетку. С другой стороны, надо же было с чего-то начинать…

— Очень мило с его стороны, — ответила Полли. — Но мы просто хотели сделать свое дело и вернуться домой. Именно этого хотят все солдаты. — Она немного подумала и потом добавила: — И горячего сладкого чая. — К ее удивлению, он записал это.

— Последний вопрос, мисс: как вы думаете, мир стал бы другим, если бы больше женщин были солдатами? — спросил де Слов. Он снова улыбался, подметила она, так что это, вероятно, вопрос с подвохом.

— О, думаю вам лучше спросить об этом у генерала Фрока, — сказала Полли. И мне хотелось бы видеть его лицо, если он спросит…

— Да, но что вы думаете, мисс?

— Прошу вас, я капрал.

— Простите, капрал… и так?

Карандаш замер. Вокруг него мир менялся. Он записывал вещи, которые потом проникали повсюду. Перо, наверное, не острее меча, но, быть может, печатный станок тяжелее осадного орудия. Всего несколько слов могут изменить все.

— Ну, — начала Полли, — я…

Внезапно вокруг ворот на другой стороне двора все оживились, и въехало несколько кавалерийских офицеров. Должно быть, их ждали, потому как офицеры Злобении спешно подбегали ближе.

— А, похоже, князь вернулся, — заметил де Слов. — Он, возможно, не будет рад перемирию. Они отправили нескольких всадников ему навстречу.

— Он сможет что-нибудь сделать?

Де Слов пожал плечами.

— Он оставил здесь некоторых старших офицеров. Будет скандал, если он попытается что-то предпринять.

Высокая фигура спешилась и теперь шла прямо к Полли, или скорее, поняла она, к большому входу за ней. Отставая, за ним неслись суматошные клерки и офицеры. Но когда кто-то замахал перед его лицом чем-то белым, он схватил это и остановился так внезапно, что некоторые из офицеров врезались прямо в него.

— Эмм, — произнес де Слов. — Полагаю, это выпуск с карикатурой. Эмм.

Газета была отброшена прочь.

— Да, похоже, так оно и есть, — добавил де Слов.

Генрих приближался. Теперь Полли могла разглядеть его лицо.

Он казался оглушенным. Рядом с ней де Слов перевернул страничку блокнота и прокашлялся.

— Вы собираетесь говорить с ним? — удивилась Полли. — В таком настроении? Да он зарежет вас!

— Я должен, — ответил де Слов. И, когда князь и его свита были уже у дверей, сделал шаг вперед и произнес слегка скрипучим голосом: — Ваша светлость? Могу я поговорить с вами?

Генрих повернулся и увидел Полли. На мгновение их взгляды скрестились.

Адъютанты князя знали своего хозяина. Как только его рука опустилась к мечу, они окружили его, и началось неистовое перешептывание, среди которого раздавался громкий голос Генриха, вопрошающий «Что?» и «Что за черт!»

Толпа расступилась. Князь медленно и осторожно стряхнул пылинку с безукоризненно чистой куртки, бросил взгляд на Отто и де Слова и, к ужасу Полли, направился к ней…

… протянув руку в белой перчатке.

О, нет, подумала она. Но он умнее, чем думает Ваймс, и он может контролировать себя. А я вдруг становлюсь всеобщим талисманом.

— Ради блага наших великих стран, — произнес Генрих, — и во имя дружбы, предлагаю прилюдно пожать руки.

Не найдя иного выхода, Полли взяла его огромную руку и послушно пожала.

— О, очен хорошо, — произнес Отто, беря свой иконограф. — Я смогу сделать лишь один, потому как, к сожалению, придется использовать вспишку. Сикундочку…

Полли уже знала, что искусству, рождающемуся за секунду, тем не менее, необходимо гораздо больше времени, чтобы позволить улыбке застыть в безумной гримасе или, в худших случаях, в смертельном оскале. Устанавливая оборудование, Отто что-то бормотал себе под нос. Генрих и Полли не опускали рук и смотрели прямо в иконограф.