Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)

Заупокойные службы и молитвы за почившего за определенное вознаграждение служителям церкви соответствуют в большей степени городской, чем монтайонской, религиозной практике и являются привычкой скорее знати, чем крестьян. Однако они известны и в нашей деревне желтых крестов [807] . Что касается коллективного и христианского поминовения усопших, то оно осуществляется в Сабартесе, как и в других местах, по случаю Пепельной среды {359} . В Монтайю происходит эта по-настоящему церковная церемония [808] , но она, видимо, уступает свое значение Дню поминовения, сопровождающемуся в каждом domus фольклоризованными трапезами из принесенной в дар снеди: семьи съедают эти дары во искупление грехов дорогих усопших.

807

III, 235.

{359}

Пепельная среда — первая среда Великого поста.

808

Церемония в Пепельную среду хорошо известна в Памье и, возможно, в Айонском Праде (неясное указание на это см.: II, 238); она, безусловно, известна и практикуется в сельском Сабартесе (III, 8).

В целом можно сказать, что относящиеся к смерти ритуалы в Монтайю не организуются вокруг неведомого в этих местах соборования; они в большей степени ориентированы на организацию отношений между domus, с одной стороны (центром земных забот и хлопот), и загробным миром — с другой: этот последний проявляет себя в разных формах долгого присутствия мертвых в этом мире и в существовании нелегкой проблемы конечного спасения [809] .

* * *

809

Ссылки, относящиеся к ритуализации смерти и подготовки к ней. Свечи: I, 145 (в нижних землях); III, 307 (в сельском Сабартесе). Заупокойные службы, но в среде скорее городской или полугородской, чем сельской: II, 450, 455 (даже в городах эти посмертные службы подвергаются критике — впрочем, достаточно вялой, — со стороны нескольких местных вальденсов: I, 65). Ср.: Rapp, р. 155. Заупокойные молитвы (в том числе Ave Maria), к которым с недоверием относятся в знатной среде: II, 123. Окропление (кропилом) тела святой водой: II, 55.

Помимо таинств существуют религиозные действия менее высокого уровня, однако широко практикуемые: я имею в виду паломничества, посты...

Совершение паломничеств, мы уже видели, является частью определения «доброго христианина», как понимают этот принцип крестьяне графства Фуа. Сами монтайонцы не предпринимают паломничеств, если только не в границах собственной деревни, но они охотно жертвуют проходящим паломникам, пришедшим поклониться Монтайонской Богоматери [810] . Беатриса де Планиссоль говорит о привычном характере таких даров; в обмен она получает от одного паломника семечко трилистника, который лечит эпилепсию. Она использовала его, чтобы вылечить одного из своих внуков; но для малыша гораздо «полезней» самому отправиться на руках матери к церкви св. Павла! [811] Не один паломник, а целых полтора! И какое раннее начало!

810

I, 255. От дара паломнику легко переходят к дарам, предназначенным «добрым людям» (там же).

811

I, 249. Действительно, часовня св. Павла в Арнаве (Арьеж), где хранились древние мощи, была целью паломников, желавших исцелиться от падучей (примечание кюре Эстеба из Арнавы в начале местного брачного регистра в 1860 г., цит. по: Moulis A. Vieux sanctuaires ariegeois, Verniolle [Ariege], 1972, p. 17).

Рефлекс паломничества настолько естественен, что одна беглая монтайонская супруга, преследуемая родней покинутого мужа, не находит ничего лучшего, как сказать своре своих преследователей. Я с моим братом отправляюсь в паломничество в Романью {360} , — после чего те успокоились и отказались от дальнейшей травли (III, 151). И вместе с тем, повторяю, у жителей Монтайю нет ничего от фанатичного католицизма: они отнюдь не показывают примеров дальних благочестивых путешествий. Мы должны отправиться в другие деревни Сабартеса, менее зараженные катарством, мы должны спуститься в нижние земли, чтобы иметь возможность встретить наконец людей, действительно совершающих паломничества по доброй воле. В самом Монтайю если и отправляются поклониться в Сантьяго-де-Компостелла, то обычно с желтым крестом на спине и с инквизицией за спиной, во исполнение приказа епископа Памье. Это меньше всего похоже на добровольность!

{360}

Романья — здесь: Рим, Римские земли; хотя в описываемое время в Риме пап не было, паломничества туда продолжались.

Пост представляет собой практику, связанную с сильной эмоциональной включенностью; человек может полностью погрузиться в его переживание. Отказаться от поста означает стать жертвой праведного гнева крестьян, преданных римской вере. Попробуй только, я тебе это мясо вместе с миской вобью в глотку, — заявляет один из них, Бернар Остац, житель Лорда в Сабартесе, своему брату Гийому Остацу, дерзкому вольнодумцу, который, не стесняясь, нарушает Великий пост (I, 195). Несмотря на случаи подобной бравады, сорокодневное воздержание соблюдается, по-видимому, достаточно широко; его распространенность даже облегчает перемещения «добрых людей»: во время поста они могут открыто и не вызывая подозрений поглощать свою любимую рыбную пищу (II, 71). Пастухи из Монтайю, включая зараженных ересью, судя по всему отказываются от мясной пищи во время Великого поста и по пятницам [812] . Дерзкий противник католицизма, каким является Бернар Клерг, тем не менее постится, пусть с ворчанием, накануне дня Всех святых (II, 283).

812

II, 382 (случай П. Мори).

Однако в целом практика регулярных постов, за исключением Великого поста и пятницы, сталкивается в Монтайю, как и в других местах, с невежеством населения. Я не знаю, каковы церковные посты, кроме Великого и пятничного, — заявляет Гийом Бай, монтайонский гуртовщик [813] . Что же касается крестьян, замешанных в ереси или в антицерковных протестах, то они не считают грехом сознательное нарушение, по крайней мере эпизодическое, требований поста. Я рыбу не люблю, мне больше по вкусу козлиная печень, — заявляет один монтайонец [814] . Гийом Остац, зажиточный, но вынужденный работать крестьянин, большой мастер обмолота, гордо признается: В этом году в Великий пост я пять недель ел мясо. И однако ж я мог его и не есть без вреда для здоровья, когда шастал туда-сюда по домашним делам и во время обмолота... (I, 198).

813

II, 382. Напротив, Арно Сикр, мелкий буржуа из небольшого городка, католически образованный, осознанно постится накануне Рождества Богоматери (II, 54).

814

См. гл. VII.

В конечном счете, несмотря на расплывчатость и неопределенность выбора каждого, отношение к посту имеет тенденцию соответствовать идеологическим различиям, в той или иной мере разделяющим население. Года так двадцать три назад, — рассказывает в 1325 году Гозья Клерг из Монтайю, — во время Великого поста, на другой день после воскресенья, возвращалась я с моего поля, где собирала репу. По дороге встретился мне Гийом Бене:

— Ты уже обедала? — спросил он меня.

— Нет, — отвечала я, — хочу попоститься...

— А что до меня, — сказал Гийом, — так я вчера, в воскресенье, неплохо пообедал в Акс-ле-Терме, куда меня пригласили. Поначалу я подумывал, стоит ли идти (ввиду поста). Так я пошел к добрым людям, чтобы спросить у них совета. «Как ни крути, — сказали мне они, — одинаковый грех есть мясо в пост или без поста. Рот оскверняется одинаково. А потому вам нечего смущаться». Раз так, я и согласился на этот добрый обед с мясом.

— А я, однако, — философски заключает Гозья Клерг, — с ним не согласилась. Мясо во время поста и в другое время — это вовсе не одно и то же... (III, 360—361).

Текст ясен донельзя! Обрисовывается практика, которая имеет тенденцию следовать теории, исключение лишь подтверждает правило. Достойная сборщица репы повинуется католическому посту. Симпатизирующий катарству крестьянин какое-то время колеблется, намереваясь поститься — по привычке либо испытывая смутные сомнения. Но, в конце концов, подталкиваемый «добрыми людьми» — постоянными постниками, вот парадокс! — он позволяет себе один раз расслабиться [815] , следуя подразумеваемому правилу рядовых верующих в ересь: Раз в нашей секте все запрещено чистым, тем, кто не совершенный, можно все. И он решается отведать мяса в постный день.

815

«Один раз», поскольку, как мы увидим далее (см. гл. XXIV), отклонение не составляет правила, если можно так сказать.

* * *

Яркие фигуры (Христос, Дева Мария, апостолы...), таинства, техники достижения спасения и почитания, паломничества и посты неотделимы от «боевого отряда», представленного в этом земном мире Церковью, справедливо именуемой «воинствующей» [816] {361} . В то время она действует преимущественно через сеть приходских священников, направляемых издалека или непосредственно папой и епископами. Она также действует через параллельно существующие нищенствующие ордена, столь активные в этот период в Окситании.

816

Разумеется, эволюция языка обогащает термин «воинствующий» [militant] новыми значениями. Церковь на земле является воинствующей, поскольку она должна обеспечить будущее спасение своих членов; в то же время она формирует аппарат «воинствующих» активистов в современном смысле этого слова.

{361}

В современном французском языке термин militant (этимологически — воинствующий) используется почти исключительно для обозначения активиста, деятельного участника какого-либо движения, горячего защитника или сторонника какой-то идеи.

Монахи-францисканцы. Миниатюра XV в.

Однако с этой точки зрения Монтайю и верхняя Арьеж не совсем вписываются в общую картину. Нищенствующие ордена — братья-минориты или братья-проповедники — весьма активны в других местах в деле духовного завоевания или отвоевания населения; в нашей местности их деятельность заметна скорее своим отсутствием. Конечно, средний монтайонец знает об их существовании, однако ему приходится отправляться в дальний путь, чтобы встретиться с ними. Вюиссана Тестаньер, например, исповедуется в тяжком грехе (1,459): она допустила его, как-то слушая еретические речи в доме Бело. Она исповедуется одному монаху, но он живет в Пучсерде, в каталонской долине, во многих лье от ее деревни. Пьер Мори удостаивается чудных проповедей нищенствующего монаха, воспламеняющих разум... в Арке, месте отгона в современном департаменте Од (III, 123). Бедный Frater поет Ave Maria во время пирушки, но дело происходит в Алете, расположенном гораздо ниже нашего горного селения (II, 123). У Беатрисы де Планиссоль будут решающие встречи с францисканцами... но для этого ей придется, будучи вдовой в первый раз, покинуть монтайонскую верхнюю Арьеж и спуститься в нижние земли, к католическим волкам и собакам, цитируя не особенно лестное выражение, употребленное по этому случаю с целью предостережения ее другом Пьером Клергом. После того, как я поселилась в Крампанье (нижняя Арьеж) вместе с моим вторым мужем, — рассказывает сабартесская нимфа, — мне довелось слышать проповеди и доминиканцев, и миноритов; я отказалась от еретических заблуждений; я исповедалась в исповедальне брату-минориту из монастыря в Лиму (современный департамент Од) в церкви Богоматери Марсейянской. Попутно я навестила мою сестру Жантиль, которая вышла замуж в Лиму и жила там (I, 232). Отметим, кстати, что для Беатрисы нашептываемые монахами из нижних земель наставления неотделимы от тесных отношений, поддерживаемых ею с ее сестрой Жантиль, правоверной католичкой, и с Девой Марией, горячо любимой. Неотделимы также от «технического прогресса», проявившегося у братьев-миноритов в создании «исповедальни»; большой контраст с примитивными исповедями в Монтайю, принимаемыми местным кюре за алтарем Девы Марии, — что может быть использовано по-разному [817] .

817

I, 224. См. также, для контраста: I, 459 (исповедальни в небольшом городке).