Монтер путей господних

Что от него нужно Королю, я не знаю.

Мисс Фиберти потихоньку ущипнула меня и кивнула на единственный более-менее опрятный угол квартиры. Там на тумбочке стоял большой дагерротип с аккуратно вычерненным углом — женщина, мужчина и очаровательный малыш смотрелись как живые. В мужчине при изрядной доле фантазии можно было узнать владельца кальяна.

Оценщик древностей с силой растер лицо, пытаясь вернуть себе толику здравомыслия.

— Живой, значит, — с какой-то непонятной интонацией проговорил он.

— А ваши когда умерли? — брякнул я.

— Тогда же, — процедил сквозь зубы он.

Я резко вспомнил историю с убитыми букинистами, которую мне рассказал Ларкес. По словам мага, дело было громким, а среди жертв сектантов были и семьи торговцев.

— «Слово о Короле»?

— Отвали! — Он грязно выругался и принялся нашаривать мундштук. — Твари. Все — твари. Никак не успокоитесь…

Я пожал плечами:

— Да у меня оно, у меня, не нервничай. Я о другом спросить хочу.

М-да, привлечь внимание у меня получилось. Глаза Расмуса Иберли лихорадочно заблестели.

— И ты… читал?

— Его не читают, — вежливо уточнил я. — Текст абсолютно не переводим. Содержание «Слова» усваивают путем магических практик.

Полагаю, Шорох не обидится, если его назовут «практикой».

Расмус наконец оставил в покое кальян и принялся рассматривать меня уже с некоторым интересом.

Тем временем я размышлял о том, что отыскать его живым — огромная удача. Когда люди так интенсивно грузятся дурью, их хватает максимум года на два — на три. Впрочем, Расмус мог сопротивляться, пытаться завязать, может, к целителям ходил, а потом брался за старое. Это пока деньги были, нынешний срыв явно будет последним.

Предполагаемый соратник отца решительно тряхнул головой:

— Поцелуй их в задницу! Думаешь, я снова в это полезу? — Его голос сочился презрением. — Из-за твоего долбаного любопытства я потерял все… всех…

Такое впечатление, что он вообще не делает разницы между мной и покойным папой. Сильная у него трава! Эмпат нашел бы способ вернуть его к реальности, а мне что делать?

Я встретил взгляд Расмуса. У него были глаза мертвого человека, иначе не скажешь. Даже у Хемалиса, жившего в гниющем квартале с мертвой птицей за шкафом, не было таких глаз — белый не потерял надежду. Этот человек посвятил себя духам прошлого, не желая расставаться с тенями ушедших, а потому был не в силах творить будущее. У простых людей так бывает.

Но у меня было что сказать живому мертвецу.

— Вы ошибаетесь, у меня более конкретные планы. Я хочу убить их мечту, уничтожить то, что им дороже жизни, то, к повторению чего они стремятся веками, жертвуя всем. Я вырву у них жало. Они смогут представлять себя кем угодно, но уже никогда не заставят реальность содрогнуться.

Признаю, пафосно, но суть дела отражает.

В полумраке его беззубая улыбка выглядела гримасой горгульи.

— С ним они справились.

Глупо спрашивать, о ком речь.

— Я не он. Я сильнее и могу больше. У меня есть друзья, — только не говорить «среди нежити». — Они покушались на меня трижды и не добились успеха, но им удалось привлечь мое внимание.

А внимание мастера-некроманта — это страшно.

Он попытался смеяться и закашлялся.

— Самоуверен, как любой черный маг.

— Я — алхимик.

Он надолго задумался.

— Ну, раз алхимик, может, что-нибудь и получится. Тут, понимаешь, дурной мощью дело не решить, тут понимание требуется. Тод мог горы сворачивать, армии в штабеля укладывать, а вот в мелочах разбираться не по нему было. Понимаешь?

Я кивнул. Очень характерное для черных состояние. Ум и тонкость понимания приходят к нам на закате жизни, да и то не ко всем. Хорошо хоть, живут маги долго. Судьбе приходится усердно пинать и бить черного, чтобы он начал не бояться, нет (это — никогда!), но хотя бы задумываться о будущем. А поскольку пнуть боевого мага и остаться в живых сложно, то и умников среди инициированных мало.

— И с чего же ты намерен начать?

— Белый Халак, ритуал Литургии Света. Я видел схему того, что Искусники пытались провернуть, она мне не понятна. Ритуалу не хватает какой-то очень важной части, затраты энергии и ожидаемые результаты воздействия несопоставимы. В чем дело?

— А ты действительно соображаешь. — Он поморщился, достал из-под подушек плоскую фляжку и сделал из нее пару глотков. — Ладно. Только учти, подробности я не помню и кое-что из тех книг осталось не переведено. Знатоков древних наречий и в то время было не найти, а теперь уж подавно.

Расмус Иберли заговорил.

Я подал знак мисс Фиберти, она достала из сумочки планшет и карандаш и стала быстро записывать (до того, как податься в «болтушки», моя помощница работала стенографисткой, так что за адекватность текста можно было не опасаться). Я слушал, меня интересовала суть.

— Это немного походит на то, о чем говорят священники, но только все вроде бы было на самом деле.

Да, прямо как в священных книгах: жили люди, люди ничего не знали о магии, и жили они хорошо. В переведенных Расмусом книгах об этом повествовали скупые строчки древних легенд (древних даже для тех, кто писал запретные гримуары), а у меня перед глазами стояли воспоминания Мессины Фаулер — покойницы, жившей сто тысяч лет назад. Да, устроились они и вправду неплохо — никакой магии, только алхимия, но какой размах! А потом их сожрали фомы. В легендах нашествие Потустороннего именовалось «неведомое зло» и происходило единожды (вероятно, трехкратный конец света в головах у переписчиков не умещался). В конце концов, выжившим такая традиция надоела, и они изобрели какое-то оружие против неизвестного врага. Интересно, в какую эпоху это случилось? Не при Набле, точно. Про цивилизацию Бекмарка я ничего не знал, а с Кейптауэром у меня не заладилось: воспоминания дважды скончавшегося мистера Флапа в голове так и не всплыли.

— Занималось этим какое-то небесное воинство, в рукописи еще эмблема была — крылышки на звездном фоне. — Расмус теребил мундштук кальяна, сосредоточиваться на чем-то еще ему было все сложнее. — Дальше мы разобраться не успели. То ли не всем понравился результат, то ли побочные эффекты какие-то были, но люди почему-то захотели от этого оружия избавиться. Во всех книгах предостерегали не связываться с этим самым воинством, что бы те ни сулили. У Тода была теория, что наши Искусники как раз те небесные воины и есть.

— Гм. — Ценность информации была не то чтобы нулевая, но для моих целей явно недостаточная. — А где те книги, которые вы переводили?

— Все было у Тода. Он спонсировал покупки и мне за переводы платил. Когда его убили, на рынке ничего не всплыло. Я думал, что коллекция осталась у вдовы, а теперь склоняюсь к тому, что книги уничтожили.

Не так-то это просто — уничтожить зачарованные гримуары, точно вам говорю. А вот какой-нибудь хитрый тайник был вполне в духе черного мага (тут я вспомнил расщелину за забором дядькиного дома).