Мораль святого Игнатия

Отец Гораций почесал кончик носа. И не потому, что тот и впрямь чесался, а чтобы скрыть замешательство.

– Зло есть в каждой душе, мой мальчик, и выследить его проще всего в себе, чем пытаться заметить в чужой душе, закрытой для тебя. Подлец никому души не раскроет, запомни. Тут скорее ход событий можно понять по итогу, чем прогнозировать итог по видимым признакам распада. Если ты видишь падение грешного - это и означает, что распад завершен.

Дамьен был разочарован, но явно этого не показал.

Сам же отец Гораций, вспомнив переданные ему Дюраном слова малыша Эмиля о том, что де Моро честен, заинтересовался этим. Из тех оценок и суждений, который ронял Дамьен, де Шалон и вправду понял, что наиболее отвратительными и непотребными грехами Ворон считает воровство, блуд и пьянство, нетерпим к предательству и подлости, но гораздо мягче относится к гордыни и гневу, а лень и чревоугодие и за грех-то не считает. Отец Гораций задумался. Что могло заставить юношу возненавидеть воровство? Почему такая нетерпимость к пьянству? Де Шалон предположил, что причина - в семье де Моро, но пока не торопился выяснять это.

Пока отец Гораций просто учил Дамьена.

– Единственное, что ставит человека в унизительную зависимость от мира, - говорил он юноше, - это греховность человеческой природы. Избавься от пороков, - и ты станешь неуязвимым. Если отринешь чревоугодие - дух твой станет выше голода, если победишь блуд - будешь неуязвим для соблазнов, возвысишься над жадностью - и ничто мирское не прельстит тебя... Никто не купит тебя и не соблазнит. Сумей преодолеть гордыню, смирись пред Господом, - и вознесешься над миром. Не завидуй, не гневайся, никогда не отчаивайся. Стяжай Дух Господень, ибо только там, где Он - там свобода, там справедливость и Истина.

Ещё Мишель де Монтень полагал, что если учителя будут просвещать своих многочисленных учеников, не обращая внимание на различие их способностей и характеров, то не удивительно, что среди огромной толпы детей найдётся всего два или три ребёнка, которые извлекут настоящую пользу из подобного преподавания. Люди отличаются друг от друга и способностями и склонностями. Их следует вести к благу различными путями, исходя из их нрава. Оба иезуита любили прославленные монтеневские 'Опыты' и никогда не гнушались его советами. Впрочем, оба были реалистами. Первая проблема воспитания - научить детей вести себя в приличном обществе. Вторая, увы, куда более сложная, - найти им это приличное общество во время всеобщего оскудения. Поэтому отцы-иезуиты формировали самый живучий и приспособленный к перипетиям бытия тип человека - выживающий в любых условиях, устойчивый и неколебимый. В какое бы общество ни попал их выкормыш - он либо легко приспосабливался, либо изменял само общество.

Воспитанникам никогда не говорили, что они созданы для счастья. Внушающий детям подобное, по мнению отцов-иезуитов, заслуживал, как 'соблазнитель малых сих' только жернова на шею. Ничтожество, озабоченное своим мелким счастьем, бесполезно для Бога и обременительно для ближних. Первый же жизненный удар валит воспитанного в чаянии счастья на землю, порождая кощунственный ропот на Господа, тоскливые жалобы на судьбу и ничем не оправданные укоры ближним.

Эти люди - балласт человечества.

Иезуиты готовили Христовых воинов, ходивших перед Богом и отвращавшихся от похотей плоти, учили отказу от собственной воли и собственных желаний. Мнение света не понимало этого, и часто вопило об унижении человека в подобном умалении. Глупцы не постигали, что смирение - величайшая и мощнейшая из защит человеческих, которой мудрый учитель может наделить ученика. Как унизить того, кто ничто для себя не считает унижением, как обидеть того, кто считает себя достойным плети? Чем задеть того, кто единственно значимым считает Господа? Ценности питомцев иезуитов были недостижимы для задевающих их, ибо Бог поругаем не бывает. Они считали любое несчастье вразумлением себе, наказанием за собственные грехи или испытанием своей прочности и верности Богу.

Эти люди не ломались никогда.

Глава 2. Бастарды и психи.

Глава, в которой ученики отца Дюрана и отца Горация

начинают прикладывать принципы учителей

к своему бытию.

Августин считал веру непременным условием всякого познания, она, по мнению отцов-иезуитов, обостряла интеллект. Создатель ордена Игнатий Лойола ощутил Бога как Творца и Господина Вселенной, как высшее благо и единственную абсолютную реальность. Весь остальной мир реален лишь как причастный к Богу. С помощью веры человек усматривает присутствие Бога во всех событиях человеческой истории и в своем повседневном духовном опыте. Прямым следствием этих тезисов святого Игнатия являлась способность его учеников неустанно удивляться таинственному величию мира и избегать опасности отвлеченной эрудиции и сухого интеллектуализма, подстерегающей многих молодых людей, взыскующих знаний.

С другой стороны, поскольку сам человек сотворен по образу Божьему и является средоточием его любви, нужно как можно полнее развивать дарованные тебе свыше способности. 'Cura personalis', 'забота о личности' стала основополагающим тезисом иезуитской педагогики, и учебные программы адаптировались к интеллектуальным и душевным особенностям каждого воспитанника. Во главу угла ставилась личность, при этом каждый учащийся в меру своих сил должен стремиться к максимальному совершенству - excellence - своей личности, дарований и всей жизни.

...Вернувшись из Дижона, где он провёл у бабушки каникулы, Мишель Дюпон заболел бургундской кухней, дивными соусами 'ла-бургиньон', приготовленными в красном винном соусе с луком, грибами и салом. Классические бургундские блюда - курица в вине, местные сардельки 'шабли', улитки по-бургундски, которые его бабуля несколько часов тушила в белом вине с овощами и специями, маленькие козьи сырки из Макона, говяжье рагу по-бургундски в соусе из красного вина и фондю, домашняя птица 'пусин' из Бресса, знаменитое 'пуле Гастон Жерар' - жареный цыпленок в соусе из сыра грюйер, белого вина и горчицы, покорили его сердце.

Первоклассная местная ветчина с петрушкой, рыбный суп 'пошуз' с луком, маслом, чесноком, салом и белым вином, заячье жаркое 'рабле-де-ливр-ла-пирон', сосиски с горчицей из Франш-Конте, а также знаменитая говядина 'шароле' - заставляли его с тоской считать дни, оставшиеся до конца вакаций. И только решение непременно не только перенести в коллегию все рецепты, записанные с бабушкиных слов и почерпнутые из наблюдений за их приготовлением, а также - кое-что и усовершенствовать, заставили Мишеля смириться с возвращением.

Мадам Анриэтта Дюпон ликовала, видя неподдельный интерес внука к делу деда, державшего когда-то лучший ресторан в Дижоне. Мсье Жан Дюпон, отец Мишеля, помалкивал. Он теперь постоянно помалкивал. По мнению его матери, мадам Анриетты, которое она открыто высказывала, он был позором рода, поруганием её седин и оскорблением фамилии Дюпонов, человеком, лишенным вкуса и понимания, не могущим отличить плавленый сыр канкуайот от мондора, путавший анисовую настойку из Флавиньи с дижонским ликёром из черной смородины, одним словом - ничтожеством. Единственное, что, по мнению мадам Дюпон, сумел в жизни этот обормот и шалопай, предавший семейные традиции поруганию и бесчестью, - это сделать сына, который, дай Бог, снова поднимет честь рода Дюпонов на недосягаемую высоту.