Моралист (= Специалист по этике, Инженер по этике)

Дрожащих от ужаса рабов закинули внутрь кароджа. Туда же запихали и Язона, бросив его, как бревно, на палубу необычного корабля.

Он лежал и высматривал место, где может быть размещен двигатель. Спереди находился руль, какая-то рукоятка и ничего более. Язон повернулся так, чтобы разглядеть корму, и увидел кабину шириной во всю палубу, без единого окна, но с тяжелой металлической дверью, снабженной множеством замков и запоров. Никаких сомнений - это машинное отделение, тем более что на крыше кабины красовалась толстая дымовая труба. Сердце Язона готово было выпрыгнуть из груди.

– Мы отправляемся, - протрубил Эдипон зычным голосом.

– Поднять сходни! Нарсиси, ты будешь указывать кароджу путь. А теперь всем молиться! Я иду просить богов перенести нас в Путлико, - он направился к кабине.
– Эребо, ленивая собака, - вдруг закричал Эдипон на одного воина, - ты забыл наполнить баки водой! Боги хотят пить.

– Я наполнил, - пробормотал Эребо, едва не подавившись креноджем.

Эдипон подошел к двери кабины и набросил на нее защитный занавес. Раздалось щелканье, скрип открывающихся запоров и через несколько минут из трубы вырвалось облако бурого дыма.

Прошло около часа, прежде чем священная машина зашипела, задрожала и испустила струю белого пара. Несколько рабов закричали от ужаса и свалились в обморок, остальные, кажется, тоже сочли бы смерть великим счастьем. У Язона же был некоторый опыт в обращении с примитивными механизмами, поэтому паровая машина не вызвала в нем ни удивления, ни тем более страха.

Кародж затрясся, как в лихорадке, и медленно тронулся с места. Двое насмерть перепуганных дикарей попытались спрыгнуть за борт, однако их вовремя остановили.

Одетые в своеобразные балахоны, дзертаноджи ходили между рабами и вливали им в рот полные ковши какой-то жидкости. Несчастные тут же валились на пол без сознания. Конечно, их не собирались отравить, не было никакого резона убивать пленных рабов, но люди не понимали этого и отчаянно сопротивлялись, думая, что борются за свою жизнь.

Когда подошла очередь Язона, он успел лягнуть ногой в живот одного дзертаноджа, а другому чуть не откусил пару пальцев, прежде чем они навалились на него, зажали нос и влили в рот обжигающую жидкость. Он сразу же почувствовал головокружение и попытался выплюнуть отраву... Это было последнее, что он помнил.

ГЛАВА VII

– Выпейте еще, - послышался чей-то голос.

Холодная вода обожгла горло, и Язон закашлялся. Страшно болела голова и запястья рук. Медленно, но верно прояснялась память. Схватка, плен, кародж, яд... Язон открыл глаза и увидел перед собой слабо мерцающую лампу. Он, как загипнотизированный, смотрел на нее, пытаясь сообразить, где он и что с ним. Вдруг знакомое лицо загородило свет. Язон застонал и сомкнул веки.

– Что это, Майк? Сон или нет?

– От правосудия не уйти, Язон динАльт. Да, это я. И у меня есть к вам несколько серьезных вопросов.

Язон снова застонал.

– Да, теперь я вижу, что это, действительно, вы. Даже в самом кошмарном сне вряд ли услышишь что-либо подобное. Но, может быть, прежде вы хоть в двух словах обрисуете мне обстановку? Вы наверняка знаете поболее моего.

Язон, наконец, понял, что боль в запястьях от тяжелых железных наручников. Ржавой цепью он был прикован к толстому бревну, на котором покоилась его голова.

– Почему цепи? И, вообще, чего стоит местное гостеприимство?

Майк пропустил вопросы Язона мимо ушей.

– Когда мы виделись в последний раз, - сказал он, - вы, если мне не изменяет память, были рабом. Вчера вечером, когда вас доставили сюда и приковали вместе со всеми остальными, на вас был шлем и другие доспехи Чаки. Я успел это разглядеть, прежде чем вас раздели. Как все это понимать? Что случилось с Чакой?

– Я - Чака, - прошипел Язон.
– Старый болван, вы слишком склонны всех и вся обвинять. Но не говорите мне, что обожали человека, который размозжил вам череп и продал вас, как какую-нибудь скотину. Если поразмыслить над законом справедливости, то вы, по идее, должны быть довольны. Злого Чаки больше нет. Он похоронен в безбрежных песках. А после рассмотрения всех достойных кандидатур я занял его место.

– Вы убили его?

– Да... Да! И не думайте, что сделать это было так просто! У него были все преимущества, а я был вооружен лишь своей природной находчивостью, к счастью, этого хватило. Правда, я сначала собирался прикончить мерзавца ночью, пока он спит...

– Что?! Вы пытались...
– Майк даже позеленел от негодования.

– Не думаете же вы, что я сразу осмелился сразиться с этим чудовищем один на один?! Хотя именно так все и кончилось. Короче говоря, я победил и сам стал Чакой. Мое царствование, однако, не было ни долгим, ни славным. Я искал вас и напоролся на хитрого Эдипона и его дружину. Меня схватили и доставили к вам. Вот, пожалуй, и вся история. Теперь ваша очередь, давайте выкладывайте все, что знаете. Где мы и что нас ждет?

– Убийца! Рабовладелец!
– Майк отшатнулся от Язона, насколько позволяла цепь, и потряс указательным пальцем.
– Еще два новых преступления вы добавили к своему и без того позорному списку. Я презираю себя за то, что в какой-то момент испытал к вам симпатию. И уж поверьте, я сделаю все... Да, я сделаю все, чтобы мы остались живы. Я найду способ доставить вас на Кассилию и предать суду.

– Вы когда-нибудь слышали о презумпции невиновности, Майк? Нет? А ведь это основа основ юриспруденции. До тех пор, пока вина человека не доказана, он считается невиновным. И, вообще, как можно судить меня на Кассилии за преступления, совершенные на этой планете, если там они не считаются преступлениями? Это все равно, что извлечь каннибала из его времени и судить за людоедство.

– Правильно. Каннибализм - это отвратительно! Я содрогаюсь при одной мысли... И, естественно, что такой человек должен быть сурово наказан.

– Если бы он съел кого-нибудь из ваших родственников, я бы вас понял, Майк. Но в том случае, когда он со своими развеселыми соплеменниками перекусил поверженным врагом, к его поведению, простите, не придраться. Поймите, человека невозможно судить без учета конкретной ситуации. Нормы поведения относительны. Каннибал в своем обществе так же нравственен, как прихожанин в нашем.

– Богохульник! Преступление - всегда и везде преступление! Существуют моральные законы, обязательные для любого общества.

– Таких законов нет. И в этом пункте ваше мировоззрение осталось средневековым. Любые нравственные законы историчны и относительны. И ни в коем случае не абсолютны. Они связаны со временем и местом и теряют всякий смысл будучи вырванными оттуда. В здешнем примитивном грязном обществе убить своего хозяина - единственная возможность для какого-нибудь честолюбивого парня выдвинуться. Не сомневаюсь, что в свое время Чака поступил именно так. В моем случае прямого убийства не получилось - я победил в честной схватке. Хотя результат тот же.