Мордант превыше всего!

— И в чем же? — Эремис был исполнен терпения.

Она попыталась объяснить:

— Я ничего не знаю о воплотимом. Я совершенно ничего не понимаю в этом. Но я пытаюсь. Мне легче поверить, что зеркало — нечто вроде окна. Оно позволяет смотреть из одного места на другое. Или из одного мира на другой. — Она надеялась, что он не заметит как сильно бьется ее сердце, как стесненно выходит из ее груди дыхание. Она не хотела, чтобы он понял, насколько важен для нее этот вопрос. — Гораздо труднее поверить, будто кусок стекла создает то, что вы видите в нем.

Пожалуйста, неужели вы действительно думаете, что я не существовала до тех пор, как вы впервые меня увидели?

— Ага, — он понимающе кивнул. — Как вы, наверное, уже знаете, миледи, это фундаментальный вопрос, который мучает и терзает Гильдию. Кроме того, Джойс еще более все запутал, настаивая на этической стороне всего этого дела — например, по какому праву мы воплощаем сюда воплотимое из его естественного окружения? Но я отвлекся, такой вопрос не может быть решен до тех пор, пока нет определенности в самом главном. Является ли зеркало окном, как вы выразились, или то воплотимое, что мы в нем видим, появилось только благодаря самому процессу создания зеркала и придания ему формы?

Говоря это, он придвинулся к Теризе плотнее, навис над ней. Его рука снова обхватила ее талию так, что ей некуда было деваться, и чары его снова начали брать верх. Она никогда не подозревала, что нежный запах пряностей может быть столь чувственным. Не в силах выдержать его взгляд, она смотрела на его губы словно бы наперекор своей неуверенности — не говоря уже о растущем смятении — и хотела, чтобы он целовал ее вновь.

— Основная проблема заключается в недостатке не понимания, а воображения. — Мастер забрал у нее из рук бокал и отставил его в сторону. Голос его стал ниже, охрип. — Причем свидетельство этого — явное, но мы не принимаем его потому, что, как вы заметили, в это труднее поверить.

Его губы зависли над ней, мягко целуя; раз, затем снова. На второй раз она ответила ему, словно знала, что делает.

— Миледи, — выдохнул он, — совершенно очевидно, что вы не существовали до того момента, как появились при воплощении. Зеркало глупо. Зеркала показывают воплотимое, но мы не можем воспринимать через стекло звуки. А если вы пришли к нам из другого мира, — он снова поцеловал ее, — уже существовавшего до этого, — с каждым новым поцелуем ее ответ был все жарче, — то как же получилось, что вы разговариваете на том же самом языке, что и мы?

Но поскольку Джерадину удалось сделать зеркало, которое воплотило такую женщину, мне следует восхититься его вкусом.

На это раз его рот завладел ее губами и не отпустил. Его язык разжал ее губы. Она откинулась назад на подушки — его рука вынудила ее упасть туда, опрокидывая. На мгновение все ее чувства сосредоточились на поцелуе

— и на том, как правильно целовать самой. Все было действительно так, как говорил Мастер: ее создало зеркало. И потому она свободна в своих поступках. То, что она делает, не имеет ни малейшего значения. Сначала она не сознавала, что мастер расстегивает ее рубашку. Но его поцелуй был таким крепким, а рука такой опытной, что она не испытывала ни малейшего желания останавливать его.

— Мастер Эремис, — раздался голос, — миледи Териза, не хотели бы вы перекусить?

Эремис вскочил на ноги, в глазах его пылала ярость. Териза приподнялась на подушках и посмотрела на Джерадина.

На этот раз он появился из дверного проема, ведущего во внутренние покои; видимо, он воспользовался ходом для прислуги. И снова, как и раньше, его взгляд был уставлен куда-то между Теризой и Мастером. В руках у него был огромный поднос, на котором громоздились куски сыра, хлеб и несколько кистей винограда.

— Я подумал, что, обсуждая будущее Морданта, — сказал он тоном столь небрежным, что это прозвучало вдвойне оскорбительно, — вы вполне могли проголодаться. — С этими словами он прошел дальше в комнату. — Поскольку время завтрака давно уже миновало.

— Свиное дерьмо! — тихо выдохнул Мастер. Пальцы его согнулись когтями. — Это невыносимо! Неужели я должен закрывать даже двери, предназначенные для прислуги, чтобы держать вас подальше отсюда?

— Я ведь уже сказал вам, — уважительный тон Джерадина был почти неотличим от небрежного. — Я ваш должник. Я должен хоть как-то отблагодарить вас.

Териза с огромным трудом удержалась от смеха. Второе вторжение пригодника не вызвало замешательства; оно походило скорее на абсурд. И так же абсурдно вел себя Мастер Эремис, который казался достаточно разъяренным, чтобы по столь ничтожному поводу вырвать у Джерадина из груди сердце. Оказавшийся в явно неподобающем ему месте, посреди комнаты для совращения Мастера Эремиса, подчеркнуто вежливый Джерадин напомнил Теризе, почему он ей так нравится. Ей с трудом удалось сохранить серьезное выражение лица.

Словно чувствуя, что он выглядит по-дурацки, Мастер Эремис выпрямился.

— Пригодник, я верю вам, — прошипел он, направляя указательный палец, словно острие копья, ему в лицо. — Вы хотите расплатиться со мной. Но расквитаться было бы более верным словом, не так ли? Вы мстите мне, потому что Гильдия смеялась, когда я предложил одарить вас мантией, и сейчас вы хотите расквитаться со мной, сводя меня с ума.

Послушай же меня, малыш. — Он старался выглядеть все спокойнее и спокойнее, несмотря на внутреннюю борьбу между волей и яростью, которая ощущалась в его голосе. — Я хочу, пригодник, чтобы вы немедленно ушли и оставили меня в покое. Я всегда был вашим другом, что бы вы обо мне ни думали. Но вы разрушите остатки дружелюбного отношения к вам, если это издевательство надо мной будет продолжаться. И гнев мой вам весьма не понравится.

Если Джерадин и проникся этой угрозой, то виду он не подал. Не глядя в сторону Теризы, он спросил — безразлично, небрежно:

— Миледи, хотите ли вы, чтобы я оставил вас здесь?

И лишь задумавшись над этим вопросом, она обнаружила, что не может дать на него ответ. Он ей нравился. Она хотела бы дать ему ответ, который бы понравился ему; она бы почувствовала себя лучше, если бы себя лучше почувствовал он. Но ее тело оказалось слишком близко к тому, чтобы узнать, что же такое ее женское естество — или, хотя бы, что под этим подразумевает Мастер Эремис. Териза внутренне дрожала, ноги не держали ее, она была не в силах подняться с дивана. Смятение ее стало еще сильнее.

— Вы что, слепы, пригодник? — Мастер почти шептал. — Единственное, чего она хочет, — это чтобы вы оставили ее в покое.

— Тогда… — на мгновение самоконтроль Джерадина ослаб, и боль проступила на его лице. — Мне следует уйти. — Его голос снова зазвучал ровно. — Пожалуйста, простите мне это безумное вторжение. Я был не прав.

Мастер Эремис гневным жестом указал на дверь. Джерадин развернулся и вышел тем же путем, каким и вошел.

— Глупец, — Эремис глядел вслед уходящему пригоднику. — Он считает, что можно играть со мной в игры. Но я в игры не играю. — Внезапно он сел рядом с Теризой. — Миледи, помните, в игры я не играю.