Море Дирака
Шрифт:
Лариса отвернулась к окну.
Михаил вспыхнул. Он оттолкнул мать и выбежал в переднюю. Оттуда он вернулся с чемоданчиком.
— Ну хорошо, допустим, я провалился на этом дурацком приеме, возбужденно говорил он. — Хорошо, пусть так! Но медаль-то я получил! Вот она! Все равно я Нобелевский лауреат, причем самый молодой.
Он бросил медаль на стол. Золотой кружок с изображением изобретателя динамита Альфреда Нобеля покружился на скатерти и лег.
— Я не понимаю, что это за похоронное настроение? Почему вы на меня смотрите такими мокрыми глазами? Что случилось наконец?
— Успокойся,
— Боже мой, Лариса! Посмотри, что ты делаешь? Что ты делаешь с моей медалью?!
— Ты, главное, не волнуйся, Мишенька, — опять сказала Лариса, а мать заплакала.
Первым, кого Подольский встретил на другое утро в институте, был Мильчевский. Он плохо выглядел, осунулся и как-то померк. Увидев Михаила, чуть улыбнулся и спросил:
— Как слетал?
— Ничего. Ты можешь объяснить мне, что здесь происходит? — прямо спросил Михаил. Он схватил Мильча за пиджак и притянул к себе. — Ну?
— Ты брось эти приемчики, — устало отстранился Мильч. — Мы это знаем. А тебе посоветую, не обращай внимания. Ничего особенного не происходит. Все как было, так и есть.
— Но ты знаешь, что я награжден Нобелевской премией?
Мильч испуганно посмотрел на Подольского и положил ему на плечо руку.
— Ты, главное, Миша, не расстраивайся, не принимай к сердцу.
— К черту! — Подольский рванулся и помчался в дирекцию.
Не обращая внимания на вопли референта, распахнул дверь и влетел в кабинет…
— Через сорок часов мы будем у цели, — сказал командир космического корабля.
Урманцев засуетился. Он так долго готовился к этой минуте, что уже перестал ждать ее. Вновь проверил приборы и механизмы. Все оказалось в полном порядке. Оставалось только терпеливо ждать. Потянулись долгие томительные минуты. Впервые за длительный промежуток времени как-то так получилось, что Урманцев оказался без дела. Он тупо смотрел на телеэкран, где горели далекие косматые солнца.
«На Земле о нас не пишут в газетах. Никто не знает об этом Эксперименте. Все совершается в полной тайне, в атмосфере величайшей секретности. Даже друзьям и близким известно только, что я нахожусь в длительной командировке…»
Командир сказал:
— Тридцать миллионов километров до шарика. У цели будем через два часа по бортовому времени.
Через два часа Урманцев включил катапультирующий механизм. Они видели, как от корабля отделился контейнер. Он медленно вращался, сверкая полированными гранями.
Дурацкая конструкция у этого контейнера. Впрочем, космос позволяет создавать самые причудливые формы.
Грань, сверкающая, как зеркало, и черная, как графит… Зеркальная. Черная. Зеркальная…
В течение нескольких дней они еще могли различать серебряную точку контейнера, а затем она слилась с фоном звездного неба. Остались только сигналы радиопередатчика.
Урманцев ждал. Он позволил себе первое нарушение режима: перестал бриться. На увещевание командира и врача он отмахивался и говорил, что побреется после Эксперимента. Это не суеверие. Просто дань привычке.
Небо напоминало дырявый черный занавес, отгораживавший наблюдателя от залитой светом сцены. Но когда сигнал с корабля
достиг контейнера, в занавесе образовалась ослепительная дыра. Она просуществовала лишь доли секунды. Все же они увидели вспышку, прежде чем ее затянула межзвездная мгла. А приборы тем более все успели записать, сфотографировать и измерить.— Отлично, — сказал Урманцев, просмотрев записи. — Эксперимент удался. Можно лететь домой.
— А мы уже давно летим, — улыбнулся командир.
Первый приступ тревоги они испытали, когда в положенное время не получили радиосигнала с Земли. У них была односторонняя связь, один раз в пять суток мощный радиотелескоп, установленный в горах Тянь-Шаня, передавал информацию, на расшифровку которой уходило пять часов машинного времени. Ответная сигнализация на Землю не разрешалась.
— Ребята, Земля молчит, — тихо сказал командир. Перед этим он очень долго копался и сопел над блоком принимающей аппаратуры.
— Поломка? — испугался врач.
— Нет, я проверил, у нас все в порядке. Просто Земля молчит.
— Проверь еще.
Этой проверкой они занимались все вместе, но командир оказался прав: приемник работал идеально, Земля молчала.
Прошел день, и вновь они с нетерпением и тревогой ожидали сигнала. Но его не последовало. А через месяц они перестали ждать.
— Там что-то случилось, — сказал врач.
— Наверное, сломался радиотелескоп. Может, землетрясение, горный обвал… — не поворачивая головы, ответил Урманцев. Он и сам не верил в это.
— У нас таких телескопов три. Второй в Армении и еще один в Крыму.
— Тянь-шаньский — самый мощный. На этом расстоянии работает только он, — вмешался командир.
— Может быть, разрушена электростанция? — поддержал его Урманцев.
— Может быть… — нехотя согласился врач. — А не запросить ли нам Землю?
— Забыл инструкцию? Нельзя.
Вторая волна тоски и тревоги нахлынула на них, когда через полгода, выйдя на заданную орбиту, они не получили сигнала от ЛСС.
— Лазерная Станция Связи тоже не работает, — командир пощелкал тумблерами и выключил аппарат.
— Там что-то сломалось, — угрюмо прогудел Урманцев.
После этого командир сказал:
— С сегодняшнего дня я запрещаю любые разговоры по поводу возможных событий на шарике.
Решение командира было мудрым. Через три недели Урманцев почувствовал, что фонтан предположений, бурливший в мозгу, стал ослабевать и сошел на нет. Он просто разучился думать о том, что могло случиться дома.
Запрет нарушили, когда на экране голубая звезда превратилась в большое зеленоватое пятно.
— Во всяком случае, она на месте! — обрадовался Урманцев.
— Да, и скоро мы будем дома, — через силу улыбнулся командир.
— Неизвестно, есть ли смысл в нашем возвращении, — сказал врач.
Они замолчали, но Урманцев решил высказаться до конца:
— Мне кажется, нам нужно приготовить себя к самому неожиданному.
— Да, да! — воскликнул врач. — Нам нужно многое обсудить.
Командир помолчал, затем согласился:
— Ну что ж, пожалуй. Только давайте говорить о том, как будем действовать, а не о возможных катастрофах на шарике. Все равно мы ни до чего путного не договоримся.