Море Хард

…в каком-то неосвещённом переулке передо мной стоят ребята. Неприятные товарищи. Трое или четверо в темноте. Вжух – и они начинают светиться татуировками. «АУЕ» – выбито на лице у одного, над бровью. Пальцы разрисованы скелетными косточками у другого. У третьего по шее будто языки пламени. Это плохо. Значит, включили мощный блокировщик-джаммер. От которого начинает люминесцировать радио-краска, жечь кожу. У меня у самого такая точка под часами есть. Если жжётся – значит рядом мощный источник радиоизлучения. Можно настроить так, что даже частоты будешь распознавать. Или светиться – как эти клоуны.

– Ты кого это сибирюками называл, чепушила? – какой неприятный ухающий голос у этого с тремя буквами на лбу.

– Господа… Товарищи… Шит. Как вы тут обращаетесь… – память барахлит. И я не помню, как сибирские маргиналы обращаются. Связь не работает, даже мемнон не спросить.

Полицию не вызвать. Помощи нет. За спиной длинный переулок, догонят. Сумка ещё эта. Вдали за бандитами пульсирует фарами редких машин ночная улица. Далёкие прохожие в наушниках и оггах, плевать всем. Бежать…. Куда я убегу пьяный, не зная города. Ух! Значит – бой!

– Джентльмены, прошу прощения, если оскорбил, но три года французского легиона… – что в Европе в теории наводит ужас – тут даже не дослушали. В три летучих шага ауешный бандит подлетел ко мне и пнул в бедро левой ноги, по флангу.

Я упал на бок, в мокрую грязь. Боль в ноге страшная. Возможно, перелом.

– Я канадский гражданин, прапраправнук Распутина, меня нельзя бить, будет дипломатический скандал. – бой не сложился, и я начал разыгрывать жертву. Заодно быстро-быстро трезвел. Стало страшно.

– Да нам похер, кто ты и откуда, – поигрывая светящимися костяшками крикнул второй. – Давайте доломаем его!

– Постойте, постойте, – раздался за их спинами спокойный, мягкий и уверенный голос, можно даже сказать интеллигентный. – Неужто того самого Распутина?

Пара шагов – из-за спин лысых бандитов выходит седоусый мужчина с тростью и зонтом в строгом сером костюме и почему-то в старомодной широкополой шляпе. И кроваво-красном галстуке. Может это уралиум меня мучает видениями?

Светящиеся бандиты словно остановились на паузе, будто стиснутая пальцами пружина. Они смотрели на меня. И лишь одно слово человека с тростью могло решить всё.

– Да. Я еду в Покровское, на его родину. У меня там…

Он медленно помахал тростью и головой. Мол, не то.

– Как звали его детей? Быстро!

– Дмитрий. Григорьевич. – мгновенно говорю. – Это сын. И дочки – Варвара, Матрёна.

– Где жил Дмитрий после убийства отца? – седовласый затеял викторину, тему которой я знал очень хорошо.

– В Обдорске. Это Хард нынешний, где плотина… Потом в Европе с цесаревичем.

– Обдорск… – он подошёл ко мне поближе так, что бандиты оказались у него за спиной и обратился к ним через плечо. – Господа, полагаю, если иностранный гость раскаивается в своих поспешных словах, которыми он окрестил наш народ в поезде и на улицах сибирской столицы, то ему стоит убедить нас в искренности своих помыслов.

– Чё? – переспросил третий, «пламенный» бандит.

– Я говорю, пусть гонит монету за свой базар гнилой. Или берите здоровьем. – седовласый повернулся к нему. Потом ко мне, – Монета! Монета у тебя есть?

Шутить не хотелось. Десять золотых коинов-монет дал мне куратор. На случай сбоя бесконтактных и контактных платежей, на случай нехватки наличных и бартера, на случай подкупа и прочих тайных операций. Десять криптокоинов. На своей прежней работе в макрабстве мне нужно было год откладывать лишь на одну такую. Снаружи будто бы деньга деньгой – красивая золотая монета. А внутри – фактически микрокомпьютер с записанным криптовалютным кодом. Было десять. Стало девять.

Лёгкое движение руки – и монета, звеня и будто посмеиваясь, прыгает у ног бандитов. Глупо получилось.

– Слышь, чёрт, чё как псам помойную кость… – Начал было один.

– Простим дурные манеры. – вступился за меня седовласый. – Он всё же иноземец. Ещё не обжился. Но – надеюсь – первый урок усвоил.

Светящиеся пальцы подняли монету, покрутили, подбросили. И сияние пропало. Тёмные фигуры растворились в переулке.

– Вы, простите, не знаю, как звать-величать, всё же осторожней с языком. За лишние слова могут голову пробить, а тело бросить в реку. Пойдёмте туда, – он показал тростью за мою спину, – там возле остановки и вызовите такси. Не надо ходить в таком виде.

Я шёл, хромая и волоча чемодан, он – молча – рядом. Вызвал такси, посадил в машину. «Берегите себя, молодой человек» – сказал напоследок.

Стиснув зубы, чтобы не ругаться вслух, я назвал таксисту гостиницу, где у меня бронь.

Лениножлобск – так вот его обзывали раньше, лет десять назад, когда город звался Ленинообск. А давно до войны – Тюмень. Тюмень – столица деревень. Тюмень – город-пельмень. Город-темень. Когда врагов много – то и брани хватает. Пардон, но кавычить не буду, названия хоть и неофициальные, но весьма и весьма в ходу.

Переименовать город четыре раза за век? Ерунда. Переименовать улицы сорок четыре раза? Легко! Загадить карты и маршруты оскорбительными и искажёнными названиями? Проще простого.

Если хотят ткнуть соседством с херландскими землями, то зовут Санкт-Ленинбург. Или – Сран-Ленинтрупск. Вот так корёжат имя города нынче. Ленин хоть и живее всех живых, но всё равно мёртв.

Если бы не эти чёртовы смены табличек и местные глюки…

Впрочем, чего ныть. Жив и цел.

А если бы погиб – какой бы город смерти написали в некрологе? Под каким именем?

ИНТЕРМЕДИЯ 2 – 1 \\ ТАКСИСТ

«Не надо здесь по ночам шарахаться где попало, конечно! Тут и днём-то легко могут обчистить. По сторонам посматривай, дорогими вещами не размахивай. Разве только на такси и передвигаться. Но тоже, знаешь, и среди нашего брата всякие бывают… Попытаются обмануть, нагреть, обсчитать… Вы иностранцы иногда как дети малые себя ведёте, будто не знаете, куда попали… Всё! Приехали, отель «Огни Сибири». Как мы и договаривались – сверху ещё столько же, сколько на счётчике. И только наличными!»