Море серебрянного света

РЕНИ, сбитая с толку, яростно уставилась на зажигалку. Оранжевая луна низко висела в небе, насмешливо глядя на нее. — Нет! Я слышала ее — ты тоже слышал ее. Она только что была здесь.

— Да, я слышал ее, — сказал! Ксаббу. — Но я слышал и голос Жонглера.

— Но что произошло? — Рени никак не могла совместить крайности: радость услышать Мартину, возбуждение от контакта с друзьями, потом отвратительный сюрприз — голос Жонглера, выкрикнувший что-то о высшем приоритете. И теперь…

— Ничего, — сказала она, повторив последовательность. — Зажигалка, она мертва.

!Ксаббу вытянул руку. Рени отдала прибор ему, потом посмотрела на крохотное тельце умирающего богомола. — Надеюсь, ты счастлив, — проворчала она. — Теперь наши друзья ушли, навсегда. Если бы я не была уверена, что это работа Жонглера, я бы подумала на тебя…

Умираю.Везде-нигде голос был едва различим. Пытался до последнего… пока дети… могут быть… спасены.

— Дети? — горько спросила Рени. — Ты не спас ни одного ребенка. Ты что, не слышал меня? Жонглер, человек, который построил тебя — он напал на нас!

Нет. Дьявол. Все еще… дьявол. Тот, который делает все больнее и больнее…

— Я что-то чувствую, — спокойно сказал! Ксаббу.

— Что?

— Что-то. Очень далекое. — Он нахмурился и закрыл глаза. — Похоже на слабый след. Как мускусный след антилопы, уносимый ветром. — Он широко открыл глаза. — Игра в веревочки! Кто-то просит сыграть в веревочки.

— О чем ты говоришь? — начала было Рени, потом вспомнила. — Мартина! Помнишь, ты и Мартина?..

Он опять закрыл глаза. — Я что-то чувствую, но… очень трудно.

Нет.Ветер-шорох голоса богомола стал немного слышнее. Нет, ты не должен опять открывать нас… ему…

— Заткнись! — Рени даже передернуло от гнева. — Наши друзья пытаются дозвониться до нас!

Богомол поднялся на ноги-прутики. Крошечные глаза застилала темная пленка. Ты приведешь сюда дьявола, очень быстро — и украдешь последние мгновения.

— Думаю, потерял ее. — !Ксаббу вцепился в зажигалку с такой силой, что костяшки пальцев побелели, резко выделяясь на его коричневой коже. — Она так далеко!

Нет… не должна… Нет!

— Перестань! — сказала Рени, и тут пустыня вокруг них, цвета ночи, янтарная луна и даже горящие звезды стали расплываться и таять. — Остановись!

Но было уже слишком поздно. Небо и земля слились вместе и закрутились, как если бы кто-то сунул палку в горшок с краской и начал шевелить ею. Рени вытянула руку и схватила крошечное насекомое, но оно одновременно росло и сокращалось, и, даже уменьшаясь, господствовало надо всем; потом стало крошечным пятнышком пустоты и быстро улетело от нее.

После долгого мгновения хаоса мир опять успокоился.

— !Ксаббу? — выдохнула она, сражаясь с головокружением.

— Здесь, Рени. — Его рука коснулась ее, схватила, сжала.

Они все еще находились в пустыне, в выдуманном! Ксаббу Калахари, но сейчас она напоминала ту самую яму, в которой Рени говорила с мнимым Стивеном. Звезды, еще мгновение назад такие яркие, стали невообразимо далекими и тусклыми, как последние угольки догорающего костра. Рени и! Ксаббу скорчились на самом краю сухой равнины, земля над ними вытягивалась в стену ямы, овраг и крошечный ручеек находились далеко от них, быть может в полсотни метров ниже их полки. Несмотря на расстояние и умирающие звезды, свет оставался невероятно ярким, как во сне. Рени увидела, что фигурка, съежившаяся около ручейка, больше не походила на богомола, но не была и ребенком. Что-то, что невозможно определить — маленькое, темное и очень одинокое.

Все умрет. Голос-выход поднялся, как струйка дыма. Невозможно… спасти детей.

На грубом каменном полу ямы мерцало что-то серебряное и безнадежно недосягаемое, как одна из звезд над головой. Внезапно оно выпустило ноги, став похожим на крошечного металлического жука, отползло от одинокого ребенка-неребенка, слепо перевалилось через край реки и кануло в воду.

Зажигалка,сообразила Рени. Последняя маленькая надежда, вспыхнувшая в пустыне, исчезла. Мы потеряли ее. Мы потеряли все.

— Это солнце, — рядом с ней прошептал! Ксаббу. На мгновение ей показалось, что он обращается к ней, но он говорил с закрытыми глазами и совершенно непонятно что. — Да. Оно опускается. Все ниже. Пальцы, широкие большие пальцы. Вот — садится за холмами.

БОЛЬШЕ она не могла держать глаза закрытыми, несмотря ни на какой риск. Апатия уже наползала на нее, темный туман с красным светом и крошечными взрывающимися звездочками. Еще несколько мгновений, и она решит, что лучше сдаться. Ноющая боль — она знала, что в спине, но чувствовала так, как будто она проходила через все тело и выходила через грудь — стала более далекой. Боль отступала.

Каллиопа Скоурос знала, что это плохой знак.

Надо было подождать, пока Стэн перезвонит,подумала она, и кашлянула еще одним кровавым пузырем. Как я хочу, чтобы он был здесь. Смотри, Чан, на этот раз я надела чешую. Поэтому нож не прошел через легкие в сердце. Поэтому я не умру еще пару минут. Уйма времени.

Да, уйма. Для чего?

Каллиопа попыталась перекатиться с боку на живот. Если бы она могла ползти, тогда могла бы что-нибудь сделать — может быть даже сползти по ступенькам и выползти из двери чердака. Кроме того так меньше возможностей задеть за что-нибудь ножом. Она знала, что не должна вынимать его — сейчас только лезвие ножа и противоударный гель защитного жилета частично запечатывают рану. Без ножа, который почти убил ее, она бы умерла за несколько секунд.

Бесполезно. В ее руках нет столько силы, чтобы перекатиться на живот, и уж тем более она не сумеет поднять свое тело. Все часы тренировок и вся ее подготовка пошла к черту, и она как рыба, брошенная на дно лодки. Быть может она и протащит себя несколько дюймов, но ей никогда не спуститься по ступенькам.

Кто-то слегка застонал рядом с ней. Каллиопа приподняла голову, но из-за своего положения на полу не увидела ничего. Джонни Дред должен быть в другой части комнаты — она слышала, как он пересек ее и забрался на то, что должно быть странной кроватью, стоявшей в углу. Больше она его не слышала. Кто же стонал?

Женщина — та самая, что жила с ним. И которую он только что убил.

Каллиопа, медленно вращаясь вокруг бедра, повернулась на бок и заскользила сквозь лужу собственной крови, пока не увидела женщину, тоже лежавшую на боку, как если бы она и Каллиопа были двумя последовательными кадрами очень странного рекламного ролика. Лица женщины было смертельно бледно, но глаза были широко открыты. Глядит. Глядит на меня.

Женщина опять слегка застонала.