Море Троллей

Внезапно с небесных высот снизошла фигура — такая громадная, такая жуткая, что Джек пронзительно вскрикнул, а вороны испуганно закаркали. То был конь, облаченный в ледяные покровы, — сосульки отламывались и с сухим треском рассыпались по каменному полу. Конь тускло-серый, со спутанной, смахивающей на паутину гривой, а уж ног-то сколько! Джек их даже считать не стал: он и без того видел, что ног больше, гораздо больше чем полагается.

Верхом на коне восседал всадник, еще более темный, чем небо, — его непроглядная чернота словно впитывала, выпивала свет звезд. Шипастые ноги всадника жестоко стискивали конское брюхо, так, что выступала кровь — белая, сочащаяся жидкость, больше всего похожая на гной. Тут конь завизжал, и Джек рухнул на пол — без чувств, без сознания, будто все сгинуло, — осталось лишь пульсирующее тепло талисмана над самым сердцем…

Очнулся Джек в темноте. Огонь погас. Сквозь дыру в крыше мерцали звезды — и, слава небесам, никакой тебе Мары. Воздух был холоден и недвижен, словно и не сотрясала древнюю римскую усадьбу неистовая буря.

Джек на ощупь добрался до низкой постели. Бард дышал ровно и, похоже, крепко спал. Сердце Джека просто-таки перекувырнулось от радости и облегчения. Он нашарил покрывало из овчины, задев при этом одного из воронов; птица пребольно клюнула его в палец.

— А ну, пошел прочь! — заорал мальчик, в сердцах замахнувшись на ворона. Из темноты раздалось недовольное ворчание. — Никто тебя сюда не звал, между прочим.

Джек прикинул, не вымести ли наглых тварей метлой, но потом решил, что компания ему явно не помешает — даже если это всего лишь склочные вороны. Насмотревшись на то, что ехало верхом на Маре, — что бы это ни было! — одиночества он просто не выдержит.

«Нельзя об этом думать, нельзя!» — одернул себя мальчик.

Бард говорил, что размышлять о недобром не след. Лучше вспоминать о хорошем — например, о зеленых деревьях и солнечном свете. Непонятно, что именно прогнало Мару, но во всяком случае, она сгинула, и со стариком вроде бы ничего плохого не случилось. Завтра они вместе придумают, как победить врага.

Джек пошарил вокруг, отыскал кремень и кресало. Сгреб погасшие угли, вновь растопил очаг. Котелок с супом был холоден как лед. Либо Джек пролежал без сознания дольше, чем ему казалось, либо всадник верхом на Маре выпил из котла все тепло.

«Нельзя об этом думать. Ни в коем случае нельзя», — напомнил себе Джек.

Он зажег столько свечей с фитилем из сердцевины ситника, сколько сумел отыскать. Дом разом преобразился. Даже в'oроны взбодрились: все как один соскочили с кровати и подобрались поближе к очагу. И прицельно уставились на котелок.

— Даже и не мечтайте, что вам хоть крошка перепадет, — предупредил Джек.

Вороны защелкали клювами, словно говоря: «Это мы еще посмотрим».

Джек не сомкнул глаз до тех пор, пока сквозь брешь в кровле не проглянул серый предрассветный сумрак.

«Надо бы травы набрать, дыру залатать», — подумал мальчик, мысленно добавляя еще одно дело к и без того устрашающему списку.

Когда же он вновь посмотрел наверх, небо было ярко-голубым. Очевидно, Джек задремал, сам того не заметив.

Я знаю, что нам д'oлжно заняться туманом, господин, — проговорил Джек, обращаясь к Барду и растирая занемевшие руки и ноги. — Но тебе надо отдохнуть, а мне неплохо бы еды поискать. Схожу-ка я после завтрака к морю.

Джек помешал в котелке. Горох разварился до аппетитной кашицы. От запаха грудинки с луком в животе у мальчика забурчало. Один из воронов, что посмелее, подскочил поближе.

— Пошел прочь! — прикрикнул на него Джек, замахнувшись ложкой. С ложки слетел ошметок гущи; птица так и накинулась на добычу. — Кыш! Эта еда для людей, а не для тебя. Если проголодался, лети поищи ракушек.

Джек наполнил миску и накрыл котел тяжелой железной крышкой. А по пути к кровати топнул на птиц ногой. Экие нахальные твари, право слово!

Бард лежал неподвижно, глаза его были широко открыты.

— Может, ты сядешь, господин? — учтиво предложил мальчик. — Так мне будет проще покормить тебя.

Бард заморгал и принюхался. По бороде у него потекли слюни.

— Дай-ка я тебе помогу, — сказал Джек.

Он зажал миску между коленями, чтобы птицы не добрались, и, наклонившись, осторожно приподнял Барда за плечи.

— Вуд-дук, — произнес старик.

— Что ты сказал, господин? Воды? — встрепенулся Джек. — Тебе воды подать?

— Вуд-дук.

— Не понимаю, — признался мальчик, разом похолодев от страха.

— Гааа, — сказал Бард.

О его интересе к вареву свидетельствовали лишь потеки слюны на бороде.

— Тебе дурно? Если ты говорить не в силах, так просто кивни.

— Вуд-дук!

Бард, похоже, не на шутку рассердился. Лицо его побагровело, глаза сверкали, губы дергались. Джек стоял как громом пораженный. Что такое приключилось с Бардом? Понять, что это за недуг, мальчик был не в состоянии. Неужели Мара похитила у старика разум? Или, того еще хуже, душу?

— Господин, пожалуйста, не надо; ты меня пугаешь. Если бы ты только попытался сесть ровно, я бы тебе пособил.

Но старик по-прежнему издавал странные звуки, а затем, вконец рассвирепев, заревел, точно разбушевавшийся младенец.

Джек попытался ложкой протолкнуть еду Барду в рот. Старик мотнул головой — и варево разлетелось по всей кровати.

— Гааааа! — завопил он.

— Но это же вкусно, в самом деле вкусно. Вот, смотри: я попробую первым, — в отчаянии предложил Джек.

Стряпня и впрямь удалась. Желудок Джека властно требовал еще, и мальчику пришлось силой обуздать себя, чтобы в один присест не очистить миску. Он снова попытался накормить Барда, но тот смачно плюнул ему в лицо — хороша благодарность! Вороны издевательски закаркали.

— Потешаться надо мной вздумали? — заорал Джек, вне себя от досады.

Он швырнул миской в птиц, которые, конечно же, не упустили долгожданной возможности. Вороны налетели на пролитое варево и в мгновение ока склевали все подчистую.

— Какой же я дурень!

Джек едва не расплакался. Еды и так почти не осталось, так он еще в приступе слепой ярости часть выбросил за здорово живешь. Причем ни на шаг не приблизился к тому, чтобы пробудить Барда от этого непонятного колдовского забытья.

— Ну хотя бы попей, — взмолился Джек.

Он намочил в воде шерстяной лоскут и принялся выжимать его старику в рот, точно так же, как мать кормила Люси, когда та была совсем крошкой. Бард вцепился в лоскут зубами и принялся усердно сосать.