Море ясности

— Примите бесприютное семейство, — умильным голосом запричитал он, — мы, значит, вам дядя, хотя и двоюродный.

— Культурно, — сказал человек, впряженный в тележку. Задирая подол грязной рубахи, он размазывал пот на лице. Другой рукой в это время он придерживал оглобли, чтобы не перевернулся его экипаж.

— Ох, да как же вы так! — воскликнула мама, вдруг увидав чудовищный дядин багаж. — Да заезжайте скорее во двор. Такси разве не было? Взяли бы грузовое.

Дядя свысока поглядел на маму и, как бы снисходя к ее молодости и неопытности, пояснил:

— Сестрица, так это денег сколь надо! Такси-то ваше, оно кусается.

— А этот, я думаю, еще хуже кусается.

Дядя подозрительно оглядел своего возницу. Тот блудливо ухмыльнулся всей своей широкой мохнатой рожей.

— Вы тоже, скажете…

— Куда уж такому кусаться-то, — согласился дядя, открывая ворота.

Тележка вкатилась во двор.

Ох, нехорошо все-таки, — продолжала мама. — Такси-то приличнее, да и много дешевле.

Когда выяснилось, что за грузовое такси пришлось бы заплатить почти вдвое дешевле, дядя побледнел и в глазах его снова появился тусклый оловянный блеск.

— Обманул ты меня, значит? — спросил он.

Тележник радостно подтвердил:

— Ей-богу, обманул!..

— Да как же ты посмел?

— А я тебя разве заставлял верить? Я, если обманывать перестану, дня не проживу.

Васькин отец, привлеченный шумом на дворе, поднял над забором свою красную голову — подтвердил:

— Правильно.

Тогда дядя стал так ругаться, что мама не выдержала и сказала:

— Ну, довольно. Как не стыдно!

Но дядя продолжал бушевать.

— Сваливай! — кричал он на весь двор. — Разгружай, нечистый твой дух.

И бросился отвязывать веревку, которой был стянут воз.

— Погоди, — грозно протянул тележник. — Культурно отдохни. Остынь. Деньги отдай, тогда кидайся до веревок.

— Я тебе все отдам, — зашипел дядя, — по закону. Согласно тарифу. За километраж.

Но тележник был не дурак. Он бойко повернул тележку так, что Гурию Валерьяновичу пришлось отскочить в сторону. Он снова забежал назад, и снова тележка повернулась к нему колесом, угрожая наехать на ноги.

— Врешь, культурно отдашь, — хрипел тележник, лихо разворачивая свой экипаж.

Васька свистел на заборе. Его отец хохотал, утирая слезы своим беретом.

— Не отставай, сосед! Давай, давай!

— Да что вы делаете! — кричала мама. — Сейчас же прекратите! А вам-то стыдно, Капитон Романович!

— Ох, не мешай им, соседка, — надрывался Капитон. — Гляди, какой балет! Давай, дядя, давай закручивай!

— Закручивай!.. — надрывался Васька.

Девчонка, поставив свою собаку на крыльцо, подскочила к забору и начала колотить кулаками по доскам.

— Дураки! — пронзительно визжала. — Все вы дураки рыжие!

Когда Володя услыхал голос матери, он тоже кинулся было на Капитона, но его опередила девчонка. Тогда он схватил обломок кирпича и запустил им в Капитона. Тот охнул и схватился за щеку. По пальцам потекла кровь.

Сразу наступила такая тишина, что все услыхали, как вздохнул Капитон.

— Ну, ладно, — сказал он и ушел домой с таким видом, словно он получил все, что хотел.

— Ловко! — воскликнул Васька одобрительно, будто и его желание исполнилось как нельзя лучше.

Мрачно разглядывая свои босые ноги, Володя ждал возмездия. Но маме сейчас было не до него. Она таким строгим голосом, какого даже Володя не слыхал от нее, сказала дяде:

— Сейчас же отдайте деньги. Балагана тут устраивать не позволю.

Обозленный тележник пригрозил перевернуть тележку и пообещал это сделать так, что «от всех ваших чемоданов и цветов одна повидла останется!» Но, получив пятьдесят рублей, он сказал: «Культурно» — и, укрепив оглобли на специальной подставке, помог разгрузить вещи.

ТАЯ

Закрыв за тележником ворота, дядя сказал маме:

— Парнишка боевой. За дядю вступился. Надо его мороженкой угостить за это.

Мама остановилась на крыльце, как бы вспомнив о существовании сына.

— Ну, а ты как думаешь? — спросила она у него. — Что надо теперь сделать?

Володя молчал. Он знал, чего от него хотят. Но ни за что, пусть его выгонят из дома, ни за что извиняться перед Капитоном он не станет.

— Да что ты, сестрица, так его… — начал было дядя, но мама не слушала его.

— Хорошо, — сказала она, — иди вон туда, под навес, и там подумай.

И ушла в дом.

Все пошли за ней. Володя остался один, всеми забытый, отверженный, никому не нужный, даже матери, за честь которой он вступился.

Солнце пекло нещадно, казалось, оно сожгло все живое — такая нерушимая тишина стояла во всем мире.

Сверкающий кораблик плыл в раскаленном небе.

Володя отправился под навес, где лежали дрова и стояла всякая рухлядь. Здесь, в знойной тишине, он и решил обдумать свое сложное положение.

Но оказалось, что сюда уже поставили клетки с кроликами, так что скорбные думы пришлось пока отложить.

Кролики тяжело дышали. Они сгрудились около проволочной сетки, тычась в нее своими мягкими подвижными носами.

Ясно — они хотят пить. Их тоже бросили на произвол судьбы. Забыли.

Володя собрался отправиться за водой для кроликов, но в это время на крыльцо, гремя сапогами, вышел дядя, Он был в пестрой нижней рубахе навыпуск.

Володя успел спрятаться за клетки.

Разевая свой большой рот, дядя гулко позвал:

— Тайка!

Выбежала девчонка, тряся косичками.

— Хряпку, — услыхал Володя незнакомое слово. — Хряпку готовь! Передохнут звери.

— А где я тут ее возьму? — заносчиво спросила Тая.

— Вдоль забора пока нарви. Потом сыщем.

— Сейчас, — сказала Тая и убежала в дом.

Скоро она вернулась, натянула на руки старые перчатки и начала рвать траву, пышно разросшуюся вдоль заборов и в углах двора. Ее отец поглядел на сверкающее небо, покачал головой и ушел.

Володя из своего укрытия видел, как Тая ловко рвет траву. Вот она собрала траву, принесла ее и бросила кроликам. Те набросились на сочный корм и дружно захрустели. Теперь стало понятно, что такое хряпка и кого дядя называл зверями.