Мореплавания Солнышкина

И странно: чем сильнее двигал он руками, тем точнее стрелка компаса показывала на север.

ЗВЁЗДНАЯ НОЧЬ

Боцман Бурун никак не мог уснуть. Когда он проигрывал несколько партий в домино, то с грустью думал, что через год ему уходить на пенсию. А что он будет делать на берегу, Бурун никак не мог представить. Тогда он потихоньку отправлялся в подшкиперскую и перебирал своё хозяйство. В борт гулко стучали волны, и он под этот приятный для него шум рассматривал каждую тряпушку и каждый гвоздик. Бурун любил свой пароход.

В этот раз боцман, войдя в подшкиперскую, взял в руки почти новенький пульверизатор для окраски стен, наполнил бачок красной краской и вздохнул:

— Хоть напоследок поработаю по-новому… Он вытащил пару старых вёдер и стал их обрызгивать краской. Дверь была открыта, краска садилась на вёдра, а мелкая пыль при каждом толчке разлеталась с ветром по палубе.

В это самое время Солнышкин закончил уборку и собирался ложиться спать, но в коридоре столкнулся с Перчиковым.

— Солнышкин, Солнышкин! Ты только посмотри, какие сегодня звёзды!

Перчиков открыл дверь и потянул Солнышкина на палубу. От усталости у Солнышкина уже склеивались глаза, но морской ветер сразу взбодрил его. Небо было полно громадных звёзд — таких Солнышкин ещё и вправду никогда не видел, даже у себя в тайге. Большая Медведица, сверкая, садилась на самый нос парохода, созвездие Скорпиона угрожало ярко сверкающим голубым хвостом. И всё это отражалось в шумящем бесконечном море.

Солнышкин замер в восторге. А Перчиков не унимался:

— Смотри (через всё небо пролетал маленький розоватый спутник). Когда-нибудь мы с тобой тоже полетим на какую-нибудь планету, туда, в глубину космоса! — И Перчиков положил руку Солнышкину на плечо. Он в первый раз делился своей мечтой и ни капельки не стеснялся.

— Полетим! — сказал Солнышкин и добавил: — Если там будет море. — И вдруг Солнышкин грудью навалился на борт. — Смотри, смотри! — крикнул он и потянул Перчикова за руку.

Из морской глубины к самому носу парохода поднимались таинственные зелёные ракеты. За ними тянулось голубое пламя и мчались искры. Казалось, они сейчас поднимутся вверх и умчат к звёздам. Но они не отрывались от воды и уверенно парили впереди парохода.

— Это дельфины, — сказал Перчиков и мечтательно вздохнул: — Эх, Солнышкин, сколько интересного будет ещё на земле! Представляешь, человек договорится с дельфинами, человек войдёт в океан! Представляешь, мы с тобой плывём в глубине океана!

У Солнышкина по спине поползли мурашки.

— Как человек-амфибия? — спросил он.

— Человек-амфибия был одиночка, а нас двое, — сказал Перчиков и похлопал Солнышкина по плечу. — И понимал он только одного дельфина, а мы будем понимать всех. Во всех океанах.

Пароход шёл вперёд, поднимая нос к звёздам, взрезая волны. И Солнышкину казалось, что весь мир летит ему навстречу. В правую щёку ему бил ветер. Он повернул к нему лицо, и теперь прохладные брызги освежали и лоб, и губы, и нос.

И конечно же, ни Солнышкин, ни Перчиков не слышали, как боцман Бурун всё нажимал и нажимал на кнопку пульверизатора.

СНОВА КОРЬ!

Доктор Челкашкин заканчивал ночной обход. Он прислушивался к дыханию спящей команды и наконец дошёл до каюты Перчикова и Солнышкина. В каюте никого не было. Но тут отворилась дверь коридора, и Перчиков с Солнышкиным появились на пороге.

— Принимали воздушные ванны? — спросил Челкашкин. — Молодцы! Полезно!

И вдруг лицо его побледнело, нахмурилось: указательным пальцем доктор повернул голову Солнышкина налево, потом направо, внимательно посмотрел ему в глаза и воскликнул:

— Снова корь! Самая настоящая корь. Немедленно в изолятор!

Перчиков посмотрел на друга и грустно присвистнул: всё его лицо было покрыто мелкой красной сыпью.

— Да, угораздило! — вздохнул Перчиков. — Моряков, Солнышкин…

— Вы ещё стойте? — изумился Челкашкин. — Вы хотите, чтобы на всю команду распространилась эпидемия? — И он потащил Солнышкина в изолятор.

Солнышкин не успел опомниться, как за его спиной захлопнулась белая дверь с красным крестом.

Вокруг запахло лекарствами. Челкашкин включил свет и сказал:

— Вот койка, вот табуретка и всё остальное. До завтра спать. Иллюминатор не закрывать: свежий воздух полезен во всех случаях!

В это время раздался стук в дверь, и жалобным голосом Перчиков спросил:

— Доктор, а передачи приносить можно?

— Никаких передач! — энергично ответил Челкашкин, выходя ему навстречу, и захлопнул за собой дверь.

Солнышкин остался один. Он присел на жёсткую койку и опустил голову. Только что он с Перчиковым мечтал о море, о далёких планетах, только что перед ним летели дельфины… Он посмотрел в иллюминатор и вздохнул. Там, в нескольких метрах отсюда, их каюта, где, наверное, сейчас грустит Перчиков. Солнышкин представил попискивание приёмничка, уютный свет лампочек, и ему стало совсем горько. Вдруг ему показалось, что за иллюминатором кто-то царапает о переборку. И тотчас внизу раздался шёпот:

— Солнышкин!

Солнышкин вздохнул. Наверное, послышалось.

— Солнышкин! — раздалось снова. — Иди сюда!

Солнышкин мгновенно подскочил к иллюминатору и увидел Перчикова. Он стоял на поручнях над самым морем, в руках у него была подушка.

— Что ты делаешь? — ужаснулся Солнышкин.

Ведь один миг — и Перчиков полетит в воду! А Перчиков прошептал:

— Тихо… — И протянул подушку: — Держи, а то в лазарете твёрдая! Всё будет в порядке.

Перчиков спрыгнул на палубу и скрылся в темноте.

— Спасибо, Перчиков, спасибо! — крикнул Солнышкин. Он обхватил подушку руками и мгновенно уснул.

В это же время, лёжа в опустевшей каюте, Перчиков составлял план, по которому вся команда должна будет работать с Солнышкиным. Голова Перчикова подпрыгивала на жёстком матраце, но это совершенно не мешало ему думать.

Завтра с утра он, Перчиков, передаст по радио концерт для Солнышкина. Федькин будет заниматься покраской трюма напротив изолятора, чтобы Солнышкин видел, как правильно владеть кистью. Бурун покажет ему вязку морских узлов.