Морг закрыт, расходитесь

Пробежав по коридору, Клон выскочил из квартиры, решив не дожидаться хозяйки - попрощаться с ней придется в другой раз. Через минуту он уже шел по улице, накинув на голову капюшон куртки.

А Марго, спустившись вниз, осторожно переступила порог. На кухне кто-то разговаривал. В комнате лежали два трупа. Клон, конечно, уже исчез.

– Ну, кто тут у меня намусорил?
– спросила Марго, появляясь перед гостями. Кивнув сестре, она тронула ногой бесчувственное тело человека с алюминиевым ведерком на голове. Сквозь крем проступали знакомые черты Максима Леонидовича.
– Развлекаетесь? Значит, все-таки не бисквитный... Вообще-то я думала, там бомба.

– Сработало не хуже, - сказала Галина.
– Не было выхода. А с теми двумя ты уже разобралась?

– Пришлось бегать по крыше, как кошка. Но один удрал.

– Внизу, в микроавтобусе, на котором меня привезли, остался ещё шофер, - кровожадно напомнила сестра.

– Девочки, может быть, на сегодня хватит?
– подал голос Косов.
– В конце концов, мы не в Чикаго. Морг сюда ещё не переехал.

– А мне улица Красных бань начинает нравиться, - добавил Адрианов. Здесь уютно. Как на погосте.

Он и Галина переглянулись, а Косов вопросительно посмотрел на Марго, словно ожидая окончательного решения.

– И все-таки будем перебираться в другое место, - сказала она, не устояв перед желанием попробовать пальцем крем с лица Максима Леонидовича.

Ночью все люди похожи друг на друга. Если они спят. Сон успокаивает их лица, отключает глаза, переводит на слабое питание мозг, не надо больше думать о курсе доллара, коварных друзьях и смысле своего бытия, наступит день - тогда все станет ясно. Но кто не спит, тот материализует свою негативную энергию. Все главные преступления совершаются глубокой ночью... В это время суток, как правило, избавляются и от трупов. Луна видит все, но умеет хранить тайны.

Юрия Шепталова везли в багажнике "ауди", Агаркова сидела за рулем, Мокроусов - сзади. Машина выехала на окружную дорогу и свернула в лес. Место было глухое, подходящее. Маленькая опушка, а вокруг серебристые ели.

– Вот здесь мне нравится, - сказала Агаркова, словно собиралась тут некоторое время пожить.

– Как вам будет угодно, - вздохнул Мокроусов.
– Можно было и в канаву возле шоссе выбросить.

– Неси из багажника лопату. Будешь копать.

– Почему я?

– Я - женщина.

– Как убивать, так она мужчина, а сейчас вспомнила, - проворчал советник, подходя к багажнику и открывая его. В руку ему вцепились холодные пальцы.

– Боря, помоги мне!
– прошептал полупридушенный эксперт.
– Вытащи меня отсюда...

– Сейчас, - ответил Мокроусов, вынимая лопату и захлопывая багажник. Валентина Даниловна! Идите сюда. Ваша работа.

Агаркова подошла и, взглянув в лицо советнику, обо всем догадалась.

– Жив, курилка, - пробормотала она.
– Ладно, иди копай...

Через полчаса яма была готова, эксперт тоже. Его свалили на дно, лицом вниз. Агаркова плюнула, поскольку молитв не знала.

– Теперь вы, Валентина Даниловна, - произнес Мокроусов.

– Чего - я?
– недоуменно уставилась дама.

– Полезайте.

– Зачем это?

– "Августин" ликвидируется. Распоряжение Горевого. Так что и концы в воду, - объяснил советник и выстрелил из оказавшегося в его руке пистолета в голову Агарковой.

– Какая недогадливая женщина, - проворчал он, снова берясь за лопату.
– Гори она в аду.

Две квартиры в доме № 10 по Онежской улице также начали полыхать приблизительно в полночь. Это были жилища Косова и Адрианова. Поджог устроили три "бойцовых петуха" из команды Бескудникова. Шеф прислал за ними тачку, страдальцев развезли по больницам: одного в травмопункт, второго - в Склиф, третьего, пучеглазого, по кличке Мухомор, в клинику к окулистам.

Сам Вадим сейчас сидел у Горевого в склере, где никогда не было понятно, ночь ли в мире, день или вообще ничто, полное безвременье, и испытывал непреодолимое желание дать кому-нибудь в морду. То ли Гоше, то ли этому Оппенгеймеру, пристроившемуся рядом со своими приборами. Во-первых, Бескудникову хотелось спать, и у него слипались глаза. Началось это тогда, когда он, разъяренный, влетел в кабинет тролля. Но желание вытрясти из него душу почему-то пропало. Он лишь вяло спросил, усевшись в кресло:

– Мне передали, что жена была здесь. Куда ты её дел?

– Отправил вместе с Максимом к Марго, - усмехнулся Гоша, выпуская колечко дыма.
– Там они заберут этих надоедливых людишек, которые нам досаждают, Косова с Адриановым, и вернутся.

– Мог бы предупредить.

– Я забочусь о твоих нервах. Кстати, страховое агентство пора ликвидировать. Хирургически. Пока опухоль не начнет разрастаться. Я отдал необходимые распоряжения.

Бескудников покосился на Панагерова, который копался в генераторе. Похоже, физик, как и Гоша, мог не спать целыми сутками и чувствовал себя от этого только лучше.

– А он что тут делает?

– Починяет примус, - ухмыльнулся Горевой и тотчас перешел к другому: В Библии написано, что дом, разделившийся в самом себе, не устоит. Это не верно. Мир устойчив лишь потому, что он разделен на коммунальные квартиры, а соседи постоянно воюют друг с другом. Им надо только вовремя подбрасывать спички. И нам пора заниматься более важными делами. От пятиэтажек к высотным зданиям, говоря образно. Хотя всякий образ должен иметь практическое воплощение.

– Да?
– ещё более вяло спросил Бескудников, так и не понимая, о чем говорит Гоша. В голове как-то нехорошо шумело, в глазах покалывало.

– Да. Мне очень не нравится один из семи сталинских небоскребов. Тот, что на Смоленской площади, - продолжал Гоша, взглянув на Панагерова и получив в ответ утвердительный кивок.
– Вообще-то они мне все не нравятся, но этот особенно. К тому же место подходящее, в частности - с сейсмологической точки зрения. Москва и так стоит на тектонических разломах, а её ещё и перекопали сверху донизу. Столько нор нарыли за восемь веков, особенно в последнее время, что ходить страшно. Того и гляди провалишься. Под нами, Вадим, пустоты, как, впрочем, и вверху. Но это уже вопрос философии. Словом, как говорили римляне, Карфаген должен быть разрушен.

– Чем тебе не угодил МИД?
– апатично спросил Бескудников и услышал свой голос как бы издалека. Но ему это было безразлично, как, впрочем, и все, что говорил Гоша. Равнодушие к себе, своим желаниям и мыслям. Туман в голове - вот что он ощущал все сильнее и сильнее. А голос Горевого, напротив, будто бы звучал прямо в мозгу:

– Внешняя политика России меня вполне устраивает. Просто здание уже выбрано, вот в чем дело.

– Торсионное землетрясение как раз подпадает под радиус действия микролептонных частиц с расстояния от нашей точки...
– начал объяснять Панагеров, но Гоша махнул рукой: