Моргенштерн (сборник)
Шрифт:
Дорога была вымощена дорогим белым камнем, привозимым откуда-то с Юга: дом Сеназа мог позволить себе и не такие траты. Доходы старого домина в последнее время опять возросли: торговля с Югом оживилась, и морские караваны приставали к берегам острова чуть ли ни каждую дюжину дней. К обычным грузам — дереву и пряностям — прибавились медь и олово Чёрного Архипелага и гонгурские набивные ткани. Судя по всему, остров благоденствует… Интересно, каков сейчас страховой сбор, и во что старый дом вкладывает средства? Антор вспомнил горы тёсаных плит в порту. Похоже, затевается какое-то крупное строительство…
Он задержался у перекрёстка. Там стояла статуя, изображающая легендарного дома Уту, некогда очистившего остров от церрексов. Герой был изваян сидящим, с ручным церрексом у ног. Согласно легенде, дом Ута, убивший дюжину
Молодой дом полюбовался статуей, потрепал по морде каменного церрекса. Потом сорвал цветущую ветку с дерева, и, прошептав "да не изгладится память о нём", положил к подножию статуи.
На дороге стали попадаться люди. Молодой крестьянин с огромной вязанкой хвороста за плечами. Стайка девушек в разноцветных лёгких платья. Путешественник с Запада, весь закутанный в белое по самые брови… По направлению к замку проскакал всадник на гнедом единороге. Благородный зверь, презрительно косясь на пеших, гордо нёс своего господина, покачивающегося в расшитом золотом седле. Антор почувствовал укол зависти, и тут же одёрнул себя: как бы то ни было, подобные чувства недостойны домина. К тому же, путешествовать лучше налегке. В конце концов, он же не Ульм Золотое Копьё, который, если верить легенде, не покидал седла. Тот даже выстроил себе огромный корабль, чтобы ездить по палубе верхом — и чуть было не погиб, упав за борт вместе с любимым скакуном… Антор представил себе, как массивный зверь с шумом обрушивается в воду, поднимая тучу брызг, и с облегчением расхохотался.
Хорошо всё-таки, что те суровые времена прошли. Он иногда задумывался, хотел бы он родиться раньше, в Середине Времён — и каждый раз приходил к выводу: нет, ни за что. Положа руку на сердце, Антор мог назвать только одно великое событие, участником которого он хотел бы быть — Утро Арбинады. Когда домины со всех концов мира собрались на Рее и сожгли на огромном костре последнее яйцо последнего дракона. На это стоило бы посмотреть.
Если трезво посмотреть на суть вещей — лениво размышлял Антор, ступая по горячим белым плитам — нынешние домины немало отличаются от своих предков, причём не в худшую сторону. Да, конечно, те исполнили свою клятву: полностью уничтожили драконов, церрексов и химер, издревле разорявших мир. Но всё-таки тогдашние нравы… Он вспомнил страшные орудия убийства, которые видел в родовом поместье в Анторе — мечи, копья, боевые топоры. Над ложем его отца висел огромный боевой топор, с чёрным лезвием, изъеденным драконьей кровью. Однажды во время упражнений мальчик попробовал замахнуться этим топором, и не смог удержать его в руках.
А ведь когда-то предок Антора, силач-кузнец по прозвищу Голубоглазый, убил этим топором огромного человекоядного дракона с острова Тэт, на котором почти не осталось жителей. За это тогдашний домин Рей пожаловал ему в ответственность селение Антор на Малой Гряде. Вообще-то освободителю было принято жаловать ту землю, которую он очистил от хищников — но времена были тяжёлые, и дом Рей предпочёл отдать остров какому-то купцу, который пообещал отстроить и заселить Тэт наново.
Наверное, это было разумно. И всё же Антор не мог отогнать от себя мысль, что он, законный потомок Голубоглазого, носит в своём титуле имя захолустной деревушки. И проистекающая из этого обстоятельства вечная нехватка средств. Почему он не может — чего уж там лукавить, именно не может! — позволить себе красивого скакуна, чтобы добраться до замка дома Сеназы верхом? Ах, как это было бы замечательно: спешился у правого крыла замка, небрежно бросить поводья мальчишке-груму! Увы. Денег у Анторов не водились, кажется, никогда. Выплаты крестьян едва покрывали расходы, к тому же и страховые случаи наступали с удручающей регулярностью: примерно раз в дюжину лет случалась засуха, опустошавшая его казну. Бытовала, правда, легенда о каком-то кладе, зарытом в родовом владении: якобы Голубоглазый нашёл в логове дракона сокровищницу и утаил
её. Искать клад пытались почти все предки Антора. Дед молодого домина, потратив немало времени и средств на его розыски, влез в долги — и однажды не смог вовремя выдать крестьянам страховые выплаты за ураган и неурожай. Инцидент уладили с трудом — пришлось унижаться, просить о помощи Белый храм и казну Сословия…Сзади снова раздался стук копыт: с малозаметной тропинки на дорогу выехал новый всадник. Погружённый в свои мысли Антор обратил на это внимание, лишь когда ездок с ним поравнялся. Тогда он поднял глаза и замер, поражённый красотой животного: то был огромный белый единорог. Голову благородного зверя венчал плюмаж из блестящих синих перьев неведомой птицы. Единорог гордо потряхивал головой, кончики перьев вздрагивали.
Всадник в голубых одеждах возвышался в седле, как башня. Блестящие пряжки на плечах горели нестерпимым медным блеском. Широкополая шляпа скрывала лицо.
Ездок свесился с седла и близоруко прищурился.
— Олле, Антор! Неужели это ты?
— Олле’ла, дружище! — обрадовался Антор.
Он узнал его: то был дом Турн, его старинный знакомец по годам учения в Гонгуре. В ту пору дом Турн слыл молодым богатым бездельником, известным не столько успехами в учёных занятиях, приличествующих молодому домину, сколько дерзкими выходками, в коих Антор охотно принимал участие. Худой и гибкий, он вместе с рослым и ширококостным Турном составлял отличную пару, всегда готовую к рискованным ночным похождениям. Однажды они забрались в алтарь храма Жёлтой богини и до полусмерти перепугали почтенных жриц. В другой раз Турн с Антором на плечах за ночь обошли всю Медную улицу и перевесили все наддверные вывески, за что впоследствии получили изрядный нагоняй от наставника… И, конечно, женщины: Антор не припоминал ни единого случая, когда Турн ночевал бы в своей постели. Да, это было весёлое время.
Потом судьба сталкивала их довольно часто. В этом году они, однако, ещё не виделись: ходили даже слухи, что дом Турн забросил развлечения и всерьёз занялся математическими науками.
— Удачно мы встретились! Составишь мне компанию? Садись ко мне, — Турн наклонился к уху единорога и что-то шепнул. Умный зверь осторожно встал на колени, позволяя новому седоку взойти к себе на спину.
Антор немного подумал, потом сел спиной к Турну. Упёршись плечами в широкие лопатки друга, он приготовился смотреть на убегающую назад дорогу.
— Ну что? Рассказывай! — Турн был, как всегда, нетерпелив. — Говорят, у тебя новая любовь? Собирать ли нам золото на твоего наследника?
— Если я когда-нибудь вознамерюсь продолжить род, я сам заплачу материнский выкуп, — Антор стиснул челюсти, — пусть даже это будет простая крестьянка. Прости, но ты знаешь, как я к этому отношусь.
— И ты меня прости, — дом Турн, извиняясь, понизил голос, — я не имел в виду ничего дурного. Просто молодой Уон с Рея — помнишь ли его? — так вот, он прилюдно объявил, что желает продолжить род, и непременно от домины Фиоры.
Антор невольно присвистнул.
— Домина Фиора так богата, что может уже не думать о материнских деньгах, — сказал он. — Я думал, она давно перестала рожать.
— Все так думали… Но ей заблагорассудилось снова иметь потомство. Они сошлись на пятидесяти двух дюжиандах золотом за девочку, и семидесяти шести — за мальчика.
— За такие деньги я сам готов родить, — не удержался Антор.
— Не ты один, дружище! Но природа не одарила нас теми частями, о которых так интересно рассказывала госпожа Керина на уроках анатомии, — Турн разулыбался, видимо, вспоминая молодые годы и высокоучёную госпожу Керину: уж её-то анатомию он изучил досконально.
— Так или иначе, Уон стал искать деньги. К сожалению, он не домин, и наш кредит ему недоступен. У него было пятьдесят дюжианд из собственных средств. Он собрал ещё дюжину, и решил рискнуть. Домина Фиора сошлась с ним и совершила зачатие. Сейчас она на седьмом месяце, и жрецы Жизни сходятся на том, что это будет мальчик. Мы собираем недостающие средства для Уона, ведь он наш друг, и мы не можем допустить позора…
— Я ничего не могу дать, — помрачнел Антор, — прости, но мои сбережения на исходе. Я не знаю, чем буду платить своим людям, если случится большое несчастье. Сейчас я уже с трудом покрываю текущие страховые случаи… Но я найду дюжианду-другую серебра, хотя мне это будет тяжело.