Моргейн

Но он выбрал идти с ней.

Когда Вейни вернулся к мужчине, тот сидел, опираясь спиной о дерево, и глядел на него намного более настороженно, чем раньше, глаза следили за каждым движением — грязная жалкая фигура, вот кем стал их гость при свете дня, с носа на белые усы падали капли крови, катились вниз на всклоченную бороду, на лице грязные разводы и шрамы, высохшая кровь на волосах и виске — напоминание о предыдущей ночи, решил Вейни. Скорее всего этим утром болели и руки пленника.

Но развязывать свои лодыжки он не стал. И съел каждый кусочек лепешки и бекона, вплоть до последней крошки. И что-то еще было в его лице, как если бы съев завтрак он почувствовал, что есть на что надеяться, хотя по-прежнему сильно сомневался в этом.

— Я расскажу тебе, — сказал Вейни, садясь на корточки перед ним и кладя руки на колени, — кто я такой. Я не держу на тебя злобы. Человек в темноте и охваченный лихорадкой — может делать самые странные вещи. Я думаю, что прошлой ночью все так и было. С другой стороны если ты выкинешь еще какую-нибудь глупость, которая будет грозить моей госпоже, я не колеблясь сломаю тебе шею. Ты понял меня?

Человек не ответил ничего. Совсем. Только усталые голубые глаза сверкнули из-под спутанных волос, и от его зловония было трудно дышать.

— Мне кажется, что ты воин, — продолжал Вейни. — И не хочешь быть грязным и сумасшедшим. Поэтому мы сейчас спустимся вниз к воде, я дам тебе масло и целебную мазь, и помогу привести в порядок твое лицо, чтобы миледи могла поглядеть на тебя. Ну, ты понял меня, парень?

— Понял, — слабым голосом ответил пленник.

— И еще, ты должен знать, — сказал Вейни, вынимая Клинок Чести, короткий ритуальный меч, всегда висевший у него на поясе, и начиная распускать узлы веревки на ногах человека, — миледи очень хорошо стреляет из своего оружия, которое тебе лучше не видеть. Это на случай, если тебе захочется на меня напасть. — Он развязал последний узел, снял кожаный ремень и убрал его к себе в свой пояс. — Готово. — Потом осторожно коснулся распухшей правой ноги пленника. — Да. Это воспаление до добра не доведет. Ты можешь ходить? И как тебя зовут, парень?

— Чи.

— Чи. — Вейни встал, взял его за руку и поставил пленника на ноги, придерживая его так, чтобы весь вес приходился на левую ногу. — А меня Вейни. Нхи Вейни и также Кайя, но Вейни вполне достаточно, если мы не в зале замка. Вот так. Пошли к воде. Предупреждаю тебя, она холодная. Я бы тебя вымыл прошлой ночью, вместе с твоей одеждой, но так уж получилось. Давай, быстрее. Я спущу тебя вниз к воде. Я обязательноспущу тебя вниз к воде — или твое тело. Ты слышишь меня?

Судя по мгновенному блеску в глазах мужчины, в его голове промелькнула мысль о побеге; но потом, судя по всему, его мысли резко изменились, во взгляде мелькнул страх — этот самый Чи явно не дурак. Но Вейни отошел от него, вернувшись к костру за своей сумкой.

— Поосторожней с ним! — резко сказала Моргейн, когда Вейни наклонился к своему мешку, лежавшему рядом с ней. Ее глаза не отрывались от пленника. Но он и не сомневался в этом, поворачиваясь к пленнику спиной.

Вейни пожал плечами, на мгновение присел и встретился с ней взглядом. — Ты сказала, чтобы я действовал так, как хочу.

— Не глупи.

Он глубоко вздохнул. Она освободила его, ненадолго, а сейчас опять хочет сковать по рукам и ногам. Обычно она так не делала, и его больно кольнуло. Ясно, что ее что-то тревожит, быть может волнуется за него. — Лио, истощенный человек, хромающий на одной ноге и ниже меня ростом, ничего не может со мной сделать. Да еще при свете дня. И когда ты не сводишь с него глаз.

— Мы не знаем этот мир, — прошипела Моргейн. — И мы ничего не знаем его возможностях.

— Никто и ничто не пришло к нему на помощь на вершине холма.

— Ты слишком самонадеян! Все может быть. В чужом мире невозможно предвидеть все. Мы до сих пор не знаем, кто он такой.

Ее страстность вселила в него сомнение. Он укусил себя за губу и выпрямился. В любом случае он не спускал глаз с человека, за исключением нескольких мгновений, когда говорил с ней; но, похоже, это пустая отговорка, только для того, чтобы поспорить, тем более, что она прошлой ночью уже просила его быть поосторожнее. Кроме того он и сам пришел к такому же мнению. Бывали случаи, и не раз, когда он спорил с Моргейн, но сейчас не то время: они рискуют потерять пленника.

— Обещаю, — сказал он. — Но пока я с ним не спускай с меня глаз. Пока ты меня видишь, все будет хорошо.

Он выбрал одно из своих одеял, которым пользовался, чтобы обсушиться, взял свою седельную сумку. Потом он спустился с холма, задержавшись на мгновение только для того, чтобы ласково потрепать Сиптаха по плечу: огромный серый и белая Эрхин паслись на травянистом склоне, настороженно поглядывая по сторонам.

Не слишком-то честно использовать спрятанное оружие, одновременно претендуя на благородство; но Моргейн — как она сама сказала — не собиралась давать пленнику и тени возможности. Не слишком-то честно, тоже, испытывать перепуганного насмерть человека, искушать его возможностью побега, проверять намерения: вполне достаточно держать его под надежной охраной, чтобы спасти ему жизнь. И, может быть, жизнь многих других.

Но человек никуда не побежал — пока Вейни говорил с Моргейн и шел по дальнему склону холма, он удовлетворил свои естественные потребности, и, хромая, спустился вниз к воде, и все это время он не осмелился исчезнуть из их поля зрения или затеряться между ветвей. Это обнадеживало. Дойдя до края ручейка Чи с трудом, преодолевая боль, наклонился и стал пить.

— Помойся, — сказал Вейни, бросая на траву позади него свернутое одеяло. — Я посижу здесь столько, сколько тебе надо.

Чи не сказал ничего. Он только сел на берегу, наклонил голову и начал неловко расстегивать застежки, снимая с себя грязную, задубевшую кожаную одежду и кольчугу; часть за частью на траву ложились странно выглядевшие куски брони.

— О, Лорд в Небесах, — прошептал Вейни, которому чуть не стало плохо от этого зрелища — но не в меньшей степени его впечатлило поведение сидевшего на траве человека, полностью пришедшего в себя, который, несмотря на дрожащие руки, крепко сжатые зубы и панику во взгляде, несмотря на оставшиеся на теле следы суровых испытаний — длинные глубокие раны, давно нагноившиеся и глубоко впившиеся в плоть — не издавал ни единого стона. Была ли броня плохо подогнана, но она терла, появились раны, в которые проникла инфекция, вызвав нагноение и лихорадку. Какими бы маленькими эти раны не были вначале, может быть даже укусами насекомых, сейчас они все загноились, и когда Чи снял нижнюю рубашку, полностью избавившись от кольчуги, на ней остались клочки кожи.

Да, этот человек сидел там на верхушке холма не день и не два. Там, на холме, случилось что-то значительно более ужасное, чем они решили, и человек сидел сейчас, дрожа от глубокого шока, пытаясь невозмутимо справиться с тем, чему могли помочь только целитель или священник.

— Парень, — сказал Вейни, вставая и подходя к нему. — Я помогу.

Но мужчина дернул плечом, ожидая, судя по всему, что враг уберет с него руку. Вейни какое-то время размышлял — возможно он боится грубых движений, а возможно, только Небеса знают, его обычаи запрещают незнакомцу касаться его. Вейни опять уселся на корточки, положил руки на колени, и, чтобы не потерять самообладание, закусил губу, пока Чи продолжал, двигаясь неловко, как старик, снимать с себя кожаные штаны, время от времени останавливаясь, побежденный болью, которую больше не мог терпеть. Потом начинал сначала.