Морис

Альянс посчитал, что им объявили войну. Но, по сути дела, это они объявили войну миротворцам. Морис мечтал нести мир. Он никогда не думал воевать, ведь он мирный воин. Ради своих зверей он был готов на многое, но воевать с целой военной машиной, один, против всех, это сумасшествие, это нереально, невозможно. А часто ли он себе говорил это слово, «невозможно»? Никогда. Все возможно, надо только захотеть и поверить. Он стоял и смотрел на развалины корпусов и тихо, плакал. Уцелевшие сотрудники тушили и помогали раненым. Что он мог сделать, ну что? Был гнев, злость, ненависть. Да, пожалуй, все это преобладало в нем сейчас, но дать силу эмоциям – значит признаться в поражении. Сейчас он не мог действовать, не имел права. Морис один мог дать отпор, остальные миротворцы были юными, неопытными. Да и какие они воины? Художники и математики, девчонки и мальчишки. Он не готовил их воевать, хотя они проходили обучения. Но это разве что для самообороны и для борьбы с браконьерами, но не с армией.

В тот день Морис эвакуировал всех сотрудников миротворческого корпуса. Всех учеников он перебросил в логово зверя. Здесь спокойней. Все же, это другая страна, одна из самых влиятельных и сильных на мировой карте. Он затребовал сообщить, кто нанес удар и откуда. Они не могли ему отказать, поскольку уже знали результат вторжения. дали точные данные авиабазы и местонахождение авианосца.

Нани еще давно предложила создать рыцарский орден миротворцев, но Морис отказался от слова рыцарь, оставив только орден миротворцев. Но быть рыцарем он всегда мечтал. Еще с детства ходил с палкой в руках, представляя, что это меч правосудия. И теперь у него на столе лежал его собственный меч. Он заказал мечи в комплекте из трех штук: для первых, кто взлетел в небо, для себя, для Ионы и Дул. Это были красивые мечи, не бутафорские, которые обычно вешают на стенку, а боевые. Прекрасная сталь, гибкие и твердые, рукоять с привязью, чтобы не потерять его во время боя. Это не обычный меч, а самый первый меч миротворца.

Еще несколько лет назад Морис экспериментировал с энергией других материалов. У дерева оказалась, как бы лучше сказать, сухая, но живая энергия. У стекла – пустая, у воды – всепоглощающая. Иное дело обстояло со сталью. Он смог добиться, чтобы она светилась как лампочка, и в то же время, сталь не плавилась. Как ни странно, метал не нагревался. Просто вокруг метала образовывалось что-то вроде оболочки, как у яйца скорлупа, и эта скорлупа светилась. Она не была прочной. Морис мог легко пройти пальцем сквозь нее. Но оказалось, что только он может проходить сквозь эту оболочку. Если он прикасался железкой, вокруг которой было данное свечение, любой, буквально любой предмет, не важно из чего был сделан, просто прорезался. Морис экспериментировал с бумагой, бетоном, сталью. Все резалось, как будто их и не было. Он проводил медленно или быстро, совершенно не важно. Да, сопротивление было, но незначительное. Иона и Дул пытались создать подобное свечение, но у них не получалось. Однако, они спокойно могли брать в руки и пользоваться предметами, которые Морис заряжал, и они не приносили им вреда. И тогда Нани, она всегда предлагала гениальные идеи, предложила Морису зарядить, как бы включить клинки этой защитой. Он так и сделал.

Клинок тускло, еле заметно светился. Но стоило взять его в руки, как он вспыхивал и начинал гудеть как трансформатор. Но на этом Морис не остановился. Он смог представить, что клинок растет, и пламя дуги увеличилось. Так он смог удлинять клинок до десяти, а порой и более метров, и эта дуга с легкостью рассекала стальные и бетонные блоки толщиной более метра, на большую толщину он не проверял. Взмах клинка, звук хруста смешивался с треском, и огромная глыба медленно, нехотя соскальзывала под углом и с грохотом валилась на землю.

Это было страшное оружие. Кроме как уничтожать оно ни на что не годилось. Морис испугался его силы. Нет, не то, что он кому-то навредит, а то, что если кто-то научится создавать его искусственно. Именно это его и страшило. Это оружие, которому нет равных.

Морис зарядил еще два клинка и преподнес их своим детям. Он обратил внимание, что клинок слушался только того, кто первый взял клинок. Почему так происходило, он не совсем понимал. Наверное, когда он заряжал клинок, то заряжал его первичной энергией. Она похожа на холодную плазму. Но, когда к нему прикасается миротворец, только миротворец, он кодировал плазму под свою энергетику, а энергетика у каждого своя, как отпечатки пальцев, как ген человека. И тогда клинок служил только этому рыцарю. Да, теперь миротворец с клинком представлял из себя рыцаря.

Иона – это первый ученик Мориса. Она уже выросла и во всем ему помогала: обучала первые классы. Она умела почти все то, что умел ее отец. Он не скрывал от нее своих знаний. Он хотел как можно больше дать ей, чтобы учение миротворцев прижилось, стало новым шагом для человечества.

Это был его первый бой и первая смерть. Морис накинулся на авиабазу, откуда изначально взлетели самолеты альянса, а после бомбардировки вернулись на авианосец. Он не стал вступать в переговоры, а просто рассек с десяток истребителей, что так мирно стояли у взлетной полосы, готовые к вылету. А после приступил к уничтожению складов с боеприпасами. Аэродром загудел, как улей. Завыли сирены, побежала пехота, помчались в разные стороны бронетранспортеры. Все полыхало, ревело. Он разворошил осиное гнездо. Они ударили по нему с такой силой, что с первой волной, несмотря на защитную сферу, ему пробило легкие и ногу. Он не мог остановиться. Он должен был все уничтожить. Они начали, а он закончит. Несмотря на свое ранение, он метался от здания к зданию. Его клинок даже днем был прекрасно виден, он сверкал как молния, вонзался в строения. А после ничего не осталось, только развалины. Подрезанные колонны зданий косились, опускались, тянув за собой перекрытия. С треском ломалась крыша и бьющиеся стекла осыпали все вокруг. Морис как смерч пролетел вдоль строений, за ним не осталось ни одного целого здания, одна разруха. Пулеметы выплевывали свинец. Куда стрелять? Цель только одна. Лишь бы ствол был повернут в сторону Мориса. Сфера принимала шлепки. Только и было слышно, что «шлеп, шлеп, шлеп, шлеп, шлеп, шлеп…». Так вонзались пули в его единственную защиту. Но некоторым пулям удавалось прорваться и вонзиться в его человеческое тело. Он не ощущал боли. Он только чувствовал, что силы уходят, сфера тает и уже нет сил оторваться от бетонных плит. Оставалось немного и все будет кончено.

Иона слишком поздно узнала, куда улетел ее отец. Она прилетела, когда они, окружив его как шакалы, расстреливали прямой наводкой из пулеметов. Сфера еще держалась.

Женский гнев бывает беспощаден и безрассуден. Она набросилась на них, как взбешенная кошка, у которой забрали котенка. На мгновение она потеряла рассудок. Иона рвала машины, швыряя их на десятки метров. С шипением в глотке набрасывалась на отряд осаждающих. Через минуту не осталось никого, кто мог бы самостоятельно подняться с земли и покинуть поле боя.

Она обняла Мориса. Она не плакала. Прижала к себе окровавленное тело отца, умирающего наставника, встала и мгновенно скрылась за облаками. Правительство ее страны уже знало, что случилось, но потерять миротворца оно не могло себе позволить, поэтому Нани выдали координаты больницы. К ее прилету все были готовы к операции, хотя еще даже не знали, что делать.

Иона, также как и Морис, готовила себя к мирной жизни. Она никогда не представляла себя в виде воина, в виде разрушителя. Но гнев стер все границы, она не смогла себя сдержать. Так больно было на душе, что слезы уже не текли. С черным сердцем она рухнула на авианосец, на тот, куда скрылись бомбардировщики. Их система защиты даже не успела включиться. А персонал, что был в тот момент на поле, вообще ничего не понял, только громкий хлопок и удар о стальное покрытие. Увидев ее, все стали разбегаться.

Футболка и шорты (в них она покинула заповедник) были в черных, уже засохших пятнах крови. Руки испачканы, а на лице остались следы слез. Он пошла к командной вышке, крича и требуя немедленной капитуляции, она знала их язык и поэтому специально говорила на нем, чтобы там наверху, за бронированными стеклами, ее поняли. Иона остановилась в десяти метрах от стальной глыбы. Огромный плавающий город, задача которого только одна – уничтожение, смерть. А если уничтожить этого монстра, поступит она плохо или хорошо? Она не успела подумать над своей дилеммой. Что ей делать? Она хотела только быть здесь и посмотреть в эти самодовольные лица. Ведь ни она ни ее отец, ни ученые ничего плохого им не сделали.

Со всех сторон стала выбегать морская пехота с автоматами и пулеметами. Муравьи в зеленой форме. Только Иона решила повторить свои требования, как раздался шквал выстрелов. Все засвистело и задребезжало. Она даже не думала создавать сферу, но благодаря тренировкам, сфера автоматически за сотые доли секунд образовывала непроницаемую броню, как только Ионе что-то угрожало.

Иона выпрямилась, вытянула правую руку, завела ее через шею за спину и вынула свой клинок, клинок рыцаря. Он слабо светился голубоватым оттенком. Пули с хлопками вонзались в сферу, расплющивались и падали на палубу. Она спокойно взяла клинок, прижала лезвие ко лбу и прошептала три слова – я тебя люблю. В следующую секунду клинок вспыхнул и выбросил в небо пятиметровый факел. Иона подпрыгнула и со всего размаху нанесла скользящий удар по стальной рубке корабля. Лезвие прошло сквозь обшивку, будто ее и не было. Потом она резанула по рубке еще и еще раз, теперь факел клинка был огромен. Она могла практически стоя на месте резать все кругом. Атакующая ее морская пехота куда-то скрылась, Иона разбежалась и спрыгнула с корабля, но она не намерена была его покидать. Плазменный клинок легко вошел в борт и поплыл вниз к воде. Она летала то вверх то вниз, никто ей не мешал кромсать эту плавающую железяку.

Она крушила. Где-то там в утробе этого монстра что-то клокотало, рычало, надрывно ревело и выло. Вдруг он затрясся, Иона быстро отлетела, и в этот момент раздался взрыв. Из распотрошенного бока вырвалось пламя и, засвистев, полился алый дождь. Зверь был ранен, но не убит, и Иона снова бросилась в атаку. Уже с другого борта, вонзив как можно глубже клинок, вырезала кусок за куском. Она его линчевала. «У тебя нет права на существование», твердила она, продолжая хлестать факелом по его бортам. Как долго она это делала, уже никто не знает. Изредка в нее стреляли, пытаясь отмахнутся как от осы, которая продолжала и продолжала жалить. Но повреждения были значительными, и уже через какое-то время все бросились бороться с последствиями ее атаки. Авианосец стал кренится на бок, самолеты заскользили и повалились за борт. Чуть позже корабль затонул.